“Умные вымирают, глупые размножаются”. Дробышевский о тайнах эволюции и важности изучения прошлого

ruticker 04.03.2025 15:25:11

Текст распознан YouScriptor с канала Даниил Смирнов

распознано с видео на ютубе сервисом YouScriptor.com, читайте дальше по ссылке “Умные вымирают, глупые размножаются”. Дробышевский о тайнах эволюции и важности изучения прошлого

Я вот более чем уверен, что если бы эту царапольку нашли где-нибудь в Германии, у нас бы все средства массовой информации рубили про это каждый день: "Немцы нашли!" Ну, потому что это прецедент был, когда нашли фалангу какого-то большерота. Там намного всё тупее, примитивнее, и все наши средства массовой информации озвучивали эту находку, этой фаланги, потому что вот в буржуйский рассказывать у нас нашли гораздо круче. И вот сколько мы бегаем по всем журналистам, хоть бы кто вообще понял, о чём речь. Станислав, я с благодарностью начну сразу, потому что кроме того, что нашли время, пишем в Брянске, ещё и в почти 12 ночи после трудного дня. Личный вопрос: часто ли такое бывает вообще, такие плотные дни? Каждый день постоянно? Да, ли честь общаться. Вчера с Марией, которая занимается той самой находкой, о которой поговорим позже, но хочу начать с фундаментального вопроса. **Э** в общении, она пробросила: "Изучение предков очень помогает двигаться вперёд, но большинство людей не понимают важность изучения прошлого." Как вам кажется, почему? И вот если можно простым тезисом: почему важно изучать историю? И тем более интересно от вас это услышать. Кроме того, что антрополог, у вас было там десятки экспедиций. Почему важно помнить, что было до нас? Ну, потому что с помощью знаний о прошлом мы можем построить будущее. Если мы будем знать, как предки косячили, мы можем не повторять эти ошибки. А если мы будем знать, какие стратегии приводили их к успеху, мы можем сами делать что-то успешное. Ну, это такие довольно банальные вещи: зная прошлое, мы знаем будущее. Если мы не знаем прошлого, мы будем наступать на грабли каждый раз одно и то же. Зачем нам это надо? Поэтому надо знать прошлое. **То по сути**. Ну и кстати, ещё есть философский момент, потому что человек устроен так, что он хочет иметь какие-то корни. Даже если, не знаю, какой-нибудь там человек одинокий в каком-нибудь доме, выросший, да вообще никакой родни не знает, он всё время пытается найти каких-то своих. Мы существа социальные, и мы хотим знать социум, как современный, так и откуда мы взялись. Либо мы придумываем каких-то мифологических предков, да, там мы все дети, не знаю, там Великого кабана, вот. Либо мы их знаем настоящих, но настоящие всегда приятнее, чем мифологические. Вот поэтому хорошо бы знать это самое прошлое. Есть очень интересная теория о том, что люди, которые знают своё прошлое и изучают историю семьи поколений, живут более счастливую жизнь. Более такие они, более социализированы, они в курсе, во что происходит, кто свои, кто не свои, они чётче определяют приоритеты, ну и строят всю жизнь адекватнее. Да, да, и в этом плане тоже говорили с исследованием, что в этом плане меньше всего повезло людям из детдома, потому что как-то абсолютно не знаешь, что было до, очень тяжело сформулировать вектор будущего, то есть что тебя ждёт дальше. А давайте к Хотылёво. Невероятное место, и это удивительно, что договариваюсь с вами о подкасте. Мы по сути ощутили здесь, в Брянске, в чём уникальность памятника Хотылёво, то есть в чём главный интерес этого места. Ну, на самом деле памятники с такой древности все уникальные, если честно, потому что банально мало у нас со времён неандертальцев до нас дошло. Очень немного информации. Тем более на равнинах памятников открытого типа на русской равнине неандертальских, ну их там на одной руке пересчитать. Вот и Хотылёво он ещё и самый северный памятник. Ну, если про неандертальский Урал есть и всё. А здесь северные они технически быть особо не могли, потому что там ледник лежал. Здесь есть не только неандертальцы, Хотылёво прекрасна. Хотылёво — первое неандертальское, а потом у нас есть и мезолит, и неолит, и бронзовый век, раннежелезный, позднейжелезный, средневековье. Там всё что угодно. То есть когда на маленьком клочке, там, ну на 2 км берега, есть все времена, там с 90.000 лет назад до современности, это вообще очень мало где в природе такое имеется. Вот, а чуть подальше, там в пределах 6 км, ещё целая куча памятников, там Бетово какое-нибудь. Ну, то есть просто это богатейшее место. Ну, потому что, видимо, какое-то очень удачное. Здесь, во-первых, не разрушались слои, это уже само по себе прекрасно. А во-вторых, ну как-то хорошо жилось, видимо. Речка течёт, поля какие-то, там леса и реки, и людям здесь всё время было намазано. Ну, там с какими-то перерывами, понятно, но тем не менее. И практически нигде такого нет, чтобы вот всё было так сконцентрировано. И геология прекрасная. У нас, допустим, над вот этим неандертальцем разрез 15 м высотой, а местами там и под 20 м, который непрерывный осадка накопления за 90.000 лет. Вообще таких мест, где бы вот весь листон поздний, да, был представлен в одном разрезе, ну особо-то как бы и нет. Вот, а у нас есть. Это в общении с Машей я узнал уникальную для себя вещь, потому что я человек далёкий от науки изучения прошлого, и она мне сказала, что есть слои, да, вот то, о чём вы говорите, и есть колоссальное количество разных учёных, которые изучают разные аспекты в одной и той же локации. И задача, да, для того чтобы сложить верный портрет, найти соответствие, найти сопоставить разные научные. Там есть огромное количество, да, там названий, там трасология, да, там ещё что-то. А очень интересно человеку, не погружённому, как это работает. То есть как все эти группы учёных, которые работают по сути на одной локации, создают вот такие. Мария привела пример, что это в каком-то смысле трёхмерные шахматы. То есть это такое наслоение истории. Вот и задача учёных — не перемешать слои, не попасть и там найти что-то здесь и понять, к какому слою это относится. Как это вообще работает в действительности? Ну, так работает, что раньше науки развивались более-менее как-то независимо друг от друга. Ну и в каши где-то местами, да, но скорее как бы археологи изучали камни, почвоведы какую-нибудь почву, да, там зоологи — фауну. А теперь это всё работает в комплексе, потому что древние люди жили не орудиями, они жили в некой среде. Был определённый климат, были определённые зверюшки. И после этого ещё много происходило. Поэтому, например, геологи нам описывают разрез и вот говорят: "Здесь было болото, а здесь была река, а здесь было озеро, а здесь ветер дул очень сильный, надува что-то такое, лёвы какие-нибудь отложения." И вот у нас вся история за эти 90.000 лет, и мы знаем, что происходило при неандертальцах. Что, например, там климат был как в Якутии сейчас. Ну вот, ну и вот геологи это могут сказать, а археолог такого не скажет. А археолог видит камни, а зоолог видит кости, и мы знаем, что они охотились на таких-то зверей, там на мамонта, например, да, или там лошадь какую-нибудь. Ну вот, нашли неожиданно рыбу, которую там никто особо не ожидал, хотя в принципе берег реки, конечно, так-то вроде и логично, но это в культурном слое. О неандертальцы рыбу вообще не были склонны ловить, а вот наши ловили. Вот и если бы не было зоологов, ну и никто бы на эту рыбу внимание может не обращал. Ээ, а можно ещё изучать там пыльцу какую-нибудь древнюю. Вот трасология — это тоже археологи, но специфические археологи делают это повреждение на каменюках и всяких костях, чтобы понять, как использовали эти орудия. То есть вот у нас есть какой-нибудь там кальмир, да, это ножик такой неандертальский, им резали, им тыкали, им там скоблили, ещё такое делали. И вот если резали это мясо, дерево или там ещё что-то, это можно узнать, ну там кожу, например. Ну вот, а изучая эти повреждения и проводя эксперименты, то есть берём современные камни, берём современную шкуру, там не знаю, мездь её и смотрим, какие следы на камне, и делаем, да, вот таким-то древним. Ну, сравнивая, да, древней и современной образец, этим мездом, а этим мясо резали. Вот это такая информация, которую мы иногда получить иначе не можем. Ну вот, например, такая трасология даже не рабочего края, а основания этих самых орудий. Именно вот в том числе Хотылёво показало, что многие из них были с рукоятками. Вот из формы самого камня это не видно никак вообще не следует. Ну вот, а затёртости на основании, там, где были привязаны эти самые рукоятки, вот показывает, и можно даже догадаться, как они были креплены: или верёвками, или шерстью, или там ещё чем-нибудь, там, Бог его знает. Вот это можно определить. Вот это не просто, для этого надо очень много работать, но в итоге можно и, собирая все вот эти кусочки мозаики, вот немножко от фауны, немножко от флоры, немножко там, пятая-десятая, да, от климата, температуры прочего, мы рисуем всю эту картину прошлого вместе и понимаем, почему неандертальцы тусовались здесь, что им вообще было надо, почему они делали так, а не иначе, почему, например, неандертальцы в таких условиях делали так, а кроманьонцы пришли через 20.000 лет и делали вообще по-другому, а климат вроде бы тот же, а поступали совсем иначе. Вот, ну для этого мы подтягиваем ещё там полгеографию, да, смотрим, откуда они там притащили, вот, сравниваем разные стоянки, потому что, ну, одним Хотылёво мир не ограничивается, и видим, что, например, ну, Хотылёво, там, оно древнее, а рядом есть Бетово, пря 30.000 лет назад. Это самые поздние неандертальцы на планете Земля, если что. Ну, там ещё есть такие же примерно в других местах, но это вот край земли. А в это же самое время где-нибудь в Костёнках, в Воронеже сидели кроманьонцы. И вот у нас есть синхронные, да, кроманьонцы там, неандертальцы здесь. Но эти убежали на край земли. Ну, они раньше тут, конечно, сидели, да, но вот здесь они сохранились, по крайней мере. А там уже неандертальцев вытеснили кроманьонцы к тому моменту. И когда мы всё это вместе собираем, у нас, собственно, история и получается. И мы видим, что вот в такое-то время, в таком-то климате такие-то люди делали такие-то действия, а потом что-то там поменялось, и вот стало там в другом месте другие действия. И вот эта взаимосвязь, она такая хитрая, многомерная, сложная. Ну вот, как да, трёхмерный пазл, как вот эта хорошая аналогия, и вырисовывается такая суперкартина прошлого в динамике. Самое главное, что оно менялось, потому что, ну, история — это движение, это не отдельная картинка стационарная, а это вот как бы процесс взаимовлияния самых разных аспектов. Часть из них мы не можем установить, ну нет у нас данных, да, но по обрывкам что-то восстанавливается. И чем больше технологии, чем лучше они развиты, тем больше мы таких аспектов. Ну вот про рукоятки, да, ещё там 10 лет назад вообще никто ничего не знал, а теперь мы знаем. Ну, не то чтобы прям в подробностях, но вообще хотя бы знаем. А с помощью чего это стало понятно относительно рукояток? Ну вот, я говорю, на основании орудия есть шлифованная, которая образуется при трении об рукоятку. То есть деревяшка, она как бы там ни была прикреплена к камню, она немножко будет двигаться. Ну и если там определённое количество раз, там, пользоваться этим ножиком, там, это видно глазом, это не видно, понятно, это микроскоп всё разглядывает. Вот, делаются современные ножики, там, с костяной рукояткой, с деревянной рукояткой, не знаю, там, с кожаной какой-нибудь рукояткой, да, что угодно можно придумать, там, разные деревяшки, там, плотная древесина, не плотная древесина, привязываем там разными способами, приклеиваем разными клеями, используем всё это дело, смотрим, на каких камнях в зависимости от рукоятки крепления что получилось, сравниваем с древними образцами и видим: вот здесь была там берёзовая рукоятка. Я вычислил удивительное сравнение, что трасология, которая опоздала на место преступления, да, ну это обычно не про трасолог говорят, а про антропологов, кстати говоря, палеолог. Вот, ну про трасолог это не очень в тему, потому что они не про преступления. Преступление — это палеологи, это когда вот там дырка в голове и там, да, преступление, и вот развеют там спустя 50.000 лет. А трасология, они просто как бы бытоописательная, но только такая вот с древностью связанная. То есть я могу прийти в чум какого-нибудь эвенка, да, и посмотреть: вот у него здесь котелок, здесь костёр, здесь лежанка, тут ещё что-нибудь, там, ножик в ножных. Вот, а можно прийти в жилище неандертальца с древностью 90.000 лет и увидеть, что здесь у него был костёр, здесь у него лежали шкуры, и он там ещё что-то делал. Ну, а что-то и нельзя. Вот, ну, где шкуры иногда можно, иногда и нельзя. Вот, ну иногда можно, на удивление. Вернёмся к находке актуальной, да, о чём мы общались с Игорем, да, о чём общались с Марией. Та самая косточка, судя по всему, как мне сказала Мария, мы не можем сказать точно, чья косточка, вероятно, мамонта или какого-то другого большого животного. И почему они сделали такой вы? Потому что они сделали буквально исследование, они взяли кость лося, сделали похожие действия и пришли к тому, что это вероятно кость какого-то крупного рогатого животного, там, по размеру видно, что. О, в чём, опять же, вот для меня, человека, который не разбирается, вот простым языком, в чём уникальность этой находки, в чём уникальность этого артефакта? Уникальность в том, что это самое крутое искусство неандертальцев из всех известных искусств неандертальцев. А всего искусство неандертальцев известно, ну, штук 20, наверное, на планете Земля. Вообще это не то, что там в России, да, на планете Земля. АСО, ну, там с какими-то совсем сомнительными вариантами, ну, 40 наберётся, да, когда там какие-нибудь монопо там принесённые прикольные. Ну вот, то есть их вообще считанные количество, вообще вот в принципе на планете. И за вот там 150, там, 200, уже почти лет изучения неандертальцев, круче искусства никто ещё никогда не видел. То есть вот со времён, там, не знаю, прямо открытия этих неандертальцев в середине XIX века и до сих пор никто не видел искусство круче. Есть примеры, когда, допустим, параллельные царапки, есть примеры какие-нибудь там более-менее круглые пульки. А на нашей туле есть и круглые, и параллельные, и шри, и трешки. И вообще это очень похоже на какую-то фигуру. Ну, там можно долго гадать, что вообще имелось в виду. Можете не было там никакой фигуры, запросто. Вот, но мне, например, там мерещится мамонт, а кому-то может там помереть бизон, а кому-то кабан, а кому-то носорог. Ну и уже само вот, э, вот возможность увидеть там многое, она уже прекрасная. И что-то видел неандерталец. Может, он там берёзу рисовал, может, сам себя, как бы, больш вопрос, но по крайней мере это некой символ. То есть это точно не утилитарно, это сделано не для пользы дела, потому что, опять же, вот допустим, некоторое количество этих искусств неандертальцев, кость с рядом параллельных насечек, и говорят: "Ну, типа, нафига ему делать параллельные насечки? Наверное, это типа искусство." Но я легко могу представить, что лежала там кость, просто как опора, на неё была положена какая-нибудь шкурка, и она пасовала на ленточке, и вот будет серия параллельных насечек, там, мясо резал, да, там, делал шашлык, и вот получились эти параллельные резки. Это не искусство, может быть, утилитарное. Ну, сомнительно немножко, но запросто. А тут точно не утилитарное, потому что сделать такое весьма сложно, и случайно такое не сделаешь, потому что там эти царапольки, они соподчинены. Ээ, ну даже примерно понятно, в какой последовательности. Ну и там кружочек вроде, ну или там полукруг, по крайней мере, на него маленькие шришти, условно симметричные, вот загогулина в серединке, ещё маленькая загогулина, и сбоку ещё вот эти две линии. И это вот прямо фигура какая-то. Уж насколько она там осмысленная или нет, там вопрос, но неандерталец очень старался. Причём с немерено силой всё это фигачит. Мы как раз в январе делали эти эксперименты с этой костью, этого лося, и всё такое. Ээ, у нас многие люди пытались что-то подобное воспроизвести. То есть Александр Очередной, который начальник экспедиции, наделал орудий, он умеет это делать из того же самого кремня, который вот у нас тут валяется под ногами, сделал эти всякие остроконечные, там, скрёб, всё такое. И было куча научных туристов, которые пытались воспроизвести что-то аналогичное, плюс-минус. Ни у кого не получилось. И даже Ярослав, это такой археолог двухметрового размера, который при мне из ямы наклонившись достал пень размером больше меня и выкинул его нафиг, там, куда-то из раскопа, потому что он там был не нужен. Ну вот, ну то есть он очень большой и сильный человек, и вот он пытался, и у него так не получилось. То есть даже двухметровый Ярослав не смог сделать, как неандерталец, в одно движение вот эту букву "зю". Короче, неандертальцы были очень круты. И неандерталец, он, ну, потратил немерено количество сил, но это трудно сделать. Ещё же до этого он сделал орудие. А между прочим, эту кость они ещё выбили, они её почистили, чтобы она прямо ровненько, красивая была. Ну вот, и вот на коря быле явно неспроста. Вот, к сожалению, там края обломаны, там полную картинку мы не имеем, но тем не менее. И это как бы самое крутое искусство, и это тоже показательно, что, ну вот, кто увидит эту картинку, да, скажет: "Ну блин, это что, это самое крутое?" А вот это самое крутое, это само по себе показательно. Подождите, 90.000 лет назад, да, это 90. Ну, может, там 80, там, ну, там чуть ниже есть датировка абсолютная, девяноста, чуть выше 60, но это ближе к низу, поэтому, ну, так примерно 80 прикидываю. Может, там и девяноста. Ну вот, где-то плюс-минус. Но, ээ, вот неандертальцы на большее были не способны. Вот за 200 лет изучения неандертальцев лучше никто не нашёл. Вот наши самые крутые, да, во всём мире самые творческие оказались. Ээ, но вот это их предел. А каньон у нас же тут рядом, в 2 километрах, Хотылёво, 2, где каньон, и у них там Венер штук пять там точно есть. Вот примеры, они по-разному сделаны, и какие-то орнаменты, там, орудия, и что только нету. А Ульхова, кстати, там ещё есть один пример искусно, я про него чего не скажу, потому что он ещё не опубликованный, но он есть. Интрига пока сохраняется. Вот, ну он такой пожиже немножечко всё же. Вот, а это как бы всё. Вот и стоянку Холкопа копает тоже Завер. В каком году нача? Там, ну, уже там 50 лет по-любому. Вот и ничего подобного пока не находили. То есть это супер единичные примеры. А на одном Хотылёво втором предметов искусства больше, чем на всех стоянках неандертальцев за вот эти 200 лет исследования неандертальцев. Ну вот так что это видно, ну сразу из этого видно, насколько всё-таки неандертальцы были не мы. То есть они тоже люди, вроде там с орудиями, погребениями, в принципе известно. Ну, у нас пока нет, да, найдём ещё, может быть. При этом они всё-таки не такие, как мы, и мышление у них было другое. Вот как говорит, любят очень повторять Александр Очередной, который вот у нас главный археолог, начальник, он говорит, что скучно копать кроманьонцев, потому что мы раскапываем и понимаем: "Нафига они это сделали?" Вот они там сделали Венеру. Ну блин, ну понятно, зачем они сделали. Ну в первом приближении, да, как бы, и сейчас бы, как бы, кто бы умел, он бы то есть таких же бы и делал пупсиков. Вот. А зачем неандертальцы вот эту всю дичь творили? Вообще ничего непонятно. То есть нафига, по что у них мышление другое было. И вот в этом-то самый интерес и есть, потому что, ну, изучать то, что и так понятно, ну как бы, да. Вот, ну хотя есть, конечно, и в верхнем палеолите кроманьонцы тоже масса всяких загадок, тоже там далеко не всё так прямо понятно, но по крайней мере мы можем себя поставить на место кроманьонца и примерно как бы понять. А с неандертальцами нам очень трудно поставить себя на место неандертальца. Немножечко как будто бы люди с другой планеты. Да, действительно, это другое. Чени миллион лет, независимо от развали, миллион лет неандертальцы какие-то неотёсанные обезьяны, абсолютно безмозглые и так далее. Мария мне тоже выдвинула очень интересную теорию о том, что вот есть определённые стоянки, локации, да, где они проживали, и были даже не связанные между собой локации, где при исследовании находились какие-то похожие паттерны поведения неандертальцев. И насколько я понимаю, это и называется культурой. То есть даже у принятых, вот это в обществе неандертальцы, которые там абсолютно безмозглые, абсолютно далёкие от людей, от хомов и так далее, но по сути получается, что у них тоже была культура своя, и в разных местах они действовали. Да, это как раз не странно совсем, потому что культура появляется, личная культура — это ещё два с лишним миллиона лет, 2.600.000. Ну, то есть уже ближе к трём на самом деле. А сейчас уже вроде, да, и 2,7 есть, и там чуть ли не три какие-то орудия там в Кении нашли. Ну, там датировка расплывчатая, но 2,6 точно были орудия — это уже культура. Ну вот так что, ну а неандертальцы, которые там 90, 80, там 60.000 лет, ну не странно, что у них культура, но она всё-таки далеко не такая, как у нас. Вот и кстати, вот то, что Мария говорила, да, что в разных местах очень похоже, это само по себе тоже загадочно, потому что, ну вот у нас Хотылёво первая, где там максимальная дозировка 90.000 лет, и в километрах Бетово, где 30.000 лет, а культура такая же. То есть у них за там 60.000 лет особо ничего в жизни не поменялось. А когда мы смотрим на верхний палеолит, там два слоя одной и той же стоянки могут друг от друга отличаться. Ну как в Костёнках, там целая куча этих слоёв, там 20 с чем-то там этих стоянок, и они все разные, там повторений нету. Вот это как бы круто. Вот, то есть получается, что наши предки там буквально перешли на соседний бугор, давай делать что-то другое. Ну вот, ну и причём это может быть даже те же люди были, но здесь они рыбу ловят, здесь они бизонов колют, и у них уже там разные орудийные наборы, а неандертальцы 90.000 лет подряд фигачат одно и то же. И им нормально, и как бы, ну вот, стабильность — это вот стабильность, что надо как бы. Ну вот, а это само по себе как бы загадочно. Ну то есть с одной стороны можно понять неандертальцев, то есть если это работает, зачем его менять? Но как они выдержали такую вот стабильность вообще? Ну то есть это люди-то уже другие, представляете? Ээ, от вот этих ранних неандертальцев до поздних намного больше, чем от романцев до нас. От романцев вот Хотылёво до нас 20.000 лет, а те 60, в три раза больше делали одно и то же. Вот, и мы этих романцев рассматриваем тоже как там инопланетян практически, да, там на мамонтов охотились, там Венер каких-то пилили. Вот это вообще уже как бы, ну вот совсем вроде бы другие люди. А те в три раза дольше и делают одну и ту же историю. Вот, вот это вот прямо удивительно. То есть этим они тоже от нас радикально отличались. Итоги вытеснения неандертальцев, собственно, имен. Здесь маленькое замечание: это не благодаря книжке Сапольского мы это знаем. Вы, видимо, про Харари говорите. То, откуда я узнал, просто он хорошо разрекламирован, но он это не придумал, ей богу, потому что он вообще специалист по средневековью, и эти идеи он, ну как бы, не своровал, конечно, да, но заимствовал, пересказал, по большому счёту. А эти идеи были ещё в 19 веке, если что. То есть они, мягко говоря, не самые новые. В принципе, идеи верны, да, то есть как раз это и послужило основой исчезновения неандертальцев, что десятки тысяч лет они делали одно и то же, и в принципе это работало, хотя там какие-то вариации есть. Вот был бы сейчас здесь Александр Очередной, он бы меня уже под столом пинал ногами, да, потому что как это 60.000 лет ничего не менялось? Там какой-нибудь ранний Микок, а здесь поздний Микок — это вообще не одно и то же. Но это как бы для специалиста по Микоку это разный Микок, а для нормального человека, конечно, всё это одни и те же Микоки. У романцев просто глазом видно, то есть я вот не различу Микок там ранний и поздний, ну никак вообще. И вообще её от мусть это не отличу. А разные культуры верхнего палеолита там любой дурак различит, потому что они размером разные, формы разные, там это два набора, ну они совершенно не одни и те же по всем показателям. И именно это послужило тому, что мы стали крутыми, а они исчезли, потому что условия всё равно менялись. То есть 60.000 лет климат тоже менялся за это время, там три раза в разные стороны, да, и не три даже, а больше гораздо. Поэтому, когда меняются условия, старые формы поведения становятся неактуальными, и неандертальцы пытаются воспроизводить всё то же самое. Они могут переместиться в конце концов, но их немного. Да, их там группы в среднем высчитывали 25 человек, а кроманьонцев — ну 200. Это вы загнули, конечно, ну человек 50. По-любому там в два раза больше. И да, это просто больше информации в головах. То есть неандертальцы, мало того что их мало, так ещё и все знают одно и то же, то есть у них вообще разнообразия нет, и они крайне необщительные были. Сколько вот мы знаем, они не передавали друг другу информацию. Даже если где-то появится инновация, она никуда не сдвинется. А кроманьонцы, их много, в два раза больше, уже как бы, да, по умолчанию, значит, они будут знать больше. Вот они гораздо больше общаются. Если появляется какая-то инновация, ну, копьеметалка, вот через 5 минут все до горизонта знают, как швырять копьё, копьё уже делают, уже точно. Да, они её уже там выпиливают. И это эффективность использования ресурсов. То есть неандертальцы будут всё делать одно и то же, и в новых условиях будут проигрывать. У них и детишки будут хуже выживать, да, демография будет уже не такая успешная. То есть она успешная, пока они одни главные, там парни на деревне, и там они круче, чем какие-нибудь пещерные львы. Ну всё, как бы, дальше некуда. А тут появляются кроманьонцы, которые могут даже физически то и слабее неандертальца. Вот, мы не можем так накорякать, это сила вообще там ничего не стоит. И мы можем вот здесь копьеметалка, а здесь сетями, а здесь горном, а здесь там ещё что-нибудь такое. А здесь мы вообще собаку приручили. Ну вот, там есть такая гипотеза, что она там дала нам какие-то офигенные преимущества, но в принципе правда дала. Хотя вот не факт, что она у всех была, если честно, тоже. Но тем не менее, здесь одно, здесь другое, здесь пятое, десятое. Тут мы ём одежду, тут мы греемся огнём, тут жилище, какие хитро сделанные, тут вообще в пещеру залезли, давай картинки рисовать. И вот вы говорите, там не было религии. Как не было? Ничего себе, там у них этих ритуальных прибамбасов там вагона маленькая тележка. Просто это не религия в современном понимании, что там какой-нибудь Бог, да, все давайте ему молиться, там книжки. Но это всё в голове было тогда. Ну тоже также были духи. Они, может, им не молились, но жертвоприношения совершали, ритуалы делали, и они с этими духами общались гораздо непосредственнее, заметьте. Вот, они спрашивали, там, не знаю, советов, разрешений, и те им отвечали совершенно напрямую, да, без всяких там посредников, там в виде каких-то этих оных. Так что всё у них как бы это было. И как раз в отличие от неандертальцев. Наличие какой-то внятной религии у неандертальцев мы не знаем, честно говоря. То есть какие-то ритуалы у них были, но их там, не знаю, штук пять известно. Вот в штуках просто, да, и как-то не богато. То есть там есть пещера, где там какие-то рога бизонов, там кого-то ещё выложенные в красивом порядке, есть там, где какие-то пещерные черепа пещерных медведей закопаны в какие-то там каменные ящики. И то там с большими сомнениями. Погребения какие-то тоже довольно несуразные. Ну вот, а у кроманьонцев каждый раз что-то по-другому. Но это именно как раз вот это разнообразие и показатель общительности, богатство фантазии, что они здесь так сделают, здесь сяк действуют и эффективнее, соответственно. И даже когда эта религия, которая, ну, не утилитарная, она объединяет. То есть если мы верим, не знаю, в духа оленя, мы все верим в духа оленя. А вот эти чуваки верят в духа медведя, но они чужие. А мы свои. И нас это сплачивает, а у неандертальцев никто не говорит, что не верит. Да и вообще, пофигу, как бы. Соответственно, грубка сплачена только родственными связями получается. Вот, а если она только родственными, вот они близкородственные скрещивания, это уже даёт генетические нарушения, скажем. А кроманьонцы не связаны только биологически, они могут мнемонически устанавливать и могут обмениваться там какими жёнами, невестами, да, там мужьями в том числе. Соответственно, генетическое разнообразие вырастает, они более устойчивы и биологически тоже. Ну и про культурно я уже сказал, и по всем параметрам. И пусть они пришли из Африки на совершенно новую территорию, и там они в тропиках, а тут в ледниковом климате, но они позаимствовали кучу всего у неандертальцев, а неандертальцы не позаимствовали кучу всего у кроманьонцев, потому что неандертальцы и так как бы всё знают. Вот они на этой местности 100.000 лет живут, и у них всё уже хорошо. Что мы будем заимствовать у этих каких-то там чуваков, которые плелись там, Бог знает откуда? Ну вот, что они знают про наши земли? А эти ничего не знают и честно признают: мы ничего не знаем, давайте расскажите нам. Вот, соответственно, они знают и своё, и неандертальское. Через 5000 лет остаются только кроманьонцы, нет, потому что, как бы, было много. Ну там условно на одного ребёнка неандертальца три кроманьонца. Ну и всё, такая демография. Она даже если те там крутые, всё такое, приведёт к тому, что останутся одни кроманьонцы. Вот, получается, что дело было в адаптации, по сути, да. Продолжение жизни зависит от адаптации. И что в финале помогло адаптироваться? Тот самый мономиф, религия, сплочённость и общительность, то есть способность обмениваться и информацией, и генами. Вот самое главное. А мы этим до сих пор занимаемся. Вот вы какую-то свою информацию выдаёте, я вам свою информацию выдаю. Вот, и мы любим этим заниматься. Вот неандертальцы, не факт бы, что вот, если бы поставили микрофончик и давай там друг с другом трындеть, да, они бы друг друга поубивали давно, потому что, ну типа, кто вы такой вообще, да, что вы тут делаете, вообще моё Хотылёво, вот и всё, копьём фига, до свидания. Вот, а я вам информацию даю, да. Получается, что агрессия в итоге их убила, а, да, там у наших предков коммуникация их спасла. То есть выход очень простой. А как вы думаете, исходя из того, что у нас сейчас всё меньше коммуникации личной и всё больше коммуникации в сетях, это может привести к чему-то подобному, какому-то выживанию? Ну так нет, потому что коммуникация в сетях, она распространяется на городское, в основном. Всё-таки, а городское население и так вымирает, и без всяких сетей. То есть ещё до изобретения всяких там интернетов смертность в городах практически всегда выше, чем рождаемость в городах. А прирост населения, ну у нас в стране его особо и нет, прям скажем, да. Но на планете в целом есть, он идёт за счёт сельских местностей всегда и везде на планете Земля, потому что, ну, сельские жители живут более-менее всё-таки нормально. И поэтому они плодятся, а горожане живут настолько ненормально, что они вымирают. Вот, и пусть у нас 90% населения в городах, ну вот они и, собственно, дохнут без конца. То есть они только восполняют за счёт притока сельских жителей. Вот, ну у нас в стране с селом как бы печалька довольно давно, да, и поэтому мы и в целом вымираем. Вот, и как это решить, никто, конечно, не знает. Цикл, да, то есть люди едут. Ну, в целом на планете всё равно прирост идёт, вот, и ладятся не то, кто в интернетах сидит. Поэтому вот эти соцсети, да, никак они не влияют, если честно. Но всё-таки какой-то обмен информации они обеспечивают, за счёт этого в целом как бы информация в социуме растёт. Вот, это в общем-то хорошо, что она растёт. Ну а в какой-то степени все эти соцсети — это, ну, компенсаторика нормального общения, потому что нормально общаться в таких условиях, ну, почти невозможно. Мы всё время заняты какой-то работой, суетой, поездками на работу, с работы, да, там какой-то фигнёй. Вот, а кто живёт там в соседней квартире, мы вообще без понятия. Вот, кто эти люди? Ну и главное, они с нами правда никак не связаны. Мы потому-то и не общаемся, что, а что я буду с этими соседями общаться? Кто они мне такие? Они мне не родня, там, да, и занимаются какими-то совершенно другими делами. Ну, не профессионально никак они со мной не связаны, вот, поэтому и нет потребности. Ну а в итоге получается такое омированное общество, и соцсети хоть как-то это компенсируют. Я нахожу себе там по интересам людей, пусть они там хоть на другом конце планеты живут, ну хотя бы виртуально. Так вот, убого, ущербно, обрезано, ну хоть как-то. В принципе, это неплохо. Красной нитью по многим вашим интервью проходит то, что человечество тупеет. По крайней мере, авторы выносят это всегда в анонсы, в превью, в названия и так далее. И что у нас уменьшается мозг. То есть это действительно так и происходит сейчас? Что у нас уменьшаются когнитивные способности? Или как это можно перевести? Итить. Ну, сравнить это трудно прямо, да. По какому бы критерию мы сравнили интеллект вот современного какого-нибудь там ребёнка, допустим, и там того, кто жил 200 лет назад? Мы не знаем, какой интеллект был 200 лет назад. Ну как мы, у нас машины времени нет, а тогда никто современными там этими тестами не проверял. Вот, ну тесты появились не там 50 лет, те тоже довольно спорные. И да, они в принципе всегда кривые, все эти оценки. Вот, но я-то исхожу из параметра такого вполне объективного — размер мозга. Вот, то есть понятно, что индивидуальный размер мозга с интеллектом не связан, но потенциал связан. То есть хорошо иметь всё-таки больший объём мозга, чем маленький, потому что потенциала это даёт больше. Вот, другое дело, как это потенциал реализован. То есть можно иметь там 2 кг и ничего не делать и быть тупым, а можно иметь 900 г и очень сильно стараться и быть шибко умным. Но если я буду иметь 2 кг и очень стараться, я буду умнее, чем тот, кто 900 г и очень старается. Ну вот, или там 900, конечно, 90, то уже совсем там. Чем связано, собственно, и за последние 25.000 лет у нас мозги просели на 150 г. То есть потенциал, он так стратегически как бы, да, уменьшился. Вот, и у нас культура выросла всё равно, цивилизация у нас круче, чем была, но за счёт просто количества людей. Вот, и универсальности мозга. Сам по себе мозг не специализирован, ту же структуру можем использовать, чтобы там, не знаю, подкасты записывать, чтобы дом построить, чтобы еду приготовить, там на машине ездить, там всё что угодно. Вот, получается, на 8 миллиардов человек у нас вот эти функции распределяются. В итоге мы делаем всякие чудеса и там в космос летаем с меньшими мозгами, чем у кроманьонца. Но кроманьонцы были важнее, потому что мы за счёт вот этой специализации большого количества людей обеспечены всем, чем надо. То есть мы, ну там в цивилизованных местах, да, не голодаем, не болеем, у нас безопасность на хорошем уровне, вообще как бы нам зашибись. И мы можем уже развлекаться тем, что летать в космос, например. Вот, а у кроманьонца 20.000 лет назад мозг был загружен выживанием. То есть он должен был всё время думать о том, как не сдохнуть. Ну вот, если он чуть-чуть расслабится, он помрёт, потому что там и враги, и хищники, и голод, и холод, и там что только не происходит, ещё и неандертальцы недобитые бегают. Вот, ну там надо мозги использовать. Ну вот, а нам и не надо. С точки зрения антропологии можно дать ответ, почему у нас мозг уменьшается. То есть нам, у нас меньше потребностей появляется или с чем это связано? Ну, несколько есть причин. Есть даже такая корреляция, например, с климатом: чем теплее климат, тем меньше мозги. Ну вот, если по всяким ледниковым периодам посчитать, в периоды похолодания мозги больше становились, потепление — они меньше становились. Это типа там правила Бергмана: размеры тела зависят от широты. Чем севернее, тем тело более компактное и как бы более массивное. Вот, ну не всегда это там прям 100% срабатывает, но в целом срабатывает. Вот, и на мозгах это прямо здорово видно. Ну там это на терморегуляцию завязано, там и на всякие такие дела. Ну опять же, там размер напрямую не связан с интеллектом, конечно, но тем не менее. Вот, а есть ещё такой момент, что мутации, нарушающие развитие мозга, просто статистически более вероятны, чем улучшающие. Потому что улучшить то, что эволюционировало там миллионы лет, ну очень трудно. Ещё какую-то супермутацию туда спихнуть, да, чтобы ещё не поломалось, чтобы стало лучше — это надо прямо очень, чтобы повезло. Ну а мутация случайно, заметьте. А чтобы поломались мозги, вообще что угодно можно запихать, любую мутацию в любой ген про мозги, и скорее всего оно поломается, потому что это настолько сложная структура. Когда она очень-очень сложная, ну как, я не знаю, там, дома из спичек, да, одну спичку вытянули — всё, порушила. И вот здесь всё та же самая история. Вот, а мутация-то происходит. И самое главное, что при нашей благоустроенной жизни вредные мутации не отбираются отбором. То есть если бы у неандертальца возникла такая мутация, он стал дураком, он помер просто и всё на этом месте. И в следующем поколении нету. Вредная мутация появилась, хорошая мутация через там 5 лет, у него там уже 40 детей, и они все с этой мутацией, да, и у всех клёвые мозги. А теперь у нас рождается какой-нибудь [ __ ] с поломанными мозгами, и эта мутация не исчезает из популяции. Он прекрасно плодится, у него куча детей. Вот, а если рождается какой-то там супергений, и даже если у него будет, не знаю, там 100 детей, а у нас 8 миллиардов человек на планете, сколько надо, чтобы эти гены расползлись по 8 миллиардам человек через какие-то там промежуточные браки? Нам ещё там миллионы лет ждать до этого дела. Поэтому у нас полезные мутации не распространяются особенно широко, вот, а с большой вероятностью они вообще никуда не пойдут, потому что интеллект у нас сейчас не гарантирует количество детей никак. Вот, потому что у нас выживание не зависит от интеллекта. А вредные мутации расползлись. Этого же можно сделать вывод, что мы деградируем в итоге? Да, да, это есть деградация. Ну просто, когда у нас каждое следующее поколение меньше предыдущего, просто в численности — это просто определение деградации, да, какой угодно. Мы находимся, опять же, в Хотылёво, и я не могу вас не спросить: вы здесь обосновываете, будете вести деятельность дальше? Что ждать? Что здесь будет в целом? Какие мероприятия и какие вообще планы? Насколько я понимаю, наполеоновский. Вот, слышал, разр. Да, что здесь будет? Ну, в таком как бы минимальном исполнении это проведение раскопок. То есть вообще как бы изначально цель была проста: как бы не помереть с голоду и продолжить раскопки, когда там все гранты заканчивались. Надо было обеспечить просто питание людей, которые вот копают землю. Вот, и в начале мы там сборами с народа, и там частично всякие меценаты помогали, профинансировали вот как бы один раскоп, как бы, да, удалось классно. В следующем году, ну то есть вот прошедшем предыдущем, уже у нас было четыре раскопа. В этом году мы уже собрали, ну народ нам помог, как бы, да, но всё там в интернетах, как бы. Вот, кстати, польза соцсетей всё-таки профинансировали, в том числе и Гнёздово, они и без нас там копают, но всегда приятнее, когда есть ещё один источник финансирования. Да, ну то есть они бы, конечно, не померли там уж точно, да, они, я говорю, там старски времён роют, но всякое им приятно, когда ещё немножко там какие-то там оборудования им там закупили. Вот, ну и себя мы, конечно, не забываем. Вот, ну а мы будем ездить к ним в гости, а не к нам. Вот, но это как бы такая программа минимум, как бы. А дальше вот такого уже, то что наполеоновская, это сделать здесь научную базу для раскопок. Ещё много всего. Вот, у нас и так четыре раскопа. У нас есть неандертальцы, кроманьонцы, ранний железный век, поздний железный век. Вот, а ведь у нас есть ещё и бронзовый век не копаный никем, там мезолит не копаный, неолит не копаный, там ещё что-то не копаного. Этого добра немерено. То есть здесь, ну вот у нас километр берега от этого Хотылёво, да, ну это вот где только Хотылёво первая. Это где неандертальцы. Мы в год копаем там метра три. Посчитайте, сколько лет мы всё это будем копать. Вот, это только по линии. А ещё сколько там в глубину идёт, никто вообще не знает. Ну там точно дофига. Ну правда, для этого село придётся снести, но это вот следующий этап. Вот, но там под целом точно есть, потому что там делали эти скважины разведочные, и там есть орудия, они вот подняты там только с глубины там что-то метров 30. Ну, потому что там сконто повышается всё время, но тем не менее, как бы там точно стоянка есть. И дальше, стало быть, кроме раскопок, это создание научного центра, где бы не только это всё там копалочка, там образец почвы, попробуйте не растр до Питера, допустим. Ну вот, дофига С2, а можно здесь поставить микроскопы, посадить специалистов, чтобы они здесь всё это дело изучали, не отходя от кассы. Ну просто они больше образцов пересмотрят, банально. Вот, хранилище, да, чтобы опять же не таскать там чёрту на рога куда-то. Ну вот у нас трухлявый бивень лежит, вот если его попробовать увести, но он рассыпется в пыль. Ну вот, а здесь лежит, как бы, ну далеко. Вот, раскоп, сколько там, 20 м дощи героически. Вот, всё равно рассыпался на самом деле, но тем не менее, хоть как-то. Вот уровень — это такой популяризаторский музейно-библиотечный центр, где мы будем и учить, не знаю, там детей, всех желающих, почти научных туристов, студентов, ну и всех, кто мимо пробегает, там, мальс добровольно, вот, им всем рассказывать про это самое прошлое. Они ещё и помогают, то есть, ну, мало того что финансовое, потому что научные туристы приходят, денежку платят, сами питаются и немножко экспедицию кормят. Хорошо, и вообще в широком смысле науку, потому что, ну вот у нас, допустим, в январе приезжали научные туристы и делали трасологические, что получилось на кремне. Но это надо делать 10 часов подряд. Если археолог будет делать такое, у него рука отвалится, очевидно. Ну, они делают, и даже не отвалилось до сих пор, но вот на грани уже. Вот, а такой эксперимент — это как бы один только, да. А их серию надо сделать. Хорошо бы там 100 раз подряд. Ну, помнишь, там, да, там 10.000 часов, допустим. Ну, у археолога жизни столько нету просто физически. Вот, а если посадить, допустим, там 10 хотя бы туристов, и каждый из них по часу шкрябнет, за один час они сделают то, что этот археолог будет делать там, ну, 10 часов. Он тоже непрерывно это будет делать, у него там растянется на неделю. Ну вот, а они тут за один час это сделают. Ну вот, ну это же красота. Вот, и вот самыми разными способами это можно делать. Ну а дальше там нет предела совершенству. Сделать здесь вот музейный комплекс, поставить, не знаю, там, хижину неандертальскую, нибудь Киевской культуры в полный рост, да, там с очагом, всеми делами, наделать там тех же Венер каких-нибудь с бивня, ремней. Ну уж благо там это Александр Очередной умеет эти делать, там кальмер. Ну вот, и эксперименты делать, и всё на свете. И, ну, в конце концов, мы захватим планету, но это чуть попозже. Вот, а так вот, ну я вот говорю, хранилище, библиотека, лекции какие-нибудь, мастер-классы. Можно учить кого угодно делать те же самые орудия. Ну тут безграничная фантазия, какие-нибудь сейны этих реконструкторов, реставраторов, которые там бегают с таками, топорами, мечами на лошадях, скотчу. Там, ну тут уже только фантазия всё это ограничивается, что можно сделать. Да, на много лет вперёд уже графика распланирована. Ну, то есть пока у нас идей гораздо больше, чем возможностей реализации, если честно. Ну, поэтому это всё, я говорю, такие фантазии пока. Да, но мы верно идём к цели. То есть, по крайней мере, первую задачу мы уже решили. Э, раскоп мы финансируем. Ну и помаленьку вот ко всему остальному идём. Научный туризм уже у нас поставленный. Ну благо вот 2 года уже работал, сейчас вот третий год уже работает. Вот, в данный конкретный момент это работает. И дальше помаленьку, потихоньку, э, музейную экспозицию нам Павел Краснов из Питера печатает, студия 3D печати Павла Краснова, обращайтесь все. Вот, и вот он нам уже напечатал три комплекта черепов, например, красиво покрасила там художница. У нас будет выставка здесь, в Хотылёво, будет выставка в Москве в ЦДХ, и ещё одна перевозная, которая вот мобильная, и можем хоть, не знаю, там в Якутск, куда угодно, там поехать на Магадан, в Магадан и возить по всем там городам и весям. Тут количество людей, вот, это тоже проблема, потому что людей-то не сильно больше становится. Ну вот, специалистов, да. И вот меня хотят вот в полночь, чтобы я лекции читал, а завтра утром в 9:00 утра, чтобы я читал, чтобы ещё при этом живой остался. Да, а потом ещё вот меня только что там по телефону, а вот приезжаете там в августе, там куда-то ещё. Ну вот, а ещё там туда, ещё сюда. Вот, ну и как меня больше не становится, Александр Очередной больше не становится. Но тоже она всё та же самая, одна единственная штука. Ну нужны молодые специалисты, и у нас тоже эта цель сделать, ну, такую своеобразную, там, не знаю, ну школу, не школа, там как назвать, без разницы, да, там центр для молодых. Ну, спикер — слово дурацкое. Ну, учёных на самом деле, потому что иногда вот говорят: "Да, давайте воспитывать там молодых спикеров", но чтобы они спикали, они должны знать, прочие. Они там спикали, то есть я-то как бы некоторое время всё-таки писал научные книжки и преподавал 20 лет, всё-таки вот. А теперь вот я там спик. Вот, но я знаю, про что говорить, и у меня жизненный некоторый опыт есть, всё-таки хоть минимальный. А если это просто, вот мы берём студента и учим его рассказывать, а о чём он будет рассказывать, если он руками всё это не перещипал? Перещипанные оловянные и питерские, брянские там и другие тоже могут привозить. Вот они здесь будут копать руками эту землю, потом смотреть всё это, делать какие-то хитрые анализы. Ну а там они самые разные, там по-человечески, геологически, там какие угодно могут быть. Вот, и когда они уже наберут просто опыта, вот рукоупа, они смогут про это рассказать с чувством, с расстановкой. У них уже будет о чём рассказывать. Это полный цикл получается от самого фундамента. Если сам человек это всё не делал, ну вот, я там не знаю, преподавал краниометрию бесконечно сотнями. Вот, ну там есть антропологи, которые намного больше. Я после этого могу рассказать, как это ВС измерять. Вот, но для этого я сам мерил эти сотни черепов, вот разной степени раздолбанности. О, они должны накопать там сотни этих орудий. Вот, пока он этого не сделает, причём он будет рассказывать. То есть бывают такие научные журналисты, которые сами там вообще нигде не были, рассказывают. Но когда вот начинает минимально вправо ВИМ, ну время и опыт. Вот, мы делаем базу, чтобы это появлялось. Не хочу вас долго мучить. Вот финальный вопрос, один из финальных. Вы сказали, что была грантовая поддержка. Там была, да, и сейчас её не особо есть. С чем связано, учитывая, что опять же мы пишем подкаст в 12 ночи? У вас завтра лекции. То есть вы абсолютно полностью отдаёте процессу, у вас график расписан до 2025 года. Не вклиниться никуда. Почему государство не содействует активно сейчас, при том что... Чему государство содействует? Закрыло институты все окончательно. Ну и какое-то финансирование идёт. То есть не то чтобы прямо там археология не финансируется вообще, финансирование идёт. Но, например, вот у меня летняя практика финансируется. На каждого студента в день выделяется 50 рублей. Я как руководитель практики получаю 100 рублей в день. Вот у меня там эсэмэски есть, мне там пришла зарплата, там сколько там 2.000 рублей на этот месяц. Вот как бы я могу гулять вообще там 26 дней практики по 100 рублей в день, 2600. Да, вот как раз, а у студентов у каждого в два раза меньше, 1300. Вот он должен 26 дней жить на 1.300 рублей. Финансируется государство, нам даёт деньги. Да, вот билеты оплачивает щедро. Вот так что, а гранты... Ну было два у нас гранта, в принципе, в стране РФФ, РГНФ, потом какой-то там из них закрыли. Ну как бы типа не закрыли, объединили. Вот, ну так по факту сократили. Вот, и экспедиций много, а финансирование урезали радикальным образом. И всё. Вот эти уникальные находки, которые мы сегодня обсуждали, не помогают в понимании того, что это невероятно важные вещи для исследования. Помогают, но для этого нужны, чтобы люди, которые осознают, да, уникальность, чтобы у них был опять же какой-то фундамент в голове, чтобы они понимали, почему это уникально. Потому что если я, допустим, покажу какому-нибудь там произвольному этому чиновнику, который выделяет деньги, вот эту косточку с рапой, он скажет: "Что вы такое принесли? Это вы вот ради этого там 50 лет копали? Что за бред вообще?" Вот, а он потому что не знает, что это самое крутое у неандертальцев, потому что у него нет никаких знаний о неандертальцах. Для него это ругательство. Это вот как вы там озвучили стереотип, да, там горбатая обезьяна. Вот и что? Вот эта горбатая обезьяна вот эту фигню на коря была ради этого мы там должны деньги давать этим археологам? А вот это, во-первых, не горбатая обезьяна, а это нормальный полноценный человек. И он другой. Это как инопланетян изучает. Реально же ж. Вот и вот, ну да, вот такой максимальный уровень. Вот радуйтесь, что у вас... Ну, кстати, я не уверен, что вот эти товарищи, выделяющие деньги, способны на коря быч хоть же подобное вообще. Вот, что-то я более чем уверен, что они не могут такое на коря быть. При всём желании. А не атали смог. Вот, и вот для этого и надо это. Ну, я вот более чем уверен, что если бы эту царапку нашли где-нибудь в Германии, у нас бы все средства массовой информации трубили: "Нашли!" Ну, потому что это прецедент был, когда нашли фалангу какого-то большерота. Примитивнее. И все наши средства массовой информации озвучивали эту находку, этой фаланги, потому что вот в буржуйский про рассказывать у нас нашли гораздо круче. И вот сколько мы бегаем по всем журналистам, хоть бы кто вообще понял, о чём речь. Вот даже журналисты не понимают, которые вроде в информационной всей этой среде вертятся, да. А какой-нибудь дядя, который там где-то в Министерстве выделяет деньги, ну он вообще не знает ничего про это. Он про неандертальцев не слышал никогда. Ну и всё. Вот, в итоге и нет. Ну и вот одна из целей нашей всей этой деятельности как раз через популяризацию достучаться до как бы народа вообще в разных видах. Да, там от дяди Васи какого-нибудь, там не знаю, Петровича, который у нас там трубы чинит, до там Министра Образования, науки, культуры. Что ещё у нас есть? Министров много. Вот, чтобы все как-то едино работали. Вот, ну в принципе местами удаётся. Вот там ко мне, допустим, депутат обратился из Госдумы от ЛДПР. Кстати, самые продвинутые оказались неожиданно. И вот они заинтересованы, у них там, да. Ну пока, правда, практически там ничего особо не было, но тем не менее, пару раз там в Думе озвучили. Ну глядишь, так будем тыр-кать, тыр-кать, как бы, да, и как-то дойдёт. Ну, по крайней мере, вот конкретный депутат уже понял, вот один. Ну один, он там не ре, его помощники, они приезжали, копали. Здесь даже есть, где депутат не мог, он чисто по здоровью, а помощники приезжали, они у нас прям тут, ну не то чтобы прям они там много это делали. Просто по времени они там очень недолго были, но копали лопато по полной программе. Вот так что, ну вот, глядишь, так вот не Тём катанием, потихонечку, помаленечку все вот эти присказки и добьёмся правды. Ну и как бы народ должен знать своих героев. Наши неандертальцы самые неандертальские, неандертальцы, они крутые. Вот этим есть чем гордиться. То есть я говорю, это я не знаю, на герб Брянска можно ставить смело. Это самая в мире крутая фишка. Вот, у нас ещё, кстати, тоже вот что вредит — это скромность исследователей. Потому что нашли бы это какие-нибудь американцы где-нибудь, вообще там, не знаю, в Израиле, ну вот, или там даже не в своей стране, трун делали бы вообще на всю планету и везде пихали бы это со всех сил. У нас, да, а у нас мало того, что журналисты ничего не понимают, так ещё и исследователи скромные. Ну да, мы нашли. Ну да, самое великое. Опубликовали в журнале. Ну там статья есть, как бы. Ну и слава Богу. Вот, а вот бегайте, кричите на каждом углу. Скромные археологи не готовы. Ну вот, я не очень скромный вообще антрополог. Вот, поэтому я готов. Я могу бросаться громкими словами. Вот, у нас всё время, вот я говорю, это избыточная скромность. Вот это там культура, там феномен культурный. Там давайте осторожнее со словами. Ну вот, а давайте там не будем торопиться. Ну пока мы не будем торопиться, все забудут про это дело. Ну вот, надо громко стучать и кричать. Если вы хотите, чтобы наш разговор увидел больше людей, оставьте комментарии, поставьте лайк или дизлайк, всё что угодно. Станислав, вам ну просто невероятно. Спасибо за подкаст на морально-волевых, вот за эту победу в посреди ночи. Вот, было пообщаться. Жму руку, большое вам уважение и всяческой удачи в дальнейшей деятельности. Спасибо, стараемся.

Назад

Залогинтесь, что бы оставить свой комментарий