8. Постмодерн (Симулякры и симуляция) - Д. Хаустов

ruticker 07.03.2025 23:38:57

Текст распознан YouScriptor с канала Плато

распознано с видео на ютубе сервисом YouScriptor.com, читайте дальше по ссылке 8. Постмодерн (Симулякры и симуляция) - Д. Хаустов

Ну что, друзья! Я вас приветствую. Рад вас видеть! Мне, в общем-то, кажется, что сегодня очень хороший день. Я вас хочу с этим поздравить. Если кто-то со мной солидарен, то я солидарен с вами. Если нет, то, ну ради Бога, плюрализм — это тоже хорошо. Кстати, плюрализм можете это зафиксировать себе. Как ещё постмодернистски называют абсолютный плюрализм? Говори, что хочешь, думай, что хочешь, никаких правил, никаких законов, никаких истин, истины ни лжи — всё дозволено, что не истина, всё дозволено, неважно. Значит, мы продолжаем наши беседы. Сегодня у нас всё тот же Жан Бодрийяр, о котором мы говорили в прошлый раз. В прошлый раз мы говорили с вами об обществе потребления, меняем аспект и будем говорить о симулякрах и симуляции. Вот такие два понятия, которые, понятно дело, связаны. И, соответственно, книжечка небольшая, которая так и называется — «Симулякры и симуляция». Вот об этом последний раз сегодня, так что попытайтесь насладиться. Да, нам предстоит разобрать, ну или только я уж не знаю, или только попытаться разобрать основной и опорный концепт философии Бодрийяра — симулякр, да? Или шире, если брать, симуляция. Ну как мы помним, в книге «Общество потребления» о симулякрах ни слова. Так или вру, я там не помню, выключить, наверное, выключить. Главное, чтобы нам не озябнуть, плохо слышно. Так, возвращаемся. Значит, в «Обществе потребления» Бодрийяр вроде бы как не говорит, там в этой книге, балл правит скорее знак, да? И концепция знака. Ну не считая самой концепции потребления и потребления знака, всё-таки потребление знака, значит, знака и концепция знака. И, правда, концепция симулякра уже появляется у Бодрийяра не сразу, далеко не сразу. И сама книга «Симулякры и симуляция», о которой у нас сегодня пойдёт речь, вышла только в 1981 году. Вот, и вместе с тем концепция симулякра основывается на концепции знака и неотделима от неё. Поэтому хорошо, что со знаком мы уже, ну, более-менее знакомы. Да, знакомы. Знакомство — знак, тоже слово знакомство. Мы уже в знаке с вами, мы уже в знаке и без всякого Бодрийяра. Мы уже в знаке, поэтому мы с ним как-то знакомы. Мы знаковые существа в конечном итоге. Ну хорошо, давайте сразу же поставим ключевой вопрос сегодняшнего разговора: **А что такое симулякр?** Что такое симулякр или шире, что такое симуляция по Бодрийяру? Вот латинское слово «симулякрум» имеет много значений, как и все латинские слова. Какие это значения? Я сразу перечислю опорные. Да, это образ, в первую очередь, изображение, образ, изображение — это отражение, а это подобие, подобие. Но это и, смотрите, как интересно, это и тень, это и привидение, это и призрак. Вот здесь симулякр он сходит со словом «фантом», например, да? Призрак и просто видение, некоторое видение — это симулякрум. А что касается слова «симуляция», да, симуляция, то это прежде всего обман, симуляция — обман, притворство, да, ложный вид. Мы симулируем вид, так или не так, как вы считаете? Так. А вот те ви, что у нас есть, что у нас что-то есть, но этого нет, но этого нет. Да, симуляция всегда чего-то, чего-то конкретного. Да, симулировать можно что? Нет, это совершенно безусловно. Вопрос в другом, не знаю, может быть, немножко не ожидаемо, вопрос в другом: а симулянт, он должен вообще знать, да, всё, симулянт, что симулирует, как вы считаете, должен? Ну вот Бодрийяр получается, что не совсем так. Что мы с вами такие хитрые симулянты, то есть мы настолько уже симуля в симуляции, что мы уже сами не особенно соображаем, что мы симулируем на самом деле. Ну, может быть такое? Почему нет? Как человек, которого можно назвать ситом, который, допустим, симулирует какую-то болезнь, да, болезнь — это не я, симу станови, болезнь нашей, болезнь становится нашей, скорее так, не суть. Ложный вид, да, ложный вид, обман и притворство — это симуляция. Вот будем держать все эти значения в голове. Ну, я надеюсь, что не всё это словарь и только словарь, да? А что же Бодрийяр? Вот он нас интересует в первую очередь. В чём специфика его концепции симулякра и симуляции? Эта концепция очень непростая, нам нужно в ней разобраться. Ну, наверное, лучше всего начать с того, что симулякр не является, да? Вот что не есть симулякр, или чем не является сам симулякр. То есть двигаться поначалу, афти, симуляция, само собой, не является реальностью, как минимум. Это уже по всем этим словарным значениям симуляция, симуляция можно понять. Он не является реальностью, чтобы это не значило. Давайте пока так повесим реальность, чтобы это не значило. Симулякр отличается какой-то вещественностью, не является какой-то тно за реальной, ну, материальный физический мир, как это нам свойственно. Что? Ний материальный физический мир, мир, данный нам чувственным образом, данный нашим чувствам, мир, подлежащий проверки, фиксации, могущие быть предметом, предметом чего? Консенсуса, да, разных людей в той мере, в какой они вообще люди. Вот всем этим симулякр является. Он не реальность, он нереальность. Ну, это и так ясно из самого значения термина, и оговаривать этот момент отдельно и подробно едва ли требуется. Но, однако, нужно здесь в нашем первом различении, на первое различение подвесить наряду с симуляцией, симуляцией и реальностью. Да, уровень реального, одно, ру нам мир действительных событий, реальных вещей, реальных предметов. Вот этот уровень реального есть то, с чем симулякр вступает в сложную и даже разрушительную игру. Вот почему. И насколько разрушительную, об этом чуть позже скажу. А пока что введём, давайте, второе различие вслед за первым. Вот если симулякр не есть реальность, то может быть, что ещё может быть наряду с тем, что мы называем реальностью? Если он есть реальность, то может быть, он есть что-то, что традиционно противопоставляется реальному. Да, что традиционно противопоставляется реальному? К примеру, что? Дух. Ну хорошо, да, пусть будет дух. Ясно, уже явно не тот человек, понят, употребляет в языке слово дух, да? А если употребляет, то, наверное, сразу смеётся очень-очень сильно. Нет, дух мы оставили где-то, мы дух где-то потеряли. Мы дух потеряли где-то в веке, в де. То есть, даже до Бодрийяра, долго ещё дух, хотя, да, почему нет? Если так смешивать классику и постклассику, то можно было бы сказать и дух, но мы смешивать пока не будем, это только усложнит нашу задачу. Нет, не дух, воображаемое, да, безусловно, ближе воображаемое. Вот там в корне что? Образ, да, стоит. Мы помним, что одно из словарных значений симулякра — это именно образ. По словарю это именно образ. И вот именно поэтому словарные значения, они как-то дело не решают, погоды не делают, нам их мало. Нам их мало, мало, потому что Бодрийяр симуля также не является и просто образом. Да, не просто это образ, или так, во всяком случае, не об в классическом. В этом надо разобраться, потому что даже образ реального, что он делает? Он отсылает нас именно к самому этому реальному. Образ реального непосредственно связан с самим реальным, да, он отсылает к порядку реального или к принципу реального. Образ является образом только потому, что он образ чего-то, так или не так? Ну, с классической точки зрения, безусловно, так. Образ — это совершенно точный образ чего-то. Да, увидев что-то, то есть как-то, ну что ли, да, увидев что-то, то есть как-то, может быть, получив, я скажу так грубо, получив реальность через свои органы чувств, я могу что-то и вообразить. Я могу это вообразить, то, что я как-то вас принял, да? Ну, конечно, в своём воображении я могу делать с воо всё, что угодно. Ну, практически всё, что угодно, да, не совсем всё, ибо воображение, да, воображение всё ещё связано с воображаемым, с неким воображаемым объектом, с его характеристиками, с его законами, его порядком. Ну, я могу вообразить, например, самые разные столы. Почему нет? Я могу варьировать воображаемый объект, варьировать воображаемый стол в данном случае. Вот мой стол может быть практически любым. Он может быть белым, красным, синим, может быть любой цвет. Он может быть на четырёх ножках, на трёх, может быть на одной. Видели такие? Видели, конечно, на одной ножке, неважно, но он всё равно будет столом. Вот в чём тут хитрость? Это будет стол. Вот эту связь образа с тем образом, чего он является, то есть его связь с порядком реального, да, оказывается невозможно разорвать. Образ связан с тем образом, чего он является. Ну, так поэтический образ, скажем, природы. Сколь бы он ни был глубоким, сложным, многослойным, всё же он отсылает к реальности этой самой природы. Когда мы читаем какое-то стихотворение, да, тоже и с живописью и так далее. Представьте себе хорошую такую европейскую классическую живопись об чём-то, чего-то, корабликов, например, заката. Очень красивы. Вот поэтому само собой ясно, что симулякр — это не просто что? Не просто образ чего-то, не просто в конечном итоге копия чего-то, ибо копия, вот я вложу ещё это слово, копия. Копия тем более связана с порядком реального. Копия сама по себе в этом порядке — редукция, например, репродукция, вполне реальная, да? Копия вторична по отношению к тому, копией чего она является. Но это отличие копии от оригинала, само это отличие существует в реальности, безусловно. Почему? Ну, мы способны отличить копию от оригинала по каким-то физическим, то есть реальным характеристикам. Да, мы проводим, допустим, химический анализ и прочее. Чем занимаются знатоки и реставраторы? И про копия также реальна, как и оригинал, реальная копия, да? Или ре продукция, можно через дефис, несмотря на приставку «ре», она всё же остаётся вполне реальной продукцией, да, какой-то позитивностью, какой-то вещью. Ну хорошо, тогда как же, и копии, которая вывела бы нас из порядка реального? Возможно ли это вообще? Вот если получится помыслить такое отношение, то мы, по всей видимости, и приблизимся к понятию симулякра Бодрийяра вплотную. Вот симулякр по Бодрийяру не должен отсылать к порядку реального. Вот в чём дело. То есть он не должен иметь реального референта, некоего реального объекта, к которому он будет отсылать неким образом, как копия к оригиналу, как образ к тому образом, чего он является, как наше воображение, объекта нашего воображения к воображаемым объектам. Да, он не должен иметь реального референта. То есть симулякр располагается в дифференциальной по сути. Нет никакой сути, нет никакой сути у симулятора, да? Он зациклен, будучи только на самом себе, да, обращён на самого себя и ни на что другое, ни на что внешнее. То есть, опять же, смотрите, здесь невозможно, как бы трансцендентно, да, он ни к чему не отсылает, крутится в себе самом. А, ну смотрите, возможно так, для во всяком случае, для начала, возможно, здесь неплохим таким примером служит серийность и серийное производство. Часто возникает такой пример не только у него, да, некая серийность, где реальный оригинал, да, референт, они оказываются стёрты, утеряны. Где референт в серийном производстве, где оригинал? Вот серийный продукт и серийная продукция — это такое нагромождение копий, копий, копий, где ничто не первично и ничто ни к чему не отсылает. К чему отсылает конвейерное производство? Какому оригиналу? Какая банка супа является оригинальной банкой супа? Была такая генетически первородная банка или нет? Никакая, по сути. Вот всё это копии и копии, серия отсылают только к самой себе. Вот это интересно в идее серийности. Может быть, у нас ещё будет возможность серийно поговорить, но уже в связи, правда, с другим товарищем, а именно с Делёзом. Вот он это очень любил, серийность, да? Серия отсылает к самой себе. Здесь просто нет никакой оригинальности генетической, которая располагалась бы вне порядка серийности. Вот в чём дело. Вот либо всё это отсылает к самой идее серийности, которая требует, чтобы ничего подлинного, чтобы не было ничего оригинального. Да, серия одинаковых предметов являет собой, ну, в конечном итоге, некое высшее равенство. Да, вот где торжество демократии и равенство. Это серийность, безусловно, там демократия возможна. Вот там нет никаких иерархических различий, потому что одна банка супа не лучше и не хуже другой банки. Без разницы. Это, ну, хорошо. Попробуем собрать всё сказанное в едино. Мы здесь получим некую мысль о нами эволюцию симуляторов или движение от реального, от уровня реального к симуляционному симулякру. Как мы себе представляем эту эволюцию? Давайте попробуем это продумать. Мы движемся от реального. Вот на первом уровне будет выступать, знаете, что такое реальность? Ну, все пользуются этим термином. Ну, хорошо, реально — это будет нулевой уровень. Тоже, кстати, интересно, нулевой со отсутствующий, много, но об этом позже. Хорошо, первый уровень. Что такое первый уровень? Когда? А это не просто реальность, да, уже что-то отсылает к этой реальности, уже помимо неё что-то присутствует. Здесь вот на первом уровне будет выступать такой классический миметический порядок, мимесис. Да, мимесис — это подражание. Как вы помните, классическая греческая концепция мимесиса зарождает, вот я так это назову, если вы мне позволите, если никто не против. Речь здесь идёт о копии, вполне реальной копии чего-то, какого-то реального оригинала, какого-то реального подлинника. Вот здесь вполне работает иерархия, как и везде в классике. Обязательно работает иерархия, какая-то вертикаль, да? В чём она заключается? Оригинал, он предшествует копии, причём генетически совершенно. Он предшествует копии, да, не только логически, он выше копии, он лучше. Ну, в кавычках, лучше копии. Он задаёт порядок и характер следования этой копии. Да, это детерминизм в конечном итоге. Вот миметический порядок — это порядок детерминизма, где первичная реальность оригинала что делает? Детерминирует, вы понимаете, определяет вторичную реальность копии. Вот в обоих случаях, то есть в отношении как копии, так и принципа реальности, речь в конечном итоге о вещах, о предметах. Здесь ещё нет никакой симуляции или есть? Как вы считаете? Есть какая-то симуляция? Наверное, нам не нужно здесь это слово, оно будет лишним. Зачем симуляция, когда у нас уже? Что у нас на втором уровне в этой нашей импровизированной немножко эволюции? Я назову его уровнем знака, позволите, уровнем знака. Ну а знаки мы уже кое-что знаем. И не только по Бодрийяру кое-что знаем о знаке. Я что-то сказал осю чуть-чуть на означающее и означаемое. Всё строго, он бинаре. Означающее указывает на некое означаемое, безусловно, так отсылает к нему. Означаемое — это что такое? Это референт, к которому отсылает означающее. Это значит, что на уровне знака как минимум сохраняется некоторая референция, некоторая отсылка, следование. Опять-таки иерархия в классическом понимании иерархии здесь есть. Поэтому какой-нибудь кда вам скажет, что бинарная оппозиция неравновесные. Обязательно какая-то часть бинарной оппозиции будет иерархически выше, лучше, важнее и прочее, и прочее, чем другая часть. Чёрное-белое, хорошее-плохое, истина-ложь, мужское-женское и так далее, и так далее, и так далее. Неравновесные бинарные оппозиции. Здесь тоже неравновесная, потому что означающее, оно как-то вот априорно важнее, генетически первичнее, выше, истине в конечном итоге, чем означаемое. Референция сохраняется, да, безусловно. Означаемое первичное и важнее означающего, ибо означающее сказывается именно об этом означаемом. И если мы всё ещё полагаем, что референт, то есть означаемое, это некая реальность, да, вещь или предмет, или событие, например, или факт, то вот с означающим дело обстоит, мне кажется, несколько сложнее. Я думаю, что это уже не совсем порядок реального, безусловно. Вот означающее — это уже не совсем факт, не совсем событие, не совсем вещь, не совсем предмет, да? Это символический уровень, который уже некоторым образом настраивается над первичным, нулевым, неуловимым уровнем реального. Означающее, оно не предметно, безусловно, оно вне и над предметно, оно символично и скорее уж идеально, идеально, если использовать традиционно философское слово «идеально», да, нежели реально. Вот можно сказать, что на уровне знака или же в символическом порядке наша реальность уже даёт какую-то трещину, да, она чуть-чуть раздвигается или вообще разваливается, да, это уж как пойдёт. Реальность здесь связывается с чем-то нереальным, да, символическая будто прорезает реальность. Простите меня за метафору пространстве. Это второй уровень, уже что-то происходит, что-то очень своеобразное. Ну и третий. Давайте введём третий. Вот третьим уровнем будет наш симулякр и порядок, соответственно, симуляции. Вот по всей логике рассуждения уже, я думаю, понятно, уже видно, что должно произойти. А что должно произойти? Уже, видимо, полное устранение уровня реального и самого принципа реальности. Принципа реальности здесь Бодрийяр чуть-чуть повторяет Фрейда. Вот поэтому он, Бодрийяр, и скажет, что симулякр — это копия без оригинала. Ну, это вы знаете, копия без оригинала — такое своеобразное определение. Оригинал — это орина, это наша реальность, которая куда-то проваливается. Хотелось бы знать, куда копия без оригинала. Да, это значит, что симулякр не отсылает к чему-то реальному, у него нет ни оригинала, ни референта, да, ни предмета, ни вещи, ни события, ни факта, к которому всего этого организует собственный и независимый порядок существования. Да, вот без мимесиса, как в случае подлинника и копии, например, без референции, как в случае означающего и означаемого, безусловно, и без иерархии. Вот нет реальности, которая раньше, нет реальности, которая выше. Более того, симуляция, она сама порождает свою собственную, ну, в кавычках, реальность или иллюзию реальности. Вот куда уходит реальность? Она воспроизводится на симуляционное реальное, некая игра в реальность. Тани, потому что много слов и какие-то они все непонятные. Ну, мне, во всяком случае, понятные. Надо разбираться. Вот как нам представить себе иллюзию реальности, которая порождала бы симуляционного симулякру? Как вот компьютерный симулятор? Представить это можно, если мы это будем с вами представлять последовательно, то, может быть, у нас получится, что хороший американский фильм «Матрица» называется. Получится что-то такое очень близкое. Вот там тоже немножко о симулякре речь. И «Матрица» — вот этот фильм, он непосредственно содержит множество отсылок к Бодрийяру. Там Бодрийяр всячески проскакивает, там цитаты из него появляются. Это интересно. Значит, создатели, два мужчины, не мужчина и женщина, уже создатели как-то потрудились и почитали Бодрийяра, по всей видимости. Наверное, хочется в это верить. Какие там отсылки Бодрийяра? Если вы помните, это чудесный фильм «Добро пожаловать в пустыню реального». Прямая цитата из книжки «Симулякры и симуляция». Добро пожаловать в пустыню реального, как мы это понимаем. Там бы за пу пустыня реальная, как пустыня, пустая реальность, ничерта там нету в этой вашей реальности пустыни. Там где-то ближе к самому началу этого фильма вот этот вот товарищ, главный герой, тогда ещё такой тюфяк, да, он просыпается где-то у себя в комнатке, и у него книжечка там лежит, да, и книжечка называется, как? Вот так и называется «Симулякры и симуляция». Она там, она уже в кадре, да, находится, есть непосредственные отсылки, безусловно. Ну хорошо, давайте вот в этом немножко разберёмся. Хороший пример, который может быть нас куда-то выведет, реальность «Матрицы». Да, в кавычках реальность «Матрицы» — это именно симулятор, который задаёт некий порядок и некие правила игры. Однако не всё так просто. Это, во всяком случае, едва экранизация книжки. Почему? Очень легко, потому что здесь есть строгая референция, строжайшая классическая. Мы знаем, что есть подлинная реальность, да, где-то за пределами «Матрицы», где-то за ней. Всегда есть возможность преодолеть симуляцию, выбрать какую там красную таблетку, проснуться ото сна, выбраться из иллюзии. Мы можем это сделать, мы можем выбраться из иллюзии, можем оказаться на стороне реального, да, заново обрести своё атрофированное тело. А что может быть старе ревове уровень тела? Или тело тоже не очень-то реально? А скорее, всё-таки образ тела, да? Ну да. Что ещё можно сделать? Можно объявить иллюзией войну, можно победить иллюзию в конечном итоге. Это хороший романтический классический фильм, очень классический в этом смысле. Да, вот это делает «Матрицу» такой классической утопией, где есть такое разделение на белое, на реальное и виртуальное, где возможна борьба одного с другим и победа светлых сил. Всё совершенно в порядке. Вот у Бодрийяра как-то посложнее всё немножко, а, ну, немножко в большей степени запутано. Да, поэтому все отсылки к Бодрийяру в фильме — это просто некий жест, хороший, в принципе, жест, да, но никак не прямые теоретические выводы из Бодрийяра. Вот в «Матрице» отношение копии и оригинала сохраняется в первозданном виде. Там есть оригинал, там есть референт, там есть то, к чему всё отсылают. Да, что ещё есть? Ну, попроще, попроще «Матрицы». Я не говорю, что хуже. Был такой фильм, тоже американский, да, американский, который назывался «Хвост виляет собакой». Хвост виляет собакой. А у нас его ещё локализовали, как всегда, под вра плутовство, по-моему. Ну, там Роберт Де Ниро играет, и они тоже там что-то такое делают хитрое. Они симулируют реальность, какая-то существует политическая коллизия, и в каких-то этих политических целях нужно придумать некую реальность, нужно разыграть некий сценарий, сценарий войны, например, да, нужно придумать вид, что происходят какие-то военные действия, там какие-то герои, там какой-то патриотизм и так далее, да. Такая политическая, ну, афера, не афера, ну, такая стратегия, немножко циничная. Вот здесь тоже моделируется, моделируется, да, создаётся какая-то, в кавычках, реальность. Да, нереальная реальность, симуляционное чувство сове ла существуют реальные люди, реальные, как бы мы их сейчас назвали, политтехнологи, которые делают свои дела, которые симулируют некую реальность. Тоже самое, да, в симуляционный порядок по Бодрийяру мы здесь не попадаем. Ну, наконец, есть ещё пример, который сам Бодрийяр использует, и не только он. Это популярнейший пример — это Борхес. Борхес вообще один из самых излюбленных писателей у всех этих СХИ. Взять вот этот пример знаменитый с его карты империи. Помните про карту империи? Да, кстати говоря, по-моему, книжка «Симулякры и симуляция» начинается с этого примера. Карта империи, когда император приказал создать точней карту империи. А что такое точней карта империи? Ну вот это сама империя как бы и есть, да? То есть карта должна в некотором смысле стать самой империей, она должна собой заслонить саму империю. Действительно, карта просто как бы вытесняет и уничтожает саму империю, само реальное. В этом смысле карта — это модель, да, симулякр и есть, по сути, или нет? Тоже не совсем, да, тоже отсылает к реальному, тоже референция сохраняется. Да, потому что карта империи — это одно, но это же карта империи, то есть есть некая действительно империя. Не так важно, что карта потом её вытесняет. Империя же существует, она генетически производит свою карту. Выбирается из империи. Пусть потом её и захватывает. И Бодрийяр об этом говорит. Да, он приводит этот пример, и он этим примером не особенно сам удовлетворён. Он говорит, что мы, в общем-то, Борхеса оставили уже далеко позади, мы его преодолели, потому что мы вышли на новый уровень, непревзойдённый уровень, уровень симуляции, который отличается от всех этих классических утопий. Да, вот все эти примеры, как вы понимаете, на деле не годятся, ибо в них сохраняется и мимесис, референция. Что означает, что они не выходят на симуляционный уровень. Вот если бы в «Матрице» само реальное не производило бы симуляционное, не предшествовало бы симулятору, но порождало бы им. Если бы герой, выбрав красную или какую угодно другую таблетку, попадал бы из одного сна в другой, да, а ещё более, может быть, глубокий сон. Вот если бы реальное само оказалось копией симулятора, да, то есть копии копии, вот тогда мы оказались бы ближе к делу, как мне кажется. Вот если бы герой из одной матрицы бесконечно попадал бы в другие матрицы, и у нас получился бы такой фрактал, бесконечный фрактал. Кстати, Бодрийяр говорит о фракталах. Вот для него уровень симуляции, да, симуляционный порядок, уровень симулякра, он также его называет иногда фрактальный. Это фракталы. Почему фрактал? Ну, понятно, да, почему фрактал. Безусловно, потому что какая там оригинал, какой там подлинник у фрактала? Никакого. Он сам себя множит, копии, копии, копии, копии. Вот если бы в «Матрице» было так, то это был бы настоящий постмодернистский такой по Бодрийяру сделанный фильм. Но там не так, он романтический, потому что иначе не пошли бы денег, бы никто не заработал. Люди по очереди один за другим в «Быть Джоном Малковичем». Ну, может быть, это и ближе к делу, но проблема в том, что там есть Джон Малкович, там есть Джон Малкович, а Джон Малкович — это он и есть, он некий оригинал, да? И хотя там у него в голове размножаются эти подлинные Малковичи, один, неправда ли? Прекрасный, замечательный, блестящий актёр, он один и единственный. Да, и вообще интересно, почему фильм так называется, почему там главный герой — это именно Джон Малкович, то есть актёр, не персонаж какой-то, а вот реальный человек. Вот к нему всё отсылается, в конечном итоге мы знаем, что есть такой Джон Малкович, вот о нём фильм сняли. Хороший? Нет, здесь референция сохраняется, я уверен в это, хотя близко, да, может быть, ближе, но всё равно сохраняется, да, безусловно. Ну так вот, да, нам нужны копии копий, нам оригиналов с вами не нужно. Тогда мы с вами окажемся уже не в реальности, если это будут только копии и копии без референтов и оригиналов, не в реальности, а в гиперреальности, как говорит важный термин. Вот что такое это? Нереальная реальность — это иллюзия реальности, реальность в кавычках. Такая реальность, которая сама является копией чего-то, копией копии. Такая реальность, которая в конечном итоге скрывает, что она нереальна, скрывает, что её на самом деле нет. Как ещё определяет симуляцию? Это, как сказали уже, это скрытие того, что чего-то нет. Да, мы симулируем, когда мы скрываем, что чего-то нет. Гиперреальность, копия порождает копию. Вот как в примере с серийностью. Симулякр порождает реальное в кавычках, сам будучи только копией, он порождает свои собственные копии. И порождение здесь, вот на этот нира тически детерминизм, что если бы мы это понимали так, тогда мы сделали бы сам симулякр оригиналом и подлинником, да, то есть вернули бы, восстановили бы принцип реальности. И порождение здесь не генетическое, порождение здесь весьма и весьма условное. Вот как в той же серийности. Какое там рождение, если одна банка супа следует на конвейер, на конвейерной ленте? Вот это за другой банкой. Это не значит, что она является копией её как оригинала. И то, и то копии, не более того, они в этом смысле не отличны друг от друга генетически. Если что-то и предшествует симулятору, только сам принцип симуляции, да, в соответствии с которым мы можем боль указать на какую-то реальность, нашим воображаемым или нашим символическим, неважно, не можем указать. Как такое вообще возможно, хочу я вас спросить? Вот по Бодрийяру. **Гиперреальность** — это состояние, в котором знаки и символы становятся более значимыми, чем реальность, которую они представляют. В этом контексте мы говорим о том, что потребление знаков, а не реальных объектов, становится основным. Мы уже обсуждали, что знак — это не просто символ, а нечто, что может существовать независимо от своего референта. В гиперреальности нет оригиналов, нет референтов, нет истин. Здесь истинное и ложное теряют своё значение, и различие между ними становится невозможным. Когда у нас нет критериев для различения, мы не можем говорить о симуляции как о лжи. Симуляция не является ложным сознанием, как это определял Маркс. У него был критерий, с помощью которого он мог отличить ложное сознание от истинного. В гиперреальности такого критерия нет. Идеология, рассматриваемая как симулякр, становится не ложью, а неким универсальным состоянием, в котором все мы являемся идеологами, каждый по-своему. Например, войны могут рассматриваться как симулякры идеологии. Они не ведутся из-за реальных причин, таких как территория или ресурсы, а симулируются на уровне знаков. Война в Ираке, по Бодрийяру, была симуляцией, потому что не было реальной причины для её начала. Химическое оружие, которое стало предлогом для вторжения, оказалось иллюзией, порождённой симуляцией. В этом контексте войны становятся полигоном для тестирования новых средств массовой информации, где реальность войны отсылает к рекламе и другим знакам, а не к реальным боевым действиям. Современные войны — это излюбленный пример Бодрийяра для описания симуляции. Он утверждал, что войны в заливе не было, потому что реальность войны была скрыта за знаками и символами. Это не значит, что войны не существовало, но реальность её была искажена. Реальность может врываться в нашу жизнь в неожиданные моменты, как, например, в случае военных действий, которые затрагивают нас напрямую. Потребление, о котором мы говорили ранее, также вписывается в порядок симуляции. Общество потребления не связано с естественным желанием, а с потреблением знаков. Я не покупаю автомобиль ради его функциональности, а ради статуса, который он символизирует. Это потребление знаков, где автомобиль становится знаком социального статуса, а не просто средством передвижения. Эра симуляции обращается с принципом реального, не уничтожая его, а поглощая. Реальность становится объектом ностальгии, и мы начинаем потреблять ностальгию по реальному. Это приводит к тому, что мы создаём знаки, которые символизируют подлинное, искреннее и истинное, но на самом деле это всего лишь циркуляция знаков. Ностальгия по реальному становится потреблением ностальгии. Мы видим это в кино, где исторические и фантастические фильмы обслуживают этот ностальгический эффект. Они позволяют нам переживать прошлое или представлять будущее, но всё это происходит через призму симуляции. Таким образом, мы оказываемся в ситуации, где реальное и нереальное переплетаются, и мы не можем выйти из этого порядка симуляции. Бодрийяр вводит понятие прецессии моделей, где модель предшествует тому, что она представляет. Мы живём в мире, где подлинное уже существует на уровне знаков, и мы играем в эту игру, не имея возможности выйти за её пределы. Тем не менее, можно попытаться вернуть себе некое означаемое, которое провалилось в знаковую бездну. Это можно сделать, создавая свой собственный миф, наполняя знаки смыслом и возвращая себе свою жизнь. Это романтический подход, но он не лишён смысла. Мы можем стремиться к тому, чтобы жить художественно, заботиться о себе и возвращать себе подлинность в мире, полном симуляций. определённые категории, которые предполагают наличие реальности, наличие оригинала, наличие чего-то, к чему можно отсылать. Если мы говорим, что симулякр — это копия без оригинала, то мы уже предполагаем, что оригинал существует, а значит, мы всё равно остаёмся в рамках реальности. Это противоречие, которое ставит под сомнение саму концепцию симулякра. Кроме того, возникает вопрос о том, как мы можем отличить симулякр от реальности, если они становятся настолько переплетёнными, что границы между ними стираются. Если симуляция становится нашей реальностью, то как мы можем говорить о том, что что-то является симуляцией? Это приводит нас к проблеме критического дискурса: как мы можем критиковать симуляцию, если сами находимся в её рамках? Также стоит отметить, что Бодрийяр часто использует язык, который может показаться излишне сложным или запутанным. Это может затруднить понимание его идей и привести к недопониманию. Его концепции требуют внимательного анализа и критического осмысления, чтобы избежать поверхностного восприятия. Таким образом, несмотря на привлекательность и новизну идей Бодрийяра, они сталкиваются с рядом проблем и противоречий, которые требуют дальнейшего обсуждения и анализа. Строго, то есть, иначе говоря, копии без оригинала быть не может. Копии без оригинала просто на чисто понятийном уровне не существует. Тогда сама копия становится на место оригинала, опять же, по необходимости. В этом смысле реальное, если реальное у нас — это некое пространство оригиналов, подлинного, реально не может просто исчезнуть, не может просто провалиться куда-то и якобы остаться только одно нереальное или гиперреальность. Сколько угодно копий или знаков, они просто уже не будут так называться, они будут реальными. Понимаете, в чём дело? Это делает, кстати говоря, проблематичным и понятие гиперреальности, о котором у нас уже возникла дискуссия. Проблематично, потому что нельзя сказать, что мы живём в одной только гиперреальности, а реальная куда-то провалилась. Потому что это, опять-таки, взаимоотношение к реальности, и если нет реальности, то значит, нет этого отношения, нет этого противопоставления, значит, нет и гиперреальности. Вот в чём вся логика, довольно, кстати, простая в этом смысле. Тогда гиперреальность становится единственной реальностью, она и становится вся. Даже если мы его зачем-то будем называть гиперреальностью, без разницы, понимаете? Это значит, что симуляция — это просто невозможный парадоксальный теоретический конструкт. Что такое симуляция? Невозможный парадокс, теоретический конструкт, который сам себя разрушает. На каком уровне? Что он делает? Хочет спросить, а знает об этом? Предполагает, что не знает. Такая ходовая схема. Во как раз в этом есть некоторая его задача: указать, может быть, даже в большей степени не содержание, а стилем своим и формой своей указать нам на парадокс, смоделировать или даже симулировать этот парадокс в самом повествовании, чтобы мы с вами чуть-чуть запутались, увлеклись бы содержанием, что-то пропустили мимо себя, например, сам парадоксальный характер концепта симуляции, который сам себя съедает. Он указывает нам этим на невозможность. Да, вот на ту невозможность, в которой мы живём, и, может быть, это поможет нам осознать сам парадокс. А осознать парадокс — значит, некоторым образом его трансцендировать, о котором нам объявил Лиотар. Вот что это такое, конец трансцендентного. Это просто лукавство какое-то, это провокация, может быть, необходимость, необходимость мысли, которая что делает? Которая знает, что необходимо удерживать противоречие, а это противоречие в его целостности. Да, утверждение вместе с отрицанием. Мысль знает об этом, да, мысль об этом знает. Нас этому учили разные люди. Но тогда, который тоже объявил Бодрийяр, он же объявил конец всего, по сути, да, всего классического и диалектического в том числе. Как быть с ним? Снова парадокс возникает или просто какая-то видимость парадокса? Ну вот так или иначе сам Бодрийяр не даёт ответов на эти вопросы, к счастью, может быть, к несчастью. Я в прошлый раз сказал, что он в большей степени диагност. Да, он диагност. Вот этот момент, я надеюсь, вы уловили, что это парадоксальное понятие симуляции. Парадоксально во многом, просто само себя стирает. Парадокс существует, может быть, в этом осуществляется логика симуляции, когда само понятие симуляции съедает себя, превращает себя в некий голый знак. Ну, может быть, давайте это повесим, потому что это весьма занимательно, любопытно. Посмотрим вопрос. Или мы сами, например, каждый сам по отдельности, даёт какого-то ответ, потом придёт счастливый и поделится с другими. Вот что я хотел и имел вам сказать. Большое счастье, что вы всё это выслушали. С Бодрийяром мы покончим, хватит с нас диагнозов. Хочется уже чего-то конкретного. Конкретного, конкретно. Ох, я даже боюсь заглядывать. А конкретно это, да, конкретно это Крида, страшный, ужасный призрак. Но Крида с его деконструкцией — собственно, следующее наше занятие, так и заглавием «Деконструкция». Хуже и всё хуже, и хуже, чем дальше, тем страшнее. А что там ещё? Да, это достаточно страшно уже и без всякого «дальше». Это достаточно страшно. А, ну как вы понимаете, философия совершенно зубодробительная. Сложность, что с этим делать — непонятно. Надо как-то с ним познакомиться, а для того чтобы с ним познакомиться хотя бы на более-менее шапочном уровне, надо найти какие-то простые тексты. Уже код ряда простых текстов. Нет, ну смотрите, давайте тогда к следующему разу прочитаем вот что. Ну, наиболее простое, что только может быть. Маленькая такая, не то чтобы «течка», даже «заточка», которая называется «Письмо японскому другу». Письмо японскому другу. Там он пару слов проговаривает об этой своей деконструкции. Письмо японскому другу — там буквально и есть книжечка, тоже совсем маленькая книжечка, интервью с Нозиком. Попроще, чем непосредственный текст. Хотя, опять-таки, по нему интервью, книжечка, которая называется, которая называется «Позиция». Её перевёл, кстати, Владимир, а это очень хорошо. Значит, уже из-за этого можно эту книжечку прочитать. Она совсем маленькая, она у нас на... Там сказано о деконструкции. Что такое деконструкция? Попробуйте поставить какие-то вопросы свои собственные об этой деконструкции, которую мы сможем плодотворно обсудить в следующий раз. Ну вот это то, что я вам хотел про следующий раз сказать. А пока давайте что ли отдохнём чуть-чуть, потому что мы устали все. Я вас безумно благодарю за внимание. Спасибо вам, что вы были сегодня здесь вместе со мной. И до новых встреч. Тогда спасибо!

Назад

Залогинтесь, что бы оставить свой комментарий