Андрей Фурсов, "1917-2017: кланово-олигархический режим тогда и сейчас.

ruticker 02.03.2025 12:34:30

Текст распознан YouScriptor с канала Московский гуманитарный университет

распознано с видео на ютубе сервисом YouScriptor.com, читайте дальше по ссылке Андрей Фурсов, "1917-2017: кланово-олигархический режим тогда и сейчас.

Сегодня мне хотелось бы поговорить о **Февральской революции**. На мой взгляд, сейчас это одна из самых важных вещей, не из-за самой Февральской революции, а потому что этот год — год Столетия, главным образом, Октябрьской революции, или, как большевики говорили, до двадцать седьмого года, Октябрьского переворота. Я думаю, что весь этот год будет идти шельмование Октябрьской революции, и вот эта информационная война по Октябрьской революции. Я уже посмотрел состав оргкомитета по этой теме. Достаточно, что там присутствует, например, гражданин Сванидзе, который уже сделал заявление, что вообще не надо широко это всё обсуждать, мол, историки соберутся, разберутся. Это он историк, а вот трудов этого историка, фамилии Сванидзе, ранее не судимого, не знаю. Ясно совершенно, что одним из пунктов в информационной психоистории войны, причём пунктом по двум линиям: с одной стороны, её будут противопоставлять Февральской революции как Великой, бескровной, хорошей, замечательной, а вот Октябрьская — это мерзавка, революция другая или не более хитрая. Она даже в некоторые учебники попала — это великая революция семнадцатого года. Какая революция семнадцатого года совершенно непонятно, и революции эти разнонаправленные, и итоги у них разные. Вот поэтому я решил поговорить на эту тему. Есть ещё один очень важный момент, который вылез совершенно неожиданно, когда я готовил работу по Февральской революции в декабре. Станислав Юрьевич Куняев, главный редактор нашего «Современника», попросил меня написать статью о Февральской революции к столетию. Я сказал, что больше 20-30 страниц я не напишу, потому что времени мало. Но я так расписался на праздниках, что получилось 100 страниц, и в нашем «Современнике» она идёт в двух номерах. Вот во втором первая часть вышла, а вторая часть выйдет в третьем номере, и это большой текст. В ходе работы я набрёл на сравнительный анализ клановых режимов. Позднее самодержавие было клановым, квази-буржуазным режимом. Февральский режим был клановым, современная Россия тоже клановой режим. И вот здесь есть очень интересные параллели и уроки февраля, о которых имеет смысл порассуждать. Тема, естественно, большая, у меня два больших ролика записаны по часу. Я думаю, что повторять я их не буду, и мы сделаем не просто укороченный вариант, а просто поговорим о некоторых моментах, которые, скажем, вот в тех двух фильмах, которые мы сделали с Андреем Фефеловым, висят на канале «День ТВ». Чтобы далеко не всё повторять, если повторять, то ударные вещи, а поговорить о серьёзных, так сказать, концептуальных вещах. Вы знаете, есть два подхода в принципе к Февральскому перевороту. То есть их несколько, но можно свести к двум. Первый: поздней самодержавной России была совершенно замечательной, там было всё хорошо, и буржуазная модернизация в России во второй половине XIX века была распрекрасной. Нюансы, но это не более чем количественные отклонения от какой-то модели. И Февральская революция увенчалась. Согласно второй точки зрения, вся вторая половина XIX века — это упадок России, февраль — это логическое, так сказать, то, что логически из этого упадка вытекает, и октябрь — это была реакция на февраль. Я придерживаюсь второй точки зрения. Но кроме меня не я один такой. Уже в начале века наш, на мой взгляд, просто самый замечательный публицист того времени, Михаил Осипович Меньшиков, написал, по сути дела, он выписал приговор России второй половине XIX века. У него длинная цитата, я кусочки оттуда прочту, они стоят того: > «Десятый век окончательно утвердил наш духовный плен Европы. Народно-культурное творчество у нас окончательно сменилось. Мы хотим жить теперь не иначе как западной роскошью, забывая, что ни расовая энергия, ни природа наша не те, что там, Запад поразил воображение наших верхних классов и заставил перестроить всю нашу народную жизнь с величайшими жертвами и большой опасностью для неё. Подобно Индии, сделавшей когда-то из богатой и ещё недавно зажиточной страны совсем нищей, Россия стала данью Европы во множестве самых изнурительных отношений, желая иметь все те предметы роскоши и комфорта, которые, как обычно, на Западе. Мы вынуждены отдавать ему не только излишки хлеба, но, как Индии, необходимые его запасы. Народ нас хронически не доедает и клонится к вырождению». Это к вопросу о том, какую Россию мы потеряли. Если помните, в самом конце перестройки Говорухин снял фильм «Какую Россию мы потеряли». Такая прямо замечательная Россия была. А вот Современник этой замечательной, в кавычках, России пишет, что народ наш хронически не доедает и клонится к вырождению. Это для того, чтобы поддержать блеск Меньшикова. Меньшиков — это системный кризис, и вот этот системный кризис увенчался двумя переворотами, двумя революциями, если угодно: Февральским переворотом и Октябрьским. Замечательный историк, французский Фернан Бродель, любил повторять: «События — это пыль». Он имел в виду то, что отдельное конкретное событие можно понять только в широком контексте, либо среднесрочной перспективе, то, что он называл «конр», либо долгосрочной. Так вот, с точки зрения длинной русской истории, семнадцатый год и февраль, и октябрь — это переломная точка в большой эпохе, которая началась в 1861 году, так называемыми реформами Александра II, или великими реформами, и закончилась в 1939 году, 18 съездом ВКП(б), который окончательно подвёл черту под вот этой русской смутой. Семнадцатый год — это вот пик этого процесса. Ещё более, на мой взгляд, интригующая черта семнадцатого года в долгом контексте европейской истории. И здесь семнадцатый год, на мой взгляд, занимает место, ну, это не ровно посередине, но с точки зрения, так сказать, содержательно, это середина этого пути. Это между 1789 годом, началом французской революции, и стартом левого якобинского проекта модерна, и 1991 годом, разрушением Советского Союза, концом этого проекта в том виде, в котором он был тогда сформулирован. Мы не знаем, возродится он или нет, в прежнем виде, конечно же, не возродится, будет что-то другое, если будет. Но вот эта эпоха 1789-1991 — сей год — это её перелом. Очень важно понять, что вторая половина XIX века — это два очень интересных процесса. С одной стороны, почти всю вторую половину XIX века и даже раньше Россия шла к социальной революции, и процесс этот, так сказать, нарастал и нарастал, он ускорял развитие капитализма. И рядом с этим процессом, процесс в сторону социальной революции шёл. Процесс формирования уродливого в России, другого быть не может, уродливого капитализма, такого кривобокого. Вот это он подталкивал Россию к социальной революции. А если, скажем, Александр I затормозил этот процесс в интересах самодержавия, разумеется, то в начале XX века этот процесс пошёл уже очень-очень быстро. Если посмотреть вообще на XX век в России, то здесь очень интересная вещь возникает. В XX веке проявилось, так сказать, вот такой дальний результат того, что пришло с реформами Петра и то, что росло при Екатерине. Значительная часть российской верхушки начала жить не по потребностям, которые могла удовлетворить Российская система, работ, Российская сельская хозяйство, а по потребностям, по которым жила Западная буржуазия и Западная аристократия. И вот это изменение в структуре потребностей привело к тому, что увеличилась, увеличилась эксплуатация. При Екатерине, например, при Екатерине II, разумеется, уровень эксплуатации вырос и государственных крестьян, и частновладельческих в 3-3,5 раза. И этот процесс шёл, так сказать, по нарастающей и в XIX веке. То есть интеграция России в мировую капиталистическую систему привела к тому, что при Николае I капитализма ещё никакого не было, а верхам, части верхов, для того чтобы жить, вести социально приемлемый дворянский образ жизни, вынуждена была усиливать эксплуатацию населения. То есть вот Маркс называл такие, у него такая метафора была, он характеризовал как язычник, чахнуть от язв христианства. То есть здесь, в данном случае, не капиталистическое общество страдало от того, что это общество интегрировалось в капиталистическое. И Николай I сделал единственное, что он мог: он подморозил Россию примерно на 30 лет. Другой никакой у него стратегии, естественно, не было. Однако уже к концу его правления негативные последствия вот этого летия стали выходить на первый план. Александр II своими реформами этот процесс освободил, и вместе с ним он освободил целый ряд дезинтеграционных процессов. То есть вот те самые силы гниения, которые Николай пытался подморозить. И поэтому Некрасов и написал, что эта реформа одним концом ударила по барину, другим — по мужику. Недовольны были все, и результат довольно быстро сказался. Кстати, обратите внимание, Александр II был очень любим. Кто знает, где стоит памятник Александру II? Совершенно верно, очень символично. Александр II — освободитель. Но на самом деле, я думаю, что ему памятник поставили просто как во-первых классовому близкому, потому что сказать с него, что сам он, естественно, в таких категориях не мыслил. С него, в общем, стартовало развитие капитализма в России. Кроме того, ещё одна вещь: в правлении Александра II была резко ослаблена борьба с лихоимством. Лихоимство более позднего периода, по-видимому, это должно было нравиться, поэтому поставили памятник. Россия, получив кризис, включай революционную ситуацию. Александр I уже довольно скоро попытался подморозить кризис, ну и кончилось это, сказать, его убили. И вдобавок ко всему пошли те процессы, которые в конечном счёте привели сначала к одной революции, а потом к другой. Уже в середине восьмидесятых годов сложилась такая ситуация, которую министр финансов Бунге описал таким образом. Это вот к вопросу о том, что Россия была процветающей страной. Я, кстати, очень рекомендую эту книгу, нелегко достать, она в Питере вышла ограниченным тиражом. Может быть, мы её издадим здесь, в Москве. Автор Островский, «Процветала ли Россия накануне революции?» — это сборник статей «Процветала ли Россия накануне революции?». Так вот, Бунге пишет: > «Упадок российских финансов особенно стал обнаруживаться с шестидесятых годов. А с 1880 года он приобрёл характер угрожающий. И далее, это он пишет, заметьте, году за 30 лет до революции. Это при отсутствии даже намёка на какое-либо улучшение готовит в недалеком будущем тяжёлую развязку: государственное банкротство, а за ним — государственный переворот». Ну, за такой прогноз Бунге 1 января 1880 года был отправлен в отставку, а прогноз его сбылся. Я не буду приводить большое количество, сказать, цифр, демонстрирующих, они найдут убийственные, насколько Россия зависела от иностранного капитала в конце XIX — начале XX века. Конечно, она не была полуколонией, как писали советские авторы тридцатых-пятидесятых годов, но степень зависимости была очень и очень высокой. По крайней мере, она была достаточной для того, чтобы Николай II бросил русского мужика защищать интересы английских и французских банкиров против Германии, с которой у России не было настолько острых противоречий, чтобы вызвать войну. Кстати, Киссинджер в одной из своих работ это признал совершенно чётко, что противоречия между Россией и Германией не носили такого острого характера, чтобы обязательно вылиться в войну. Очень важным периодом, который привёл и к войне, и к революции, был период вот между 1892 годом и 1909. В это время шёл процесс стремительного загнивания системы управления. Вообще нужно сказать, когда анализируются социальные кризисы, очень часто люди хватаются за экономику. Ну, например, очень часто то, что написано по советской экономике шестидесятых-семидесятых годов, подаётся, сказать, в таких мрачных тонах с умом того, что в дено пер году Советский Союз прекратил своё существование. На самом деле, даже если забыть про советское экономическое чудо пятидесятых годов и посмотреть цифры семидесятых-восьмидесятых, экономическое развитие было очень и очень приличным. И дело было не в экономике. В системных кризисах, как правило, не в экономике рушатся структуры управления, тесно связанные с господствующим классом. Вот здесь про то же самое, кстати, наивный человек Лигачёв в своё время, когда Горбачёв говорил «застой», «застой», и, сказать, Лигачёв ему возразил и говорит: «Как же застой? Экономика-то развивалась». Но Лигачёв не понял, Горбачёв имел в виду под застоем ни в коем случае не развитие экономики. Для Горбачёва застой был — это отсутствие ротации кадров, характерной для брежневского времени. А с приходом Горбачёва кадров достигла 75-77%, причём без мочилова, без кровопролития, как в конце тридцатых годов, а совершенно, сказать, таким эволюционным путём. Поэтому в восемьдесят шестом-восемьдесят седьмом годах вот эта партийная молодёжь, партийная молодёжь того времени, это 50-60 лет, активно поддержала Горбачёва. То есть обратите внимание на паралич структур управления. Ещё очень важный момент: когда система попадает в кризисную ситуацию, то любые попытки реформаторским путём избежать краха при этом, сохранив базовые характеристики системы, приводят к очень плачевным результатам. И вот здесь классический пример этого жанра — это реформы Столыпина. У нас всё-таки удивительная страна, вы знаете, у нас такое существует Столыпинский клуб. Дело в том, что Столыпин — это один из самых главных неудачников русской истории. Но в памяти, вот особенно людей необрезной первого года, Столыпин, ну понятно, он им классового неудачник. И называть клуб, знаете, как яхту назовёшь, так она и поплывёт. Если назовёшь яхту «Победа», это одно, если «Беда» — это совсем-совсем другое. Так вот, Столыпинские реформы — это очень интересный пример. Дело в том, что Столыпин сам по себе был очень волевой и очень умный человек, но он был классовой городской буржуазный человек. Какую задачу ставил Столыпин? Реформы, которые фантастически приблизили революцию. Какую задачу ставил Столыпин? Вовсе не экономическую, это на втором месте было. Главная задача реформ Столыпина была политической — сломать общину. Потому что события 1905, точнее 1906-07 годов показали, что община — это готовый каркас социального сопротивления. И если до 1905 года в России и консерваторы, и революционеры только что не молились на общину, события 1906 года... Дело в том, что события в деревне несколько запаздывали с городом. В городе революция уже почти закончилась в пятом году, а в деревне в шестом году она только заполыхала. И заполыхала так, что в европейской части России 50% помещичьих усадеб было сожжено. Так вот, после этого Столыпин был представителем той части истеблишмента, которые решили, что надо общину уничтожить. И вот эта реформа — это была попытка уничтожить общину, причём проводилась она вообще-то насильственным путём, потому что крестьяне не хотели выходить из общины. Более того, Столыпин провалился в том, что думал, что будут выходить единоличники. Единоличников вышло не так много, а выкупали землю общины целиком. И у нас даже я посмотрел вот учебники, когда готовил когда-то в своём курсе лекции по реформам Столыпина. Ну, даже в наших учебниках было написано, что был достигнут некоторый прогресс. На самом деле всё это было совершенно не так. Вот был такой экономист-статистик Фин енотаевский, который уже тогда написал, что эффект Столыпинской компании, он даже не употребляет слово «реформа», был ничтожным, а во многом контрпродуктивным. Упали практически все показатели: количество лошадей, крупного рогатого скота. Я не буду цифры приводить, я просто показатели скажу, какие. Средняя урожайность зерновых. Кстати, показательно, что Лев Толстой характеризовал речи Столыпина как бесчеловечные, чтобы не сказать отвратительные. То есть вот герой наших девяностых, герой нашего нынешнего истеблишмента, он получил от Толстого такую характеристику. И очень интересную характеристику неожиданную совершенно. Анти-лысую реформу делал не только здесь, в личной неприязни к Витте. Смотрите, что Витте пишет: «Не подлежит, по моему мнению, сомнению, что на почве землевладения, так тесно связанного с жизнью всего ства, то есть в сущности России, ибо Россия есть страна преимущественно крестьянская, и будут разыгрываться дальнейшие революционные пертурбации в империи, особенно при том направлении крестьянского вопроса, которое ему хотят последние столыпинские годы дать, когда признаётся за аксиому, что Россия должна существовать для 130 ся бар и что государство существует для сильных». То есть Витте, поразительно, но Витте критикует с классовых позиций. И вот здесь, несколько отвлекаясь от нашей линии, Столыпин, революция — интересный вопрос: кто и почему сегодня распространяет миф о великом и успешном государственном деятеле, чуть ли не образце для подражания? Ну, почему? Понятно, первая причина заключается в том, что Столыпин — это классовой, чем существует, например, существенно отличается от Сталина, который не является классовым. Вторая причина распространения мифа о Столыпине, на мой взгляд, заключается в том, что в истории России практически нет героев среди буржуазии. Вот нет буржуазных героев нашей истории, а официальный спрос сегодня на таких есть. Ну и, естественно, оказывается единственный кандидат — это Столыпин. И можно здесь забыть, что он неудачник, что его реформа провалилась. Ведь обратите внимание, гражданская война полыхала от темна до темна там, где лапинская реформа оказалась наиболее удачной — Восток и Юг страны. Но страшно подумать, что произошло бы с Россией, если бы реформа Столыпина удалась. Если бы она удалась, то революция в России произошла бы уже в 1912 году, потому что в городах, прежде всего в Москве и в Питере, оказалось бы примерно 20 миллионов мужиков, которых вышвырнула бы из деревни, а промышленность тогда могла бы дополнительно к тому, что уже есть, ну больше чем 1-2 миллиона, она абсорбировать не смогла бы. И вот тогда Россия получила бы совершенно страшную революцию. То есть реформа Столыпина провалилась, но если бы она удалась, было бы ещё хуже. И вот здесь возникает вопрос: Столыпин — глупый человек? Нет, ни в коем случае. Но это человек, который смотрел на социальный процесс сквозь определённые, определённую призму классовую. А есть очень жёсткое ограничение адекватного восприятия реальности сквозь классовую призму. То есть человек может быть умным, но у него есть ограничение, поскольку он должен выпрыгнуть из своей классовой шкуры, что очень и очень сложно. На самом деле, перед самой войной, перед самой войной было несколько людей, которые предупреждали власть о том, что совершенно трагически сложится судьба России в случае войны и революции. И вот здесь просто я хочу процитировать две. Одну, наверно, вы знаете вещь — это записка Дурново. А вот другая вещь ещё более интересная. Значит, смотрите, кто-то знает вообще про записку Дурного? Она длинная. > «Особенно благоприятную почву для социальных потрясений в случае войны представляет, конечно, Россия, где народные массы несомненно исповедуют принципы бессознательного социализма». Но вот что интересно: ещё за 12 лет до Дурного Плевы, министр внутренних дел, полемизируя с искусственной, необдуманно сделанной так называемыми образованными классами общественными элементами, у них цель одна — свергнуть правительство, чтобы самим сесть на его место, хотя бы только в виде конституционного правительства. У царского правительства, что ни говори, есть опытность, традиции, привычка управлять. И заметьте, что все наши самые полезные, самые либеральные реформы сделаны исключительно правительственной властью по её почину, обычно даже при не сочувствии общества. А из лиц, из общественных элементов, которые заменят нынешнее правительство, что будет? Одно лишь желание власти, хотя бы даже одушевлённые с их точки зрения любовью к Родине, они никогда не смогут овладеть движением, им не усидеть на местах, уже по одному тому, что они выдали так много векселей, что им придётся платить по ним и сразу же идти на уступки. Они, встав во главе, очутятся силой и вещей в хвосте движения. При этих условиях они свалят со всеми своими теориями и утопиями при первой же осаде власти. И вот тогда выйдут из подполья все вредные, преступные элементы, жаждущие погибели и разложения России с евреями во главе. То есть смотрите, Плевы определил очень чётко характер революции: её начнут образованные классы, которые не удержат собственно. Так оно и произошло. И вторая вещь: масса смтт эти образованные классы, но тем не менее к четырнадцатому году ситуация в стране была практически патовой. Уравновешивала в то же время и революционеры, и либеральные партии тоже были слабы. То есть было вот такое равновесие. Война это равновесие сломала. Первая мировая война. Я тут недавно видел книжку, автор Млечин, называется «Случайная война». Первая мировая война случайная. Ну, трудно сказать, здесь лукавство больше или глупости. На самом деле, те люди, которые знают историю, они прекрасно знают, что с конца восьмидесятых годов британцы готовили решение русского и германского вопроса, потому что это был вопрос выживания Британской Империи. Нужно было убрать Германию как конкурента, причём конкурента как по государственной линии, так и по линии скрытого второго контура власти. И вторая вещь: нужны были ресурсы, потому что можно, конечно, смеяться над Лениным, как у нас это делали, особенно в девяностые годы, сейчас этого меньше, смеяться над его работой «Империализм как высшая стадия капитализма», но Ленин оказался прав. Капитализм в экономическом плане, я подчеркиваю, вот это слово, в узко экономическом плане, капитализм к концу XIX века исчерпал свой потенциал. Обратите внимание, за счёт чего существует капитализм весь XX век? За счёт войн, ограбления колоний и полуколоний, до офшоров. И за счёт войн, которые стирают экономический потенциал. Один раз Германию стёрли, второй раз Германию стёрли. То есть вот эта депрессия 1873 года подвела черту под таким вот бурным, собственно, экономическим развитием капитализма. Это, кстати, не говорит плохо о капитализме. Это говорит о том, насколько это динамичная система оказалась, которая пробежала свой потенциал за 100 лет, с 1780 по 1880 год. И дальше капитализму оставалось только военным путём, путём перераспределения насильственного решать проблемы. Ну и расширять свою зону, а единственной зоной расширения была на тот момент Россия. То есть вопрос выживания Британской Империи, англосаксонской верхушки, причём на обоих контурах — это был вопрос решения русско-германский вопрос. Нужно было стравить Россию и Германию, но сделать это в виде некой европейской войны, где Россия на одной стороне, а Германия с другой. Поскольку мы уже об этом говорим, я только вкратце напомню, как решался этот вопрос. Сначала британцам нужно было привязать Францию к России. Это было сделано в 1992-93 годах с помощью Папы Римского, который задолжал Ротшильдам. Следующий шаг: нужно было сделать так, чтобы в глазах французов Россия оказалась всё-таки сильным партнёром, но не настолько сильным, чтобы в одиночку обеспечить безопасность Франции. Для этого нужно было, чтобы Россия где-то потерпела поражение. Этим где-то был Дальний Восток. Но сначала нужно было вырастить такого мини-бульдога на Дальнем Востоке. А как вырастить мини-бульдога? Там Китай мешает. То есть мини-бульдог — Япония. Значит, надо устроить китайско-восточную разворачивается в сторону Великобритании и подписывает с ней договор. Ну а здесь уже сам Бог велел, и России подписывать. 1907 год — это про английское агентура влияния подавляет окончательно немецкую и формируется Антанта. И здесь остаётся дело только за малым: нужны деньги. Деньги находятся в Америке. Что нужно для этого сделать? Поставить американские финансы под контроль. Как это сделать? Сначала запускается кризис седьмого года, ничего не вышло, и тогда, сказать, второй раз — это создание Федеральной резервной системы, ФРС, 1913 год. Всё, всё готово для того, чтобы начался конфликт. И этот конфликт должен был решить несколько очень простых проблем. Он должен был уничтожить четыре евразийские империи: австро-венгерскую, германскую, османскую, окончательно и российскую. Ничего личного, только бизнес, потому что глобалист принцип противоречит абсолютно принципу имперскому. Поэтому нужно было убрать эти империи. Но когда мы говорим о том, кто эту кашу заварил, вполне серьёзно, да, мы говорим британцы. Мы не все британцы. 90% парламентариев британских были противниками войны. Сделала это совершенно определённая закрытая группа, которая называется «мы» или «вы», или ещё она называется группа The Group, которую создал Роз, в коем её возглавил Милнер. Она до сих пор существует. Мы с вами уже об этом говорили. Именно она снабжает информацией о Сан. То есть это такая долгосрочная, долгоиграющая пластинка. И эта группа была очень важна, она была международной. Туда входили французские деятели государственные, и туда входили российские деятели ключевые: Извольский, министр иностранных дел, а потом посол во Франции, и Хартвик, посол в Сербии. И вот усилиями этих людей, собственно, и была решена проблема. Вот вся эта компания решила проблему войны. Я не буду повторяться, мы уже об этом с вами говорили. Значит, когда началась война, целый ряд острых противоречий во всех империях, включая российскую, отошёл на второй план. Сначала это был такой ура-патриотизм. Сегодня мне хотелось бы поговорить о **Февральской революции**. На мой взгляд, сейчас это одна из самых важных вещей, не из-за самой Февральской революции, а потому что этот год — год Столетия, главным образом, Октябрьской революции, или, как большевики говорили, до двадцать седьмого года, Октябрьского переворота. Я думаю, что весь этот год будет идти шельмование Октябрьской революции, и вот эта информационная война по Октябрьской революции. Я уже посмотрел состав оргкомитета по этой теме. Достаточно, что там присутствует, например, гражданин Сванидзе, который уже сделал заявление, что вообще не надо широко это всё обсуждать, мол, историки соберутся, разберутся. Это он историк, а вот трудов этого историка, фамилии Сванидзе, ранее не судимого, не знаю. Ясно совершенно, что одним из пунктов в информационной психоистории войны, причём пунктом по двум линиям: с одной стороны, её будут противопоставлять Февральской революции как Великой, бескровной, хорошей, замечательной, а вот Октябрьская — это мерзавка, революция другая или не более хитрая. Она даже в некоторые учебники попала — это великая революция семнадцатого года. Какая революция семнадцатого года совершенно непонятно, и революции эти разнонаправленные, и итоги у них разные. Вот поэтому я решил поговорить на эту тему. Есть ещё один очень важный момент, который вылез совершенно неожиданно, когда я готовил работу по Февральской революции в декабре. Станислав Юрьевич Куняев, главный редактор нашего «Современника», попросил меня написать статью о Февральской революции к столетию. Я сказал, что больше 20-30 страниц я не напишу, потому что времени мало. Но я так расписался на праздниках, что получилось 100 страниц, и в нашем «Современнике» она идёт в двух номерах. Вот во втором первая часть вышла, а вторая часть выйдет в третьем номере, и это большой текст. В ходе работы я набрёл на сравнительный анализ клановых режимов. Позднее самодержавие было клановым, квази-буржуазным режимом. Февральский режим был клановым, современная Россия тоже клановой режим. И вот здесь есть очень интересные параллели и уроки февраля, о которых имеет смысл порассуждать. Тема, естественно, большая, у меня два больших ролика записаны по часу. Я думаю, что повторять я их не буду, и мы сделаем не просто укороченный вариант, а просто поговорим о некоторых моментах, которые, скажем, вот в тех двух фильмах, которые мы сделали с Андреем Фефеловым, висят на канале «День ТВ». Чтобы далеко не всё повторять, если повторять, то ударные вещи, а поговорить о серьёзных, так сказать, концептуальных вещах. Вы знаете, есть два подхода в принципе к Февральскому перевороту. То есть их несколько, но можно свести к двум. Первый: поздней самодержавной России была совершенно замечательной, там было всё хорошо, и буржуазная модернизация в России во второй половине XIX века была распрекрасной. Нюансы, но это не более чем количественные отклонения от какой-то модели. И Февральская революция увенчалась. Согласно второй точки зрения, вся вторая половина XIX века — это упадок России, февраль — это логическое, так сказать, то, что логически из этого упадка вытекает, и октябрь — это была реакция на февраль. Я придерживаюсь второй точки зрения. Но кроме меня не я один такой. Уже в начале века наш, на мой взгляд, просто самый замечательный публицист того времени, Михаил Осипович Меньшиков, написал, по сути дела, он выписал приговор России второй половине XIX века. У него длинная цитата, я кусочки оттуда прочту, они стоят того: > «Десятый век окончательно утвердил наш духовный плен Европы. Народно-культурное творчество у нас окончательно сменилось. Мы хотим жить теперь не иначе как западной роскошью, забывая, что ни расовая энергия, ни природа наша не те, что там, Запад поразил воображение наших верхних классов и заставил перестроить всю нашу народную жизнь с величайшими жертвами и большой опасностью для неё. Подобно Индии, сделавшей когда-то из богатой и ещё недавно зажиточной страны совсем нищей, Россия стала данью Европе во множестве самых изнурительных отношений, желая иметь все те предметы роскоши и комфорта, которые, как обычно, на Западе. Мы вынуждены отдавать ему не только излишки хлеба, но, как Индия, необходимые его запасы. Народ нас хронически не доедает и клонится к вырождению». Это к вопросу о том, какую Россию мы потеряли. Если помните, в самом конце перестройки Говорухин снял фильм «Какую Россию мы потеряли». Такая прямо замечательная Россия была. А вот Современник этой замечательной, в кавычках, России пишет, что народ наш хронически не доедает и клонится к вырождению. Это для того, чтобы поддержать блеск Меньшикова. Меньшиков — это системный кризис, и вот этот системный кризис увенчался двумя переворотами, двумя революциями, если угодно: Февральским переворотом и Октябрьским. Замечательный историк, французский Фернан Бродель, любил повторять: «События — это пыль». Он имел в виду то, что отдельное конкретное событие можно понять только в широком контексте, либо среднесрочной перспективе, то, что он называл «конр», либо долгосрочной. Так вот, с точки зрения длинной русской истории, семнадцатый год и февраль, и октябрь — это переломная точка в большой эпохе, которая началась в 1861 году, так называемыми реформами Александра II, или великими реформами, и закончилась в 1939 году, 18 съездом ВКП(б), который окончательно подвёл черту под вот этой русской смутой. Семнадцатый год — это вот пик этого процесса. Ещё более, на мой взгляд, интригующая черта семнадцатого года в долгом контексте европейской истории. И здесь семнадцатый год, на мой взгляд, занимает место, ну, это не ровно посередине, но с точки зрения, так сказать, содержательно, это середина этого пути. Это между 1789 годом, началом французской революции и стартом левого якобинского проекта модерна, и 1991 годом, разрушением Советского Союза, концом этого проекта в том виде, в котором он был тогда сформулирован. Мы не знаем, возродится он или нет, в прежнем виде, конечно же, не возродится, будет что-то другое, если будет. Но вот эта эпоха 1789-1991 — сей год — это её перелом. Очень важно понять, что вторая половина XIX века — это два очень интересных процесса. С одной стороны, почти всю вторую половину XIX века и даже раньше Россия шла к социальной революции, и процесс этот, так сказать, нарастал и нарастал, он ускорял развитие капитализма. И рядом с этим процессом, процесс в сторону социальной революции шёл процесс формирования уродливого в России, другого быть не может, уродливого капитализма, такого кривобокого. Вот это он подталкивал Россию к социальной революции. А если, скажем, Александр I затормозил этот процесс в интересах самодержавия, разумеется, то в начале XX века этот процесс пошёл уже очень-очень быстро. Если посмотреть вообще на XX век в России, то здесь очень интересная вещь возникает. В XX веке проявилось, так сказать, вот такой дальний результат того, что пришло с реформами Петра и то, что росло при Екатерине. Значительная часть российской верхушки начала жить не по потребностям, которые могла удовлетворить Российская система, работ Российская сельская хозяйство, а по потребностям, по которым жила Западная буржуазия и Западная аристократия. И вот это изменение в структуре потребностей привело к тому, что увеличилась эксплуатация. При Екатерине, например, при Екатерине II, разумеется, уровень эксплуатации вырос и государственных крестьян, и частновладельческих в 3-3,5 раза. И этот процесс шёл, так сказать, по нарастающей и в XIX веке. То есть интеграция России в мировую капиталистическую систему привела к тому, что при Николае I капитализма ещё никакого не было, а верхам, части верхов, для того чтобы жить, вести социально приемлемый дворянский образ жизни, вынуждена была усиливать эксплуатацию населения. То есть вот Маркс называл такие, у него такая метафора была, он характеризовал как язычник, чахнущий от язв христианства. То есть здесь, в данном случае, не капиталистическое общество страдало от того, что это общество интегрировалось в капиталистическое. И Николай I сделал единственное, что он мог: он подморозил Россию примерно на 30 лет. Другой никакой у него стратегии, естественно, не было. Однако уже к концу его правления негативные последствия вот этого летия стали выходить на первый план. Александр II своими реформами этот процесс освободил, и вместе с ним он освободил целый ряд дезинтеграционных процессов. То есть вот те самые силы гниения, которые Николай пытался подморозить. И поэтому Некрасов и написал, что эта реформа одним концом ударила по барину, другим — по мужику. Недовольны были все, и результат довольно быстро сказался. Кстати, обратите внимание, Александр II был очень любим. Кто знает, где стоит памятник Александру II? Совершенно верно, очень символично. Александр II — освободитель. Но на самом деле, я думаю, что ему памятник поставили просто как во-первых классово близкому, потому что сказать с него, что сам он, естественно, в таких категориях не мыслил. С него, в общем, стартовало развитие капитализма в России. Кроме того, ещё одна вещь: в правлении Александра II была резко ослаблена борьба с лихоимством. Лихоимство более позднего периода, по-видимому, это должно было нравиться, поэтому поставили памятник. Россия, получив кризис, включай революционную ситуацию. Александр I уже довольно скоро попытался подморозить кризис, ну и кончилось это, сказать, его убили. И вдобавок ко всему пошли те процессы, которые в конечном счёте привели сначала к одной революции, а потом к другой. Уже в середине восьмидесятых годов сложилась такая ситуация, которую министр финансов Бунге описал таким образом. Это вот к вопросу о том, что Россия была процветающей страной. Я, кстати, очень рекомендую эту книгу, нелегко достать, она в Питере вышла ограниченным тиражом. Может быть, мы её издадим здесь, в Москве. Автор Островский, «Процветала ли Россия накануне революции?» — это сборник статей «Процветала ли Россия накануне революции?». Так вот, Бунге пишет: > «Упадок российских финансов особенно стал обнаруживаться с шестидесятых годов. А с 1880 года он приобрёл характер угрожающий. И далее, это он пишет, заметьте, году за 30 лет до революции, при отсутствии даже намёка на какое-либо улучшение, готовит в недалеком будущем тяжёлую развязку: государственное банкротство, а за ним — государственный переворот». Ну, за такой прогноз Бунге 1 января 1880 года был отправлен в отставку, а прогноз его сбылся. Я не буду приводить большое количество, сказать, цифр, демонстрирующих, они найдут убийственные, насколько Россия зависела от иностранного капитала в конце XIX — начале XX века. Конечно, она не была полуколонией, как писали советские авторы тридцатых-пятидесятых годов, но степень зависимости была очень и очень высокой. По крайней мере, она была достаточной для того, чтобы Николай II бросил русского мужика защищать интересы английских и французских банкиров против Германии, с которой у России не было настолько острых противоречий, чтобы вызвать войну. Кстати, Киссинджер в одной из своих работ это признал совершенно чётко, что противоречия между Россией и Германией не носили такого острого характера, чтобы обязательно вылиться в войну. Очень важным периодом, который привёл и к войне, и к революции, был период вот между 1892 годом и 1909. В это время шёл процесс, стремительный процесс загнивания системы управления. Вообще нужно сказать, когда анализируются социальные кризисы, очень часто люди хватаются за экономику. Ну, например, очень часто то, что написано по советской экономике шестидесятых-семидесятых годов, подаётся, сказать, в таких мрачных тонах, с умом того, что в дено пер году Советский Союз прекратил своё существование. На самом деле, даже если забыть про советское экономическое чудо пятидесятых годов и посмотреть цифры семидесятых-восьмидесятых, экономическое развитие было очень и очень приличным. И дело было не в экономике. В системных кризисах, как правило, не в экономике рушатся структуры управления, тесно связанные с господствующим классом. Вот здесь про то же самое, кстати, наивный человек Лигачёв в своё время, когда Горбачёв говорил «застой», «застой», и, сказать, Лигачёв ему возразил и говорит: «Как же застой? Экономика-то развивалась!» Но Лигачёв не понял, Горбачёв имел в виду под застоем ни в коем случае не развитие экономики. Для Горбачёва застой был — это отсутствие ротации кадров, характерной для брежневского времени. А с приходом Горбачёва кадров достигла 75-77%, причём без мочилова, без кровопролития, как в конце тридцатых годов, а совершенно, сказать, таким эволюционным путём. Поэтому в восемьдесят шестом-восемьдесят седьмом годах вот эта партийная молодёжь, партийная молодёжь того времени, это 50-60 лет, активно поддержала Горбачёва. То есть обратите внимание на паралич структур управления. Ещё очень важный момент: когда система попадает в кризисную ситуацию, то любые попытки реформаторским путём избежать краха при этом, сохранив базовые характеристики системы, приводят к очень плачевным результатам. И вот здесь классический пример этого жанра — это реформы Столыпина. У нас всё-таки удивительная страна, вы знаете, у нас такое существует Столыпинский клуб. Дело в том, что Столыпин — это один из самых главных неудачников русской истории. Но в памяти вот особенно людей необрезной первого года Столыпин, ну понятно, он им классового неудачник. И называть клуб, знаете, как яхту назовёшь, так она и поплывёт. Если назовёшь яхту «Победа», это одно, если «Беда» — это совсем-совсем другое. Так вот, Столыпинские реформы — это очень интересный пример. Дело в том, что Столыпин сам по себе был очень волевой и очень умный человек, но он был классовой городской буржуазный человек. Какую задачу ставил Столыпин? Реформы, которые фантастически приблизили революцию. Какую задачу ставил Столыпин? Вовсе не экономическую, это на втором месте было. Главная задача реформ Столыпина была политической — сломать общину. Потому что события 1905, точнее 1906-07 годов показали, что община — это готовый каркас социального сопротивления. И если до 1905 года в России и консерваторы, и революционеры только что не молились на общину, события 1906 года... Дело в том, что события в деревне несколько запаздывали с городом. В городе революция уже почти закончилась в пятом году, а в деревне в шестом году она только заполыхала. И заполыхала так, что в европейской части России 50% помещичьих усадеб было сожжено. Так вот, после этого Столыпин был представителем той части истеблишмента, которые решили, что надо общину уничтожить. И вот эта реформа — это была попытка уничтожить общину, и, причём, проводилась она вообще-то насильственным путём, потому что крестьяне не хотели выходить из общины. Более того, Столыпин провалился в том, что думал, что будут выходить единоличники. Единоличников вышло не так много, а выкупали землю общины целиком. И у нас даже я посмотрел вот учебники, когда готовил когда-то в своём курсе лекции по реформам Столыпина. Ну, даже в наших учебниках было написано, что был достигнут некоторый прогресс. На самом деле всё это было совершенно не так. Вот был такой экономист-статистик Фин енотаевский, который уже тогда написал, что эффект Столыпинской компании, он даже не употребляет слово «реформа», был ничтожным, а во многом контрпродуктивным. Упали практически все показатели: количество лошадей, крупного рогатого скота. Я не буду цифры приводить, я просто показатели скажу, какие. Средняя урожайность зерновых. Кстати, показательно, что Лев Толстой характеризовал речи Столыпина как бесчеловечные, чтобы не сказать отвратительные. То есть вот герой наших девяностых, герой нашего нынешнего истеблишмента, он получил от Толстого такую характеристику. И очень интересную характеристику неожиданную совершенно. Анти-лысую реформу делал не только здесь, в личной неприязни к Далевитте. Смотрите, что Витте пишет: «Не подлежит, по моему мнению, сомнению, что на почве землевладения, так тесно связанного с жизнью всего ства, то есть в сущности России, ибо Россия есть страна преимущественно крестьянская, и будут разыгрываться дальнейшие революционные пертурбации в империи, особенно при том направлении крестьянского вопроса, которое ему хотят последние столыпинские годы дать, когда признаётся за аксиому, что Россия должна существовать для 130 ся бар и что государство существует для сильных». То есть Витте, поразительно, но Витте критикует с классовых позиций. И вот здесь, несколько отвлекаясь от нашей линии, Столыпин — революция. Интересный вопрос: кто и почему сегодня распространяет миф о великом и успешном государственном деятеле, чуть ли не образце для подражания? Ну, почему? Понятно, первая причина заключается в том, что Столыпин — это классовой, чем существует, например, существенно отличается от Сталина, который не является классовым. Вторая причина распространения мифа о Столыпине, на мой взгляд, заключается в том, что в истории России практически нет героев среди буржуазии. Вот нет буржуазных героев нашей истории, а официальный спрос сегодня на таких есть. Ну и, естественно, оказывается единственный кандидат — это Столыпин. И можно здесь забыть, что он неудачник, что его реформа провалилась. Ведь обратите внимание, гражданская война полыхала от темна до темна там, где лапинская реформа оказалась наиболее удачной — Восток и Юг страны. Но страшно подумать, что произошло бы с Россией, если бы реформа Столыпина удалась. Если бы она удалась, то революция в России произошла бы уже в 1912 году, потому что в городах, прежде всего в Москве и в Питере, оказалось бы примерно 20 миллионов мужиков, которых вышвырнула бы из деревни, а промышленность тогда могла бы дополнительно к тому, что уже есть, ну больше чем 1-2 миллиона, она абсорбировать не смогла бы. И вот тогда Россия получила бы совершенно страшную революцию. То есть реформа Столыпина провалилась, но если бы она удалась, было бы ещё хуже. И вот здесь возникает вопрос: Столыпин — глупый человек? Нет, ни в коем случае. Но это человек, который смотрел на социальный процесс сквозь определённые, определённую призму классовую. А есть очень жёсткое ограничение адекватного восприятия реальности сквозь классовую призму. То есть человек может быть умным, но у него есть ограничение, поскольку он должен выпрыгнуть из своей классовой шкуры, что очень и очень сложно. На самом деле, перед самой войной, перед самой войной было несколько людей, которые предупреждали власть о том, что совершенно трагически сложится судьба России в случае войны, революции. И вот здесь просто я хочу процитировать две. Одну, наверно, вы знаете вещь — это записка Дурново. А вот другая вещь ещё более интересная. Значит, смотрите, кто-то знает вообще про записку Дурного? Она длинная. > «Особенно благоприятную почву для социальных потрясений в случае войны представляет, конечно, Россия, где народные массы несомненно исповедуют принципы бессознательного социализма». Но вот что интересно: ещё за 12 лет до Дурного Плевы, министр внутренних дел, полемизируя, искусственно необдуманно сделанной так называемыми образованными классами общественными элементами, у них цель одна — свергнуть правительство, чтобы самим сесть на его место, хотя бы только в виде конституционного правительства. У царского правительства, что ни говори, есть опытность, традиции, привычка управлять. И заметьте, что все наши самые полезные, самые либеральные реформы сделаны исключительно правительственной властью по её почину, обычно даже при не сочувствии общества. А из лиц, из общественных элементов, которые заменят нынешнее правительство, что будет? Одно лишь желание власти, хотя бы даже одушевлённые с их точки зрения любовью к Родине, они никогда не смогут овладеть движением, им не усидеть на местах, уже по одному тому, что они выдали так много векселей, что им придётся платить по ним и сразу же идти на уступки. Они, встав во главе, очутятся силой и вещей в хвосте движения. При этих условиях они свалят со всеми своими теориями и утопиями при первой же осаде власти. И вот тогда выйдут из подполья все вредные, преступные элементы, жаждущие погибели и разложения России с евреями во главе. То есть смотрите, Плевы определил очень чётко характер революции: её начнут образованные классы, которые не удержат собственно. Так оно и произошло. И вторая вещь: масса смтт эти образованные классы, но тем не менее к четырнадцатому году ситуация в стране была практически патовой. Уравновешивала в то же время и революционеры, и либеральные партии тоже были слабы. То есть было вот такое равновесие. Война это равновесие сломала. Первая мировая война. Я тут недавно видел книжку, автор Млечин, называется «Случайная война». Первая мировая война случайная. Ну, трудно сказать, здесь лукавство больше или глупости. На самом деле те люди, которые знают историю, они прекрасно знают, что с конца восьмидесятых годов британцы готовили решение русского и германского вопроса, потому что это был вопрос выживания Британской Империи. Нужно было убрать Германию как конкурента, причём конкурента как по государственной линии, так и по линии скрытого второго контура власти. И вторая вещь: нужны были ресурсы, потому что можно, конечно, смеяться над Лениным, как у нас это делали, особенно в девяностые годы, сейчас этого меньше, смеяться над его работой «Империализм как высшая стадия капитализма», но Ленин оказался прав. Капитализм в экономическом плане, я подчеркиваю, вот это слово в узко экономическом плане, капитализм к концу XIX века исчерпал свой потенциал. Обратите внимание, за счёт чего существует капитализм весь XX век? За счёт войн, ограбления колоний и полуколоний, до офшоров. И за счёт войн, которые стирают экономический потенциал. Один раз Германию стёрли, второй раз Германию стёрли. То есть вот эта депрессия 1873 года подвела черту под таким вот бурным, собственно, экономическим развитием капитализма. Это, кстати, не говорит плохо о капитализме. Это говорит о том, насколько это динамичная система оказалась, которая пробежала свой потенциал за 100 лет, с 1780 по 1880 год. И дальше капитализму оставалось только военным путём, путём перераспределения насильственного решать проблемы. Ну и расширять свою зону, а единственной зоной расширения была на тот момент Россия. То есть вопрос выживания Британской Империи, англосаксонской верхушки, причём на обоих контурах — это был вопрос решения русско-германский вопрос. Нужно было стравить Россию и Германию, но сделать это в виде некой европейской войны, где Россия на одной стороне, а Германия с другой. Поскольку мы уже об этом говорим, я только вкратце напомню, как решался этот вопрос. Сначала британцам нужно было привязать Францию к России. Это было сделано в 1992-93 годах с помощью Папы Римского, который задолжал Ротшильдам. Следующий шаг: нужно было сделать так, чтобы в глазах французов Россия оказалась всё-таки сильным партнёром, но не настолько сильным, чтобы в одиночку обеспечить безопасность Франции. Для этого нужно было, чтобы Россия где-то потерпела поражение. Этим где-то был Дальний Восток. Но сначала нужно было вырастить такого мини-бульдога на Дальнем Востоке. А как вырастить мини-бульдога? Там Китай мешает. То есть мини-бульдог — Япония. Значит, надо устроить китайско-восточную разворачивается в сторону Великобритании и подписывает с ней договор. Ну а здесь уже сам Бог велел, и России подписывать. 1907 год — это про английское агентура влияния подавляет окончательно немецкую и формируется Антанта. И здесь остаётся дело только за малым: нужны деньги. Деньги находятся в Америке. Что нужно для этого сделать? Поставить американские финансы под контроль. Как это сделать? Сначала запускается кризис седьмого года, ничего не вышло, и тогда, сказать, второй раз — это создание Федеральной резервной системы, ФРС, 1913 год. Всё, всё готово для того, чтобы начался конфликт. И этот конфликт должен был решить несколько очень простых проблем. Он должен был уничтожить четыре евразийские империи: австро-венгерскую, германскую, османскую, окончательно и российскую. Ничего личного, только бизнес, потому что глобалист принцип противоречит абсолютно принципу имперскому. Поэтому нужно было убрать эти империи. Но когда мы говорим о том, кто эту кашу заварил, вполне серьёзно, да, мы говорим британцы. Мы не все британцы. 90% парламентариев британских были противниками войны. Сделала это совершенно определённая закрытая группа, которая называется «мы» или «вы», или ещё она называется группа The Group, которую создал Роуз, в коем её возглавил Милнер. Она до сих пор существует. Мы с вами уже об этом говорили. Именно она снабжает информацией о Сан. То есть это такая долгосрочная, долгоиграющая пластинка. И эта группа была очень важна, она была международной. Туда входили французские деятели государственные, и туда входили российские деятели ключевые: Извольский, министр иностранных дел, а потом посол во Франции, и Хартвик, посол в Сербии. И вот усилиями этих людей, собственно, и была решена проблема. Вот вся эта компания решила проблему войны. Я не буду повторяться, мы уже об этом с вами говорили. Значит, когда началась война, целый ряд острых противоречий во всех империях, включая российскую, отошёл на второй план. Сначала это был такой ура-патриотизм. забастовочного их на фронт отправят, и поэтому вот первый год четырнадцатый, начало пятнадцатого года, в общем-то, социальное напряжение несколько спало. Ну, мы с вами тоже говорили уже о Первой мировой войне, что Россия преподнесла немцам большой сюрприз, прямо по лисковского генералу из рассказа «Железная Воля», который говорил: «Какая беда, что немцы умно рассчитывают, мы им такую глупость подведём, что они не успеют понять её». Ну, вы помните, что план Шлиффена исходил из того, что немцы бьют за 40 дней французов. Почему за 40 дней? Они полагали, что русская армия будет отмобилизована. Вот она отмобилизована русскими, но мы действительно преподнесли такую глупость, от которой они рот открыли. Русская армия начала военные действия без мобилизации и, причём, начала очень лихо. В Восточной Пруссии нанесла поражение немцам, и немцам пришли Людендорфом, тем самым спасли Париж, и дальше уже потерпели поражение армия Самсонова, который застрелился, и Ренекафа. Но в любом случае вот этот план Шлиффена провалился. В пятом году Россия начала уже ощущать тяготы войны внутри, на внутреннем фронте. К этому времени на фронт было мобилизовано около 4 миллионов трудоспособного населения, 2 миллиона лошадей. Но самое главное, начали обостряться противоречия, что было очень опасно для самодержавия. Сразу на всех уровнях противоречия верхов-низов, и что очень было опасно для самодержавия — противоречия внутри самих верхов. И противоречия эти были связаны с очень-очень простой вещью: буржуазия хотела максимально наживаться на войне. Для этого был создан Земский Союз, для этого были созданы военно-промышленные комитеты. И даже у нас в Советской исторической энциклопедии, вот я взял том посмотреть, как это там объясняется. Ну, это объясняется так, что правительство не могло решить проблемы, и к этому вынуждена была подключиться буржуазия. Это ничто, это не совсем точно. Правительство действительно не могло решать все проблемы, оно, сказать, у нас вообще очень неповоротливая машина. Ну, не только у нас, она и во Франции такая же, и в Штатах. Но, сказать, у нас действительно неповоротливый чиновник не получит сильный удар, сильный пинок — не получит, он двигаться не будет. Или, скажем, боязнь этого пинка. Так вот, буржуазия, особенно связанная с тем, та, которая наживалась на постах на фронте, она создавала Земский Союз не для того, чтобы, сказать, помочь войне, она создавала его для того, чтобы, во-первых, наживаться, а во-вторых, чтобы поставить политический процесс под контроль и прийти к власти. И, кроме того, естественно, за ситуацией в России очень внимательно наблюдали британцы. В июле пятнадцатого года начались первые разговоры, прежде всего в буржуазной среде, в социалистической чуть позже, что в принципе можно в условиях войны взять власть в свои руки. Власть осознала прекрасно, что крупный капитал не просто противостоит ей, но ведёт самое настоящее наступление как политической, так и по экономической линии. И в октябре шестнадцатого года Министерство торговли получило право контроля над торговлей металлами. То есть смотрите, идёт война, а правительство выясняет отношения с экономическими организациями буржуазии, которые противостоят правительству. Ну, можно войну выиграть в таких условиях? Вот представьте себе сорок первый год, и какая-то часть, ну, не буржуазия, уже не было, там чиновничество начинает, сказать, выступать против, сказать, товарища Сталина и, сказать, своих интересах. Ясно, что это просто невозможно. А вот в шестнадцатом году это было возможно. Чтобы противостоять вот этому натиску буржуазии, была реализована программа генерала Маньковского по созданию мощного госсектора. Эта программа специальная запускалась в стране, чтобы противостоять казённому сектору, чтобы противостоять буржуазии. Кстати, не удивительно, что в конечном счёте Маньковский оказался с большевиками. По мнению историка Пыжикова, который я вам очень рекомендую, кстати, посмотреть его ролики по Февральской революции на канале «День ТВ», он там идёт за месяцем, очень интересно. Так вот, по мнению Пыжикова, моментом истины в экономической борьбе правительства и капитала после этого момента экономический обвал России был совершенно предрешён. По его мнению, это произошло 4 августа 1916 года, когда тесно связанные с правительством банки капитулировали перед товариществом братьев. И вот это была победа, и либеральная публика вся, естественно, этому аплодировала. Хотя финансовая война лета шестнадцатого года на этом не закончилась, также, кстати, как информационная война. Но, тем не менее, капитал получил перевес. Вообще нужно сказать, что буржуазия вела против правительства в условиях войны не только экономическую войну, но и информационную, и правительство информационную войну постоянно проигрывало. Значит, в конце пятнадцатого, начале шестнадцатого года оформились два заговора: один в Москве, чисто буржуазный по составу, он объединял вокруг Земского Союза и Центрального военно-политического комитета лидеры — это Львов, Керенский, Рибчинский. А другой заговор составляли социалисты: Керенский, Чхеидзе, Кобелев. Связь между обоими заговорами осуществлялась по масонской линии, потому что царя в масонских кругах люто ненавидели. Вообще нужно сказать, что для будущего усиления своих позиций в обществе, для будущих потрясений масоны в 1910 году провели свой внутренний Февральский мини-переворот. Знаток этой проблемы, Брачо, я вам очень рекомендую, Виктор Степанович Брачо. Посмотрите любые его книги: «Масоны у власти», «Масонство» — замечательные тексты, причём там без демонизации масонов, там очень просто, сказать, факты и интерпретации без вот этих всех, сказать, диких демонизаций. Так вот, суть этого переворота заключалась в том, что были усыпления, которые имели слишком тесные контакты, сказать, либо с фракцией в политической, либо не соблюдали правила конспирации. Дело в том, что, готовясь к будущему, масоны провели консолидацию сил, а это требовало прежде всего конспирации как по отношению к полиции, жандармерии, так и по отношению к левым партиям. И вот в 1910 году они провели вот эту подготовительную работу. Значит, вскоре после формирования этих двух заговоров начался либеральный штурм бастионов власти. Первым выстрелом стала знамения Лев Речи Луков под названием «Глупость или измена». Он её произнёс в Думе 1 ноября 1916 года, назвал правительство главным злом и фактически обвинил царицу и её окружение в измене или, как минимум, готовности к измене. В принципе, за этим должен был бы последовать как минимум арест Милюкова. Нет, абсолютно ничего не последовало. Всё получилось по, сказать, схеме, которую описал Парвус ещё в 1905 году. Понятно, кто такой Парвус, не надо объяснять. Но помимо того, что он был очень серьёзный политический деятель, авантюрист, знаете, мне перевели, поскольку я по-немецки до сих пор ещё не читаю, даже со словарём трудновато. Так вот, мне перевели кусочки из его работы 1895 года о мировой капиталистической системе. Я понял, откуда растёт Роза Люксембург, и я понял, что ряд мыслей, которые я прописал в 1996 году в работе «Колокола истории», Парвус написал уже в 1895. Если бы у меня был хороший переводчик с немецкого языка, мы бы организовали просто перевод этой работы. Это было действительно очень интересный человек, авантюрист, политический деятель, экономический мыслитель. Так вот, смотрите, что Парвус писал: «Усиление политической агитации должно поставить Царское правительство в сложное положение. Если Царское правительство к репрессиям это приведёт, это приведёт к росту сопротивления. Если же проявит снисходительность, это будет воспринято как признак слабости, и пламя революционного движения разгорится ярче». Ну, так оно и вышло. Царское правительство не реагировало вообще практически на все вот эти вещи. Более того, речь была запрещена, распространять речь Милюкова, её отпечатали в листовки, листовки были отпечатаны, и они были переданы в действующую армию. Армия воюет, а тут, сказать, листовка, где говорится о правительстве, тут у нас изменщики сидят, у нас тут измена завелась, и ничего, и ничего. Значит, ситуация развивалась, то есть вот по тому варианту, который описал Парвус, и практически, кстати, в тот же день, 1 ноября, прогрессивный блок — это был такой блок партий, представлявших крупный капитал — объявил своей целью установление в России парламентской модели. То есть, не называя в лоб, они по сути дела сказали: «Мы готовимся к свержению самодержавия». Тоже, сказать, ноль реакции. Значит, к концу шестнадцатого года, сказать, построились клином свиньёй представители крупного капитала и некоторых социалистических партий, которые были готовы уже двинуться. Но дело в том, что в это время шла война, и здесь всё зависело от позиции Великобритании, поскольку она была лидером. Если бы, скажем, британский посол или любой представитель, скажем, спецслужб Британии, который оккупировал Россию, тогда топнул ногой и сказал: «Не сметь действовать, пока война не закончилась», все вот эти ребятишки бы, они только щёлкнули каблуками и застыли. Но британцы не только не набросились. 13 июля 1939 года в НКВД известный масон Оболенский, то есть тридцать девятый год, добрались. А так вот он показал, что после разговора с Гучковым осенью шестнадцатого года понял. Дальше цитата: «Англия была вместе с заговорщиками. Английский посол сэр Бьюкенен принимал участие в этом движении. Многие совещания проходили у него в посольстве. Французская разведка считала, что британцы явно провоцируют революцию в России, чтобы, кроме разгрома Германии, добиться максимального ослабления России в будущие мирные времена». И вот смотрите, в каком положении британцы оказались. С одной стороны, они жутко боялись, что Россия выйдет из войны и заключит сепаратный мир, и они полагали, что Николай к этому готов. Это была ошибка. Хотя Распутин, всё время говорил, что нужно выходить из войны. Не только Распутин, целый ряд генералов и высокопоставленных разведчиков и контрразведчиков Российской империи говорили о том, что главный враг Великобритании — войну нужно заканчивать. Но Николай не собирался заканчивать. То есть они боялись, что Россия выйдет из войны. С другой стороны, им ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Россия оказалась среди победителей, потому что тогда, во-первых, она усиливается, а во-вторых, нужно делиться, нужно обещанные проливы. Значит, нужно было, чтобы Россия продолжала воевать, но при этом, чтобы во главе России стояло правительство, которое стояло бы на коленях перед Великобританией и заглядывало британцам в рот и вообще ничего не требовало. Что дадут, то и хорошо. То есть вот эту задачу нужно было как-то решить. Очень интересно, что лидер вот этой группы The Group, или «Мы», Лорд Милнер, приезжал в Петроград в конце шестнадцатого года, встречался со всеми заговорщиками. То есть, по сути дела, я думаю, давал указание действовать, и он решительно подталкивал к революции именно Гучкова, который был лидером в этом отношении. Одним кадетом при всех выступлениях Милюкова ни в коем случае не удалось бы ничего сделать. Им нужна была поддержка и октябристов, и масонов, и британцев. И я хочу здесь ещё раз сказать о масонском факторе. Его ни в коем случае не стоит преувеличивать. Масоны были средством и каналом самоорганизации заговорщиков, потому что это был готовый просто канал, тайный канал связи. Значит, неформальным лидером заговора был Гучков, техническим организатором генерал Алексеев, великий князь Александр Михайлович. Я вам очень рекомендую прочесть его мемуары. Это одна из самых интересных книг воспоминаний об этих событиях. Михаил, великий князь. Так вот, он писал: «Генерал Алексеев связал себя с заговорами вместе с генералами Русским и Брусиловым, с врагами существующего строя, которые скрывались под видом представителей Земского Союза, Красного Креста и военно-промышленного комитета. Все генералы хотели, чтобы Николай II немедленно отрёкся от престола. Это были генералы-изменники». Ещё раз совпали интересы в заговоре крупного капитала России и британцев. Капитал России, кстати, тоже был не заинтересован в победе России, потому что если Россия побеждает, резко растёт престиж самодержавия, и с ним уже трудно будет иметь дело. То есть крупный русский капитал и британцы получили возникшую ситуацию, когда у них возник общий интерес для свержения царя, для свержения самодержавия. У британцев был ещё один интерес важный, о котором у нас мало пишут. Дело в том, что часть российского истеблишмента, понимая, что война идёт к концу, решила выскочить из-под британцев. Ну, нужно под кого-то выскакивать, и были выбраны Соединённые Штаты Америки. Начались контакты, скрытые контакты части российской верхушки. Царь об этом знал и очень поощрял эти контакты. И представителей Соединённых Штатов Америки, а в качестве такого интерлока во время, в ходе этих переговоров выступал шведский банкир Олаф Ашберг. Очень интересная фигура. То есть вот игра была сразу на нескольких площадках. Прологом переворота или даже началом его ползучей фазы можно считать убийство в ночь с 16 на 17 декабря очень важной для царской семьи персоны — Распутина. Очень символичен состав убийц: представитель, так сказать, самого верха князь Юсупов, затем представитель правых кругов Пуришкевич и исполнитель капитан Райнер, профессиональный киллер, который прибыл из Великобритании специально, чтобы убить Распутина. Собственно, это и произошло. Когда у нас там, сказать, пишут, и, к сожалению, даже Валентин Пикуль, который, сказать, который я его считаю очень, сказать, неплохим писателем, но, правда, можно сказать, что в извинения он писал тогда, когда не были рассекречены некоторые документы. Лет 7 назад были рассекречены документы британским Форен офисом, где было рассказано, что был специально откон капитан Райнер, который и убил Распутина двумя выстрелами. Второй выстрел был контрольным. А то нам рассказывали, как Пуришкевич стрелял, как он, сказать, Распутин убегал. Так что убил его британец. И, как написал автор книги «Заговор верхов», тоже рекомендую, автор Святослав Рыбас. Рыбас, «Заговор верхов» — очень интересная, очень интересная книга. Так вот, Рыбас написал: «Теперь, после убийства Распутина, британский посол Джордж Бьюкенен мог спать спокойно. Опасный сепаратист был устранён». О перевороте, грядущем перевороте в конце 1916 года в столице говорили почти не таясь. Вот что пишет, например, Керенский в мемуарах: «Чтобы лучше понять атмосферу, царившую на последней сессии Думы, надо иметь в виду, что мысли всех депутатов были заняты ожиданием Дворцовой революции». Вот у меня это сразу напомнило два эпизода: один такой из мультфильма, а один реальный. Знаете, такой есть мультфильм «Ограбление по-итальянски». Там некий Марио собирается грабить банк, и вот все об этом знают, даже полицейский, открывая ему дверь, говорит: «Марио, пора грабить банк». То есть вот все знают, что банк будет ограблен. А второй момент более трагический — это русско-британский заговор против Павла I. Дело в том, что накануне, уже за 48 часов до убийства Павла I, извозчики ездили по Петербургу, показывали на Михайловский замок, где резиденция Павла, и делали вот такой вот жест. Это тоже, кстати, был русско-британский заговор. Прим британ. Там было две линии: французская и русская. Одновременно должны были убрать Наполеона и Павла, потому что был союз. И в декабре 1800 года было совершено покушение на Наполеона на площади, на улице Сен-Никес, но карета с Наполеоном неслась на такой скорости, что она проскочила место взрыва. А через 3 месяца убили Павла, и Наполеон скажет: «Они достали меня в Санкт-Петербурге». То есть Наполеон понимал, что это, сказать, в принципе, британцы сработали. Два шара в лузу, но сработали только один. Поразительно, вот что в конце декабря шестнадцатого года 16 великих князей из дома Романовых собрались и решили, что Николай должен быть устранён. Ну, вроде бы с одной стороны по-родственному, а с другой стороны из них половина были, кто командующий Кавказским фронтом, кто командующий армией, а Николай II был главнокомандующим. То есть с юридической точки зрения это не что иное, как заговора. Николай знал об этой встрече, ему донесли реакцию. Но к концу шестнадцатого года ситуация была такова: либо имперская власть начинает действовать в духе Ивана Грозного или Петра I, либо оппоненты повернут штыки в её сторону. Ну, понятно, что Николай II далеко не, не реагировал на предупреждение о заговоре, хотя знам не принял. Ему предложили сделать то, что было сделано в 1907 году, когда была создана 3 Июньская монархия, то есть упредить удар. Он ничего не сделал. Маньковский пишет в дневнике: «Сильной власти всё нет». И как нет, значит, у российской части заговорщиков была ещё одна причина торопиться — опасение, что произойдёт социальная революция. И вот здесь вот мы подходим к очень важному моменту, я ещё раз потом к нему вернусь. Дело в том, что одной из главных целей Феврале было дворцовым заговором упредить социальный взрыв, социальную революцию. То есть Россия шла с одной стороны к социальной революции, а с другой стороны вот такому буржуазному перевороту. И вот эти, так сказать, два процесса шли рядышком. Дворцовый переворот в форме которого должна была осуществиться буржуазная революция, он должен был остановить социальную революцию. Об этом, кстати, в записках о революции Суханов. Замечательный трёхтонник, очень рекомендую всем. Суханов, записки есть в интернете, можно скачать, читать, очень интересно. Так вот, он писал: «Цели заговорщиков находились в таком кричащем противоречии с объективными задачами революции в России, что революция должна быть остановлена обузданию диктатуры капитала». То есть классовый интерес Феврале здесь совершенно чётко просматривается. То есть вообще-то получилось как относительно небольшая группа самоуверенных, незадачливых краснобаев. Ну, представьте, 10 явлинских семнадцатый год, 10 явлинских собрались. Ну и там не план, там 500 дней, а план там 50 дней построения буржуазной. Кстати, недавно явлинский отметился статьёй о Февральской революции. Ну, я её пробежал, потому что читать это невозможно, но смысл такой, что вот какая хорошая была революция, замечательная, какая страна плохая попалась до этой революции. Ну вот, сказать, в таком духе, такой кричащий образчик слабоумия. Вот и вот эти люди, они не понимали страну, в которой они живут. Они страшно далеки были от народа. И, знаете, как сверчок Буратино в «Золотом ключике» говорит: «Коротенькие, маленькие у тебя мысли». Вот у них были тоже коротенькие мысли. Они вали следующий шаг: «Ну, берём власть». А чего с деревней делать? Ладно, город ещё можно в столице там как-то проконтролировать. А что с деревней-то делать? Никакой аграрной программы у них не было. И вот это была серьёзная проблема. Причём вот эти люди, Набоков, Люков, Набоков старший, я имею в виду, они считали себя европейцами, англомирами. На самом деле, по отношению к британцам они себя вели просто, сказать, как колониальная интеллигенция. Поносахим. Они считали, что вот там, сказать, ВС решат, и там всё очень-очень хорошо. У Блока есть такие строки: «Развязаны дикие страсти под игом ущербной Луны». Вот эти вот ребята, они и развязали дикие страсти, потому что они полагали, что эти люди, все типа Милюкова, они, я хорошо этот тип представляю по некоторым нашим деятелям Думы начала девяностых годов, которые полагали, что они могут и достоинство красиво говорить, могут быть спикерами Думы и так далее. Вот это люди были такого же типа. Это были представители профессорской науки, которые могли только с кафедры вешать лапшу на уши студентам и полагали, что они народу повесят такую же лапшу. Но вот с народом не получилось. Значит, с самого начала января семнадцатого года, несмотря на внешнее спокойствие, напряжение нарастало, и январь сменился февралём. Кстати, самого царя с 22 февраля не было в столице. Его убедили столиц. Вот это поразительная вещь. Знаете, царь покинул столицу перед 9 января, и царь покинул столицу 22 февраля. То есть 9 января прокатила, в смысле, он остался жив, но репутация была окончательно потеряна, и ущерб был нанесён моральной монархии колоссальный. Здесь тоже самое. То есть это означает, что человек не чувствовал страну, он не чувствовал, у него не было чутья, просто вот интуиции политической не было. Чем-то мне это Горбачёва напоминает, но не Ельцина, человека с фантастической политической интуицией. И вот складывающейся ситуации заговорщикам нужен был только повод. Этот повод был создан в середине февраля 17 года. Власти Петрограда решили ввести карточную систему. Ответом стали волнения. Дума обрушилась на правительство с критикой. Тут же, что сказать, что происходит. И в это время, как по заказу, в столице начались перебои с хлебом. Значит, первый ход, кто-то вдруг, причём без всякой нужды, отдал приказ о мобилизации на фронт хлебопеков. Часть петроградских хлебопеков некому стало выпекать хлеб. Второй ход — хлеб был за пределами Питера, но возникли проблемы с железнодорожным транспортом из-за его дезорганизации. Хлеб не могли подвести. Кроме того, помимо злого умысла, сыграли свою роль гешефтные соображения. Дело в том, что петроградские власти передали снабжение жителей двум купцам Левинсону и Лесма. А те вместо продажи муки в Петроград сам начали в три дрога продавать её в Финляндию. То есть вот шефе соображения и злой умысел создали взрывоопасную ситуацию. Дальше, 20 февраля администрация Путиловского завода объявляет локаут в ответ на требования рабочих об увеличении зарплаты. Администрация не... А вот что не прописано, очень важная вещь. Значит, смотрите, у этих недоплат есть своя предыстория. В декабре 1916 года по команде из-за рубежа, то есть из страны союзника, из Великобритании, многие частные банки в России прекратили финансирование акционерных обществ. Причём не всех, а только тех, что владели промышленными предприятиями. Понятна логика? Да, по сути, это был двойной удар под и курс на обострение классовых конфликтов между предпринимателями и рабочими. Нужно сказать, вообще, конечно, можно поаплодировать британцам лишний раз, потому что они это сделали в декабре, а в феврале рвануло. То есть грамотно выстраивались условия вот этого взрыва. Сразу же после объявления локаута, словно ждавших этого, Чхеидзе и Керенский установили контакт с руководителями нелегальных организаций. Нив 23 февраля, друг с другом, по другому стилю, 8 марта демонстрации, которые носили мирный характер. Первая демонстрация была мирной, но 25 февраля она уже стала перерастать. Образом вообще никак не реагировали, потом спохватились, и Хабалов, командующий петроградским округом, отдал приказ стрелять по демонстрантам. Было убито около 50 человек, но стрельба по людям привела к неожиданным для властей результатам. Солдаты запасных полков в столице империи, в опасной близости от царя, от правительства находятся некие запасные полки, которые когда-то должны отправиться на фронт. Ясно, что эти люди на фронт не хотят. Офицеров мало, потому что уже в пятнадцатом году офицерский корпус был серьёзно по выбит. Офицеров мало, контроль над солдатами слабый. Солдаты болтаются по городу, лузгают семечки, задевают гражданских. То есть вот эта вот расхлябанность солдат, она совершенно, сказать, находилась в состоянии такого профессионального разложения и очень боялась отправки на фронт. А власти, как будто не понимали, что рядом динамит. Правда, в какой-то момент император приказал генералу Гурко убрать из столицы ненадёжные части и заменить их гвардейскими частями с фронта. Думаете, это было выполнено? Ничего подобного. Ни градоначальник, ни Гурко, ни Хабалов ничего не сделали. Я думаю, один из этих троих был, сказать, это делал специально, два другие были саботаж. Они отговорили тем, что в казармах нет места, ничего не можем сделать. Но и Николай не стал настаивать. Ну, не можете и не можете. То есть вот это размягчение воли, а оно постоянно, вот на каждом сантиметре. То есть отчасти это был саботаж, отчасти это типично российское чиновничье шевелиться. Если не стегнуть плетью, и в результате вот этот пороховой погреб он был... Ну и дальше вот начались волнения. И серьёзный момент — это вот момент истины, это Волынский полк. Вот часть уже пришла, сказать, на сторону восставших, а часть колебалась. И вот Волынский полк сыграл роль катализатора. Там ситуация была такая: солдаты сначала решили, их, сказать, заводил такой Тимофей Кирпичников, фельдфебель. Он заводил, сказать, солдат. Ну и солдаты уже двинулись, чтобы пойти БТА с демонстрантами. В это время появился офицер и сказал: «Ну, всё, сказать, по местам, быстро, живо, офицер есть офицер». Ну, они двинулись по местам, офицер развернулся и стал уходить. Кирпичников взял винтовку и убил его выстрелом в спину. А вот потом, сразу через несколько дней после всех событий, Кирпичников стал главным героем. Его портреты выставлялись в магазинах, в аптеках. Вот после Октябрьского переворота Кирпичников бежал на Дон, явился атаману Каледину и сказал: «Я Кирпичников, пришёл бить большевиков». Атаман Каледин спросил: «Тот самый Кирпичников?» Тот сказал: «Так точно». Каледин вызвал двух казаков, сказал: «Вывести во двор и расстрелять его». Вывели во двор и расстреляли. Значит, 27 февраля почти 70.000 солдат из 180.000 перешли на сторону восставших, остальные через день сдались. Очень большую роль в перевороте сыграл французский разведчик капитан де Маси. Пишет в «Дне Революции»: «Русские агенты на английской службе пачками раздавали рубли солдатам, побуждая их нацепить красные кокарды. Я могу назвать номера домов в тех кварталах Петрограда, где размещались агенты, а поблизости должны были проходить запасные солдаты». То есть британцы и здесь успели, ну, можно только сказать: «Пава, хорошая работа». 27 февраля толпа рабочих и солдат направилась в Таврический дворец, где в полум зале собрались депутаты, отказавшиеся подчиниться царскому указу о временном приостановлении работы Думы. И они сформировали там очень странное учреждение, институцию временного комитета Государственной Думы, куда вошла часть депутатов четвёртой Думы. Её, кстати, никто не распустил. То есть сами эти люди дефакто распустили Думу, и туда вошли часть депутатов четвёртой Думы, часть третьей, часть второй, кое-кто из первой. То есть вошли люди, вошли те, кто состоял в масонских ложах. Чит одновременно в том же, но в другом помещении группа меньшевиков, думцев и несколько большевиков провозгласили создание временного исполкома Петроградского совета рабочих и крестьянских депутатов. Петросовета председателем был избран Чхеидзе, масон. Его же заместители были масоны: Соколов, масон, Скобелев, масон, Суханов и масон Керенский. Значит, если учесть, что среди членов временного комитета Государственной Думы тоже было много масонов, то понятно, что, опять же, вот эта масонская линия — это была форма организации связи между двумя этими структурами. Поэтому, когда мы говорим о двоевластии, это с одной стороны правильно: Петросовет, временное, потом Временное правительство. Ну, а с другой стороны, это, конечно, никакое не двоевластие. Значит, показательно, что в момент начала революции, как в тридцать девятом году, на допросах в НКВД, я не знаю, с чем связано то, что в тридцать девятом году масонов, участвовавших в революции, в февральском перевороте, их всех тяга на допросы, и допрашивали. Так вот, известный масон Некрасов показал: «Всем масонам был дан приказ немедленно встать в ряды защитников нового правительства сперва временного комитета Госдумы, а затем временного правительства». Более того, ещё до февральских событий, как писал в тридцатом году, уже, правда, не на допросе, а в эмиграции, масон Кандауров, масонский Верховный Совет, поручил ложам составить список лиц, годных для новой администрации. В результате во всех организациях, участвовавших в создании временного правительства, оказались масоны. Тем не менее, в первые 2 дня событий февральского переворота те, кто его совершал, они чувствовали себя очень неуверенно. И поэтому Максим Горький написал: «Если бы нашлась хотя бы рота во главе с верными властями офицерами, Таврический дворец был бы очищен очень быстро». Как заметил вице-директор департамента полиции Кафа в «Февральской революции семнадцатого года», в сущности, и победы никакой не было, ибо не было борьбы. Власть не сопротивлялась, не боролась, а сдалась без сопротивления. То есть власть продемонстрировала полную импотенцию. Поэтому Розанов и написал, что Россия слиняла в 2 дня, самое большое в три, как и СССР в три августовских дня. А что же Николай II в это время? Знаете, когда я работал над этой статьёй, я смотрел наших, сказать, поэтов и нашёл у Николая Заболоцкого. Ну, я смотрел любимых поэтов. У него есть замечательные стихи о феврале. Смотрите: > «Царь закачался и нарочно кричал, что всё это пустяк, что всё пройдёт и всё остынет, и что отныне и навек на перекошенное Неве и потревоженной пустыне его прольётся». забастовочного их на фронт отправят, и поэтому вот первый год четырнадцатый, начало пятнадцатого года, в общем-то, социальное напряжение несколько спало. Ну, мы с вами тоже говорили уже о Первой мировой войне, что Россия преподнесла немцам большой сюрприз, прямо по лисковского генералу из рассказа «Железная Воля», который говорил: «Какая беда, что немцы умно рассчитывают, мы им такую глупость подведём, что они не успеют понять её». Ну, вы помните, что план Шлиффена исходил из того, что немцы бьют за 40 дней французов. Почему за 40 дней? Они полагали, что русская армия будет отмобилизована. Вот она отмобилизована русскими, но мы действительно преподнесли такую глупость, от которой они рот открыли. Русская армия начала военные действия без мобилизации и, причём, начала очень лихо. В Восточной Пруссии нанесла поражение немцам, и немцам пришли Людендорфом, тем самым спасли Париж, и дальше уже потерпели поражение армия Самсонова, который застрелился, и Ренекафа. Но в любом случае вот этот план Шлиффена провалился. В пятом году Россия начала уже ощущать тяготы войны внутри, на внутреннем фронте. К этому времени на фронт было мобилизовано около 4 миллионов трудоспособного населения, 2 миллиона лошадей. Но самое главное, начали обостряться противоречия, что было очень опасно для самодержавия. Сразу на всех уровнях противоречия верхов-низов, и что очень было опасно для самодержавия — противоречия внутри самих верхов. И противоречия эти были связаны с очень-очень простой вещью: буржуазия хотела максимально наживаться на войне. Для этого был создан Земский Союз, для этого были созданы военно-промышленные комитеты. И даже у нас в Советской исторической энциклопедии, вот я взял том посмотреть, как это там объясняется. Ну, это объясняется так, что правительство не могло решить проблемы, и к этому вынуждена была подключиться буржуазия. Это ничто, это не совсем точно. Правительство действительно не могло решать все проблемы, оно, сказать, у нас вообще очень неповоротливая машина. Ну, не только у нас, она и во Франции такая же, и в Штатах. Но, сказать, у нас действительно неповоротливый чиновник не получит сильный удар, сильный пинок, не получит — он двигаться не будет. Или, скажем, боязнь этого пинка. Так вот, буржуазия, особенно связанная с тем, та, которая наживалась на постах на фронте, она создавала Земский Союз не для того, чтобы, сказать, помочь войне, она создавала его для того, чтобы, во-первых, наживаться, а во-вторых, чтобы поставить политический процесс под контроль и прийти к власти. И, кроме того, естественно, за ситуацией в России очень внимательно наблюдали британцы. В июле пятнадцатого года начались первые разговоры, прежде всего в буржуазной среде, в социалистической чуть позже, что в принципе можно в условиях войны взять власть в свои руки. Власть осознала прекрасно, что крупный капитал не просто противостоит ей, но ведёт самое настоящее наступление как политической, так и по экономической линии. И в октябре шестнадцатого года Министерство торговли получило право контроля над торговлей металлами. То есть смотрите, идёт война, а правительство выясняет отношения с экономическими организациями буржуазии, которые противостоят правительству. Ну, можно войну выиграть в таких условиях? Вот представьте себе сорок первый год, и какая-то часть, ну, не буржуазия, уже не было, там чиновничество начинает, сказать, выступать против, сказать, товарища Сталина и, сказать, своих интересах. Ясно, что это просто невозможно. А вот в шестнадцатом году это было возможно. Чтобы противостоять вот этому натиску буржуазии, была реализована программа генерала Маньковского по созданию мощного госсектора. Эта программа специальная запускалась в стране, чтобы противостоять казённому сектору, чтобы противостоять буржуазии. Кстати, не удивительно, что в конечном счёте Маньковский оказался с большевиками. По мнению историка Пыжикова, который я вам очень рекомендую, кстати, посмотреть его ролики по Февральской революции на канале «День ТВ», он там идёт за месяцем, очень интересно. Так вот, по мнению Пыжикова, моментом истины в экономической борьбе правительства и капитала после этого момента экономический обвал России был совершенно предрешён. По его мнению, это произошло 4 августа 1916 года, когда тесно связанные с правительством банки капитулировали перед товариществом братьев. И вот это была победа, и либеральная публика вся, естественно, этому аплодировала. Хотя финансовая война лета шестнадцатого года на этом не закончилась, также, кстати, как информационная война. Но, тем не менее, капитал получил перевес. Вообще нужно сказать, что буржуазия вела против правительства в условиях войны не только экономическую войну, но и информационную, и правительство информационную войну постоянно проигрывало. Значит, в конце пятнадцатого, начале шестнадцатого года оформились два заговора: один в Москве, чисто буржуазный по составу, он объединял вокруг Земгора и Центрального военно-политического комитета лидеры — это Львов, Керенский, Рибчинский, а другой заговор составляли социалисты: Керенский, Чхеидзе, Кобелев. Связь между обоими заговорами осуществлялась по масонской линии, потому что царя в масонских кругах люто ненавидели. Вообще нужно сказать, что для будущего усиления своих позиций в обществе, для будущих потрясений масоны в 1910 году провели свой внутренний Февральский мини-переворот. Знаток этой проблемы Брачо, я вам очень рекомендую Виктора Степановича Брачо. Посмотрите любые его книги: «Масоны у власти», «Масонство» — замечательные тексты, причём там без демонизации масонов, там очень просто, сказать, факты и интерпретации без вот этих всех, сказать, диких демонизаций. Так вот, суть этого переворота заключалась в том, что были усыпления, которые имели слишком тесные контакты, сказать, либо с фракцией в политической, либо не соблюдали правила конспирации. Дело в том, что, готовясь к будущему, масоны провели консолидацию сил, а это требовало прежде всего конспирации как по отношению к полиции, жандармерии, так и по отношению к левым партиям. И вот в 1910 году они провели вот эту подготовительную работу. Значит, вскоре после формирования этих двух заговоров начался либеральный штурм бастионов власти. Первым выстрелом стала знамения Лев Речи Луков под названием «Глупость или измена». Он её произнёс в Думе 1 ноября 1916 года, назвал правительство главным злом и фактически обвинил царицу и её окружение в измене или, как минимум, готовности к измене. В принципе, за этим должен был бы последовать как минимум арест Милюкова. Нет, абсолютно ничего не последовало. Всё получилось по, сказать, схеме, которую описал Парвус ещё в 1905 году. Понятно, кто такой Парвус, не надо объяснять. Но помимо того, что он был очень серьёзный политический деятель, авантюрист, знаете, мне перевели, поскольку я по-немецки до сих пор ещё не читаю, даже со словарём трудновато. Так вот, мне перевели кусочки из его работы 1895 года о мировой капиталистической системе. Я понял, откуда растёт Роза Люксембург, и я понял, что ряд мыслей, которые я прописал в 1996 году в работе «Колокола истории», Парвус написал уже в 1895. Если бы у меня был хороший переводчик с немецкого языка, мы бы организовали просто перевод этой работы. Это было действительно очень интересный человек, авантюрист, политический деятель, экономический мыслитель. Так вот, смотрите, что Парвус писал: «Усиление политической агитации должно поставить Царское правительство в сложное положение. Если Царское правительство к репрессиям это приведёт, это приведёт к росту сопротивления. Если же проявит снисходительность, это будет воспринято как признак слабости, и пламя революционного движения разгорится ярче». Ну, так оно и вышло. Царское правительство не реагировало вообще практически на все вот эти вещи. Более того, речь была запрещена, распространять речь Милюкова, её отпечатали в листовки, листовки были отпечатаны, и они были переданы в действующую армию. Армия воюет, а тут, сказать, листовка, где говорится о правительстве, тут у нас изменщики сидят, у нас тут измена завелась, и ничего, и ничего. Значит, ситуация развивалась, то есть вот по тому варианту, который описал Парвус, и практически, кстати, в тот же день, 1 ноября, прогрессивный блок — это был такой блок партий, представлявших крупный капитал — объявил своей целью установление в России парламентской модели. То есть не называя в лоб, они по сути дела сказали: «Мы готовимся к свержению самодержавия». Тоже, сказать, ноль реакции. Значит, к концу шестнадцатого года, сказать, построились клином свиньёй представители крупного капитала и некоторых социалистических партий, которые были готовы уже двинуться. Но дело в том, что в это время шла война, и здесь всё зависело от позиции Великобритании, поскольку она была лидером. Если бы, скажем, британский посол или любой представитель, скажем, спецслужб Британии, который оккупировал Россию, тогда топнул ногой и сказал: «Не сметь действовать, пока война не закончилась», все вот эти ребятишки бы, они только щёлкнули каблуками и застыли. Но британцы не только не набросились. 13 июля 1939 года в НКВД известный масон Оболенский, то есть тридцать девятый год, добрались. А так вот он показал, что после разговора с Гучковым осенью шестнадцатого года понял. Дальше цитата: «Англия была вместе с заговорщиками. Английский посол сэр Бьюкенен принимал участие в этом движении. Многие совещания проходили у него в посольстве. Французская разведка считала, что британцы явно провоцируют революцию в России, чтобы, кроме разгрома Германии, добиться максимального ослабления России в будущие мирные времена». И вот смотрите, в каком положении британцы оказались. С одной стороны, они жутко боялись, что Россия выйдет из войны и заключит сепаратный мир, и они полагали, что Николай к этому готов. Это была ошибка. Хотя Распутин, всё время говорил, что нужно выходить из войны. Не только Распутин, целый ряд генералов и высокопоставленных разведчиков и контрразведчиков Российской империи говорили о том, что главный враг Великобритании — войну нужно заканчивать. Но Николай не собирался заканчивать. То есть они боялись, что Россия выйдет из войны. С другой стороны, им ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Россия оказалась среди победителей, потому что тогда, во-первых, она усиливается, а во-вторых, нужно делиться, нужно обещанные проливы. Значит, нужно было, чтобы Россия продолжала воевать, но при этом, чтобы во главе России стояло правительство, которое стояло бы на коленях перед Великобританией и заглядывало британцам в рот и вообще ничего не требовало. Что дадут, то и хорошо. То есть вот эту задачу нужно было как-то решить. Очень интересно, что лидер вот этой группы The Group, или «Мы», Лорд Милнер, приезжал в Петроград в конце шестнадцатого года, встречался со всеми заговорщиками. То есть, по сути дела, я думаю, давал указание действовать, и он решительно подталкивал к революции именно Гучкова, который был лидером в этом отношении. Одним кадетом при всех выступлениях Милюкова ни в коем случае не удалось бы ничего сделать. Им нужна была поддержка и октябристов, и масонов, и британцев. И я хочу здесь ещё раз сказать о масонском факторе. Его ни в коем случае не стоит преувеличивать. Масоны были средством и каналом самоорганизации заговорщиков, потому что это был готовый просто канал, тайный канал связи. Значит, неформальным лидером заговора был Гучков, техническим организатором генерал Алексеев, великий князь Александр Михайлович. Я вам очень рекомендую прочитать его мемуары. Это одна из самых интересных книг воспоминаний об этих событиях. Михаил, великий князь. Так вот, он писал: «Генерал Алексеев связал себя с заговорами вместе с генералами Русским и Брусиловым, с врагами существующего строя, которые скрывались под видом представителей Земгора, Красного Креста и военно-промышленного комитета. Все генералы хотели, чтобы Николай II немедленно отрёкся от престола. Это были генералы-изменники». Ещё раз совпали интересы в заговоре крупного капитала России и британцев. Капитал России, кстати, тоже был не заинтересован в победе России, потому что если Россия побеждает, резко растёт престиж самодержавия, и с ним уже трудно будет иметь дело. То есть крупный русский капитал и британцы получили возникшую ситуацию, когда у них возник общий интерес для свержения царя, для свержения самодержавия. У британцев был ещё один интерес важный, о котором у нас мало пишут. Дело в том, что часть российского истеблишмента, понимая, что война идёт к концу, решила выскочить из-под британцев. Ну, нужно под кого-то выскакивать, и были выбраны Соединённые Штаты Америки. Начались контакты, скрытые контакты части российской верхушки. Царь об этом знал и очень поощрял эти контакты. И представителей Соединённых Штатов Америки, а в качестве такого интерлока во время, в ходе этих переговоров выступал шведский банкир Олаф Ашберг. Очень интересная фигура. То есть вот игра была сразу на нескольких площадках. Прологом переворота или даже началом его ползучей фазы можно считать убийство в ночь с 16 на 17 декабря очень важной для царской семьи персоны — Распутина. Очень символичен состав убийц: представитель, так сказать, самого верха князь Юсупов, затем представитель правых кругов Пуришкевич и исполнитель капитан Райнер, профессиональный киллер, который прибыл из Великобритании специально, чтобы убить Распутина. Собственно, это и произошло. Когда у нас там, сказать, пишут, и, к сожалению, даже Валентин Пикуль, который, сказать, который я его считаю очень, сказать, неплохим писателем, но, правда, можно сказать, что в извинения он писал тогда, когда не были рассекречены некоторые документы. Лет 7 назад были рассекречены документы британским Форен офисом, где было рассказано, что был специально откон капитан Райнер, который и убил Распутина двумя выстрелами. Второй выстрел был контрольным. А то нам рассказывали, как Пуришкевич стрелял, как он, сказать, Распутин убегал. Так что убил его британец. И, как написал автор книги «Заговор верхов», тоже рекомендую, автор Святослав Рыбас. Рыбас, «Заговор верхов» — очень интересная, очень интересная книга. Так вот, Рыбас написал: «Теперь, после убийства Распутина, британский посол Джордж Бьюкенен мог спать спокойно. Опасный сепаратист был устранён». О перевороте, грядущем перевороте в конце 1916 года в столице говорили почти не таясь. Вот что пишет, например, Керенский в мемуарах: «Чтобы лучше понять атмосферу, царившую на последней сессии Думы, надо иметь в виду, что мысли всех депутатов были заняты ожиданием Дворцовой революции». Вот мне это сразу напомнило два эпизода: один такой из мультфильма, а один реальный. Знаете, такой есть мультфильм «Ограбление по-итальянски». Там некий Марио собирается грабить банк, и вот все об этом знают, даже полицейский, открывая ему дверь, говорит: «Марио, пора грабить банк». То есть вот все знают, что банк будет ограблен. А второй момент более трагический — это русско-британский заговор против Павла I. Дело в том, что накануне, уже за 48 часов до убийства Павла I, извозчики ездили по Петербургу, показывали на Михайловский замок, где резиденция Павла, и делали вот такой вот жест. Это тоже, кстати, был русско-британский заговор. Прим британ. Там было две линии: французская и русская. Одновременно должны были убрать Наполеона и Павла, потому что был союз. И в декабре 1800 года было совершено покушение на Наполеона на площади, на улице Сен-Никес, но карета с Наполеоном неслась на такой скорости, что она проскочила место взрыва. А через 3 месяца убили Павла, и Наполеон скажет: «Они достали меня в Санкт-Петербурге». То есть Наполеон понимал, что это, сказать, в принципе, британцы сработали. Два шара в лузу, но сработали только один. Поразительно, вот что в конце декабря шестнадцатого года 16 великих князей из дома Романовых собрались и решили, что Николай должен быть устранён. Ну, вроде бы с одной стороны по-родственному, а с другой стороны из них половина были, кто командующий Кавказским фронтом, кто командующий армией, а Николай I был главнокомандующий. То есть с юридической точки зрения это не что иное, как заговора. Николай знал об этой встрече, ему донесли реакцию. Но к концу шестнадцатого года ситуация была такова: либо имперская власть начинает действовать в духе Ивана Грозного или Петра I, либо оппоненты повернут штыки в её сторону. Ну, понятно, что Николай II далеко не, не реагировал на предупреждение о заговоре, хотя знам не принял. Ему предложили сделать то, что было сделано в 1907 году, когда была создана 3 Июньская монархия, то есть упредить удар. Он ничего не сделал. Маньковский пишет в дневнике: «Сильной власти всё нет». И как нет, значит, у российской части заговорщиков была ещё одна причина торопиться — опасение, что произойдёт социальная революция. И вот здесь вот мы подходим к очень важному моменту, я ещё раз потом к нему вернусь. Дело в том, что одной из главных целей Феврале было дворцовым заговором упредить социальный взрыв, социальную революцию. То есть Россия шла с одной стороны к социальной революции, а с другой стороны вот такому буржуазному перевороту. И вот эти, так сказать, два процесса шли рядышком. Дворцовый переворот в форме которого должна была осуществиться буржуазная революция, он должен был остановить социальную революцию. Об этом, кстати, в записках о революции Суханов. Замечательный трёхтонник, очень рекомендую всем. Суханов, записки есть в интернете, можно скачать, читать, очень интересно. Так вот, он писал: «Цели заговорщиков находились в таком кричащем противоречии с объективными задачами революции в России, что революция должна быть остановлена обузданию диктатуры капитала». То есть классовый интерес Феврале здесь совершенно чётко просматривается. То есть вообще-то получилось как относительно небольшая группа самоуверенных, незадачливых краснобаев. Ну, представьте, 10 Явлинских семнадцатый год, 10 Явлинских собрались. Ну и там не план, там 500 дней, а план там 50 дней построения буржуазной. Кстати, недавно Явлинский отметился статьёй о Февральской революции. Ну, я её пробежал, потому что читать это невозможно, но смысл такой, что вот какая хорошая была революция, замечательная, какая страна плохая попалась до этой революции. Ну вот, сказать, в таком духе, такой кричащий образчик слабоумия. Вот и вот эти люди, они не понимали страну, в которой они живут. Они страшно далеки были от народа. И, знаете, как сверчок Буратино в «Золотом ключике» говорит: «Коротенькие, маленькие у тебя мысли». Вот у них были тоже коротенькие мысли. Они вали следующий шаг: «Ну, берём власть». А чего с деревней делать? Ладно, город ещё можно в столице там как-то проконтролировать. А что с деревней-то делать? Никакой аграрной программы у них не было. И вот это была серьёзная проблема. Причём вот эти люди, Набоков, Люков, Набоков старший, я имею в виду, они считали себя европейцами, англомирами. На самом деле, по отношению к британцам они себя вели просто, сказать, как колониальная интеллигенция. Поносахим. Они считали, что вот там, сказать, ВС решат, и там всё очень-очень хорошо. У Блока есть такие строки: «Развязаны дикие страсти под игом ущербной Луны». Вот эти вот ребята, они и развязали дикие страсти, потому что они полагали, что эти люди, все типа Милюкова, они, я хорошо этот тип представляю по некоторым нашим деятелям Думы начала девяностых годов, которые полагали, что они могут и достоинство красиво говорить, могут быть спикерами Думы и так далее. Вот это люди были такого же типа. Это были представители профессорской науки, которые могли только с кафедры вешать лапшу на уши студентам и полагали, что они народу повесят такую же лапшу. Но вот с народом не получилось. Значит, с самого начала января семнадцатого года, несмотря на внешнее спокойствие, напряжение нарастало, и январь сменился февралём. Кстати, самого царя с 22 февраля не было в столице. Его убедили столиц. Вот это поразительная вещь. Знаете, царь покинул столицу перед 9 января, и царь покинул столицу 22 февраля. То есть 9 января прокатила, в смысле, он остался жив, но репутация была окончательно потеряна, и ущерб был нанесён моральной монархии колоссальный. Здесь тоже самое. То есть это означает, что человек не чувствовал страну, он не чувствовал, у него не было чутья, просто вот интуиции политической не было. Чем-то мне это Горбачёва напоминает, но не Ельцина, человека с фантастической политической интуицией. И вот складывающейся ситуации заговорщикам нужен был только повод. Этот повод был создан в середине февраля семнадцатого года. Власти Петрограда решили ввести карточную систему. Ответом стали волнения. Дума обрушилась на правительство с критикой. Тут же, что сказать, что происходит. И в это время, как по заказу, в столице начались перебои с хлебом. Значит, первый ход — кто-то вдруг, причём без всякой нужды, отдал приказ о мобилизации на фронт хлебопеков. Часть петроградских хлебопеков некому стало выпекать хлеб. Второй ход — хлеб был за пределами Питера, но возникли проблемы с железнодорожным транспортом из-за его дезорганизации. Хлеб не могли подвести. Кроме того, помимо злого умысла, сыграли свою роль гешефтные соображения. Дело в том, что петроградские власти передали снабжение жителей двум купцам — Левинсону и Лесма. А те вместо продажи муки в Петроград сам начали в три дрога продавать её в Финляндию. То есть вот шефе соображения и злой умысел создали взрывоопасную ситуацию. Дальше, 20 февраля администрация Путиловского завода объявляет локаут в ответ на требования рабочих об увеличении зарплаты. Администрация не... Вот что не прописано, очень важная вещь. Значит, смотрите, у этих недоплат есть своя предыстория. В декабре 1916 года по команде из-за рубежа, то есть из страны союзника, из Великобритании, многие частные банки в России прекратили финансирование акционерных обществ. Причём не всех, а только тех, что владели промышленными предприятиями. Понятна логика? Да, по сути, это был двойной удар под и курс на обострение классовых конфликтов между предпринимателями и рабочими. Нужно сказать, вообще, конечно, можно поаплодировать британцам лишний раз, потому что они это сделали в декабре, а в феврале рвануло. То есть грамотно выстраивались условия вот этого взрыва. Сразу же после объявления локаута, словно ждавших этого, Чхеидзе и Керенский установили контакт с руководителями нелегальных организаций. Нив 23 февраля, другого, с по-другому стилю, 8 марта демонстрации, которые носили мирный характер. Первая демонстрация была мирной, но 25 февраля она уже стала перерастать. Образом вообще никак не реагировали, потом спохватились, и Хабалов, командующий Петроградским округом, отдал приказ стрелять по демонстрантам. Было убито около 50 человек, но стрельба по людям привела к неожиданным для властей результатам. Солдаты запасных полков в столице империи, в опасной близости от царя, от правительства находятся некие запасные полки, которые когда-то должны отправиться на фронт. Ясно, что эти люди на фронт не хотят. Офицеров мало, потому что уже в пятнадцатом году офицерский корпус был серьёзно по выбит. Офицеров мало, контроль над солдатами слабый. Солдаты болтаются по городу, лузгают семечки, задевают гражданских. То есть вот эта вот расхлябанность солдат, она совершенно, сказать, находилась в состоянии такого профессионального разложения и очень боялась отправки на фронт. А власти, как будто не понимали, что рядом динамит. Правда, в какой-то момент император приказал генералу Гурко убрать из столицы ненадёжные части и заменить их гвардейскими частями с фронта. Думаете, это было выполнено? Ничего подобного. Ни градоначальник, ни Гурко, ни Хабалов ничего не сделали. Я думаю, один из этих троих был, сказать, это делал специально, два другие были саботаж. Они отговорили тем, что в казармах нет места, ничего не можем сделать. Но и Николай не стал настаивать: «Ну, не можете и не можете». То есть вот это размягчение воли, а оно постоянно, вот на каждом сантиметре. То есть отчасти это был саботаж, отчасти это типично российское чиновничье шевелиться. Если не стегнуть плетью, и в результате вот этот пороховой погреб он был... Ну и дальше вот начались волнения. И серьёзный момент — это вот момент истины, это Волынский полк. Вот часть уже пришла, сказать, на сторону восставших, а часть колебалась. И вот Волынский полк сыграл роль катализатора. Там ситуация была такая: солдаты сначала решили, их, сказать, заводил такой Тимофей Кирпичников, фельдфебель, он заводил, сказать, солдат. Ну и солдаты уже двинулись, чтобы пойти БТА с демонстрантами. В это время появился офицер и сказал: «Ну, всё, сказать, по местам, быстро, живо, офицер есть офицер». Ну, они двинулись по местам, офицер развернулся и стал уходить. Кирпичников взял винтовку и убил его выстрелом в спину. А вот потом, сразу через несколько дней после всех событий, Кирпичников стал главным героем, его портреты выставлялись в магазинах, в аптеках. Вот после Октябрьского переворота Кирпичников бежал на Дон, явился атаману Каледину и сказал: «Я Кирпичников, пришёл бить большевиков». Атаман Каледин спросил: «Тот самый Кирпичников?» Тот сказал: «Так точно». Каледин вызвал двух казаков, сказал: «Вывести во двор и расстрелять его». Вывели во двор и расстреляли. Значит, 27 февраля почти 70.000 солдат из 180.000 перешли на сторону восставших, остальные через день сдались. Очень большую роль в перевороте сыграл французский разведчик капитан де Маси. Пишет в «Дне Революции»: «Русские агенты на английской службе пачками раздавали рубли солдатам, побуждая их нацепить красные кокарды. Я могу назвать номера домов в тех кварталах Петрограда, где размещались агенты, а поблизости должны были проходить запасные солдаты». То есть британцы и здесь успели, ну, можно только сказать: «Пава, хорошая работа». 27 февраля толпа рабочих и солдат направилась в Таврический дворец, где в полум зале собрались депутаты, отказавшиеся подчиниться царскому указу о временном приостановлении работы Думы. И они сформировали там очень странное учреждение, институцию — временный комитет Государственной Думы, куда вошла часть депутатов четвёртой Думы. Её, кстати, никто не распустил. То есть сами эти люди дефакто распустили Думу, и туда вошли часть депутатов четвёртой Думы, часть третьей, часть второй, кое-кто из первой. То есть вошли люди, вошли те, кто состоял в масонских ложах. Чит одновременно в том же, но в другом помещении группа меньшевиков, думцев и несколько большевиков провозгласили создание временного исполкома Петроградского совета рабочих и крестьянских депутатов. Петросовета. Председателем был избран Чхеидзе, масон. Его же заместители были масоны: Соколов, масон, Скобелев, масон, Суханов и масон Керенский. Значит, если учесть, что среди членов временного комитета Государственной Думы тоже было много масонов, то понятно, что, опять же, вот эта масонская линия — это была форма организации связи между двумя этими структурами. Поэтому, когда мы говорим о двоевластии, это с одной стороны правильно: Петросовет, временное, потом Временное правительство. Ну, а с другой стороны, это, конечно, никакое не двоевластие. Значит, показательно, что в момент начала революции, как в тридцать девятом году, на допросах в НКВД, я не знаю, с чем связано то, что в тридцать девятом году масонов, участвовавших в революции, в февральском перевороте, их всех тяга на допросы, и допрашивали. Так вот, известный масон Некрасов показал: «Всем масонам был дан приказ немедленно встать в ряды защитников нового правительства сперва временного комитета Госдумы, а затем временного правительства». Более того, ещё до февральских событий, как писал в тридцатом году, уже, правда, не на допросе, а в эмиграции, масон Кандауров, масонский Верховный Совет, поручил ложам составить список лиц, годных для новой администрации. В результате во всех организациях, участвовавших в создании временного правительства, оказались масоны. Тем не менее, в первые 2 дня событий февральского переворота те, кто его совершал, они чувствовали себя очень неуверенно. И поэтому Максим Горький написал: «Если бы нашлась хотя бы рота во главе с верными властями офицерами, Таврический дворец был бы очищен очень быстро». Как заметил вице-директор департамента полиции Кафа в «Февральской революции семнадцатого года», в сущности, и победы никакой не было, ибо не было борьбы. Власть не сопротивлялась, не боролась, а сдалась без сопротивления. То есть власть продемонстрировала полную импотенцию. Поэтому Розанов и написал, что Россия слиняла в 2 дня, самое большое — в три, как и СССР в три августовских днях. А что же Николай II в это время? Знаете, когда я работал над этой статьёй, я смотрел наших, сказать, поэтов и нашёл у Николая Заболоцкого. Ну, я смотрел любимых поэтов. У него есть замечательные стихи о феврале. Смотрите: «Царь закачался и нарочно кричал, что всё это пустяк, что всё пройдёт и всё остынет, и что отныне и навек на перекошенное Неве и потревоженной пустыне его прольётся». прольётся. II наконец понял, что происходит что-то серьёзное, и распорядился отправить в Петроград отряд георгиевских кавалеров — 700 штыков. Но их заблокировал Алексеев. Сам он тоже двинулся в Петроград. Однако, когда Царский поезд в 2:00 ночи 1 марта прибыл в Малую Вишеру, комиссар Бубликов — это был масон, который заранее был посажен в Министерство путей сообщения, чтобы можно было контролировать перемещение царского поезда — заблокировал продвижение. Он начал говорить о том, что, мол, ужас, Ваше Величество, там революционные матросы и солдаты, и на Петроград двигаться нельзя, надо двигаться в Псков. А там его, естественно, царя уже ждали, где главком Северного фронта, русский, объяснил царской свите, не царю, царской свите, он сказал: «Теперь надо сдаться на милость победителя». То есть царя загнали в ловушку. Алексеев послал телеграммы командующим фронтами, предлагая им высказаться по поводу отречения императора, но телеграмма содержала подсказку: там были такие слова «обстановка, по-видимому, не допускает иного решения». Вечером 2 марта в Псков прибыли Гучков и Шульгин, которые начали фактически запугивать императора опасностью для жизни его и членов семьи, если он не отречётся. В 22:40 Николай отрёкся от престола, себя на что он имел право, и он отрёкся за своего сына, а вот на это он права не имел. Он здесь вышел за правовое поле, потому что он нарушил тридцать седьмую статью законов Российской империи. Однако Гучков и Шульгин приняли отставку, сочтя такие детали неважными. Нужно сказать, что вообще-то Февральская революция началась именно в тот момент, когда царь отрёкся от престола. Не отрёкся — царь от престола, ситуация могла бы развернуться совершенно по-другому. Николай написал в дневнике: «Кругом измена и трусость и обман», и действительно его предали все. Но разве император не предал свой народ в 1905 году, когда из-за его самоустранения были расстреляны люди на площади перед Зимним дворцом? Разве не предательством было отречение от престола? То, что позволительно частному лицу, не позволительно человеку, который писал, что он хозяин земли русской. Мне иногда говорят, что он боялся семью, но здесь у меня два контрвопроса: он частное лицо или он государь-император? И второй вопрос практический: ну и что, и спас он свою семью. Вот если бы император не отрёкся, думаю, он и семью бы спас, и не было бы вот этого кровопролития, по крайней мере, в ближайшие 3-4 года. А вышло всё по-другому. Самое интересное, что большая часть церковных иерархов благосклонно приняла переворот и поклонилась Февралю. То есть по сути церковь предала царя. И вот здесь очень интересно: какое-то время назад патриарх, выступая, сказал, что вот беды, которые обрушились на русский народ в сорок первом году, 22 июня — это было наказание за революцию. Вот если бы у нас была дискуссия, я бы патриарху, он же гражданин Гундяев в миру, я бы ему сказал: «А может быть, вот те беды, которые на церковь обрушились в тридцатые годы, были возмездием за то, что церковь предала императора?» Другое дело, что рядовых священников, которые не отреклись от веры христовой и приняли мученическую смерть, но церковь как институция безусловно предала царя. И, как говорил блаженный Августин, наказания без вины не бывает. Вообще нужно отметить, что в феврале семнадцатого года исторически в России посыпались и рухнули одновременно и монархия, и православная церковь, и либерализм. Вот в этом году — это крушение вот этих всех трёх вещей. Поэтому, когда нам говорят там в девяностые годы про либеральные реформы, ну, либеральные — это уже фарсовая чистая вещь. Так же как все разговоры о восстановлении в России монархии после того, что произошло в семнадцатом году, это едва ли можно считать чем-то серьёзным. Значит, вскоре после отречения Николая отрёкся Михаил, которого тоже запугали, но его особенно запугивать было не надо, его специально выбрали, потому что он не хотел садиться на трон. Ну и таким образом великие князья и генералы, без которых заговор не состоялся бы и которым была обещана либо монархия обычная, либо конституционная монархия, их переиграли. То есть заговор британцев и банкиров оказался сильнее заговора великих князей и генералов. Единственное, что оставалось генералу Алексееву в такой ситуации, — это сокрушаться: «Никогда не прощу себе, что я поверил некоторым людям». Знаете, вот о шотландских гвардейцах, которые предали английского короля Карла I и выдали его Кромвелю, о них говорили так: «Шотландец клятву приступил за грош, он короля сгубил». Вот и наши генералы, которые приступили к клятве, были, была конституционная монархия, но оказалось, их обманули, и обещание было ложью с самого начала. И вот, скажем, кстати, почти все генералы плохо закончили. Например, генерала Красного во время Гражданской войны заставили вырыть могилу, а потом зарубили сав и сбросили туда. Знаете, у Талькова есть такая песня, где есть слова: «И 9 граммов свинца отпустили на суд его грешную душу». А здесь просто клинки отпустили на грешную душу генерала русского. Ну а армию тем временем громили. Ещё 1 марта Петросовет издал приказ номер один, согласно которому в армии создавались солдатские комитеты, Петроградский гарнизон выводился из-подчинения командованию и отменялось титулование офицеров и отдача им чести вне службы. Ну, естественно, честь перестали отдавать во временной службе. Более того, офицеров начали убивать. У нас некоторые историки пытались доказать и пытаются доказать, что приказ — это просто была ошибка. Вот эти интеллигенты, они не понимали, что такое армия. Ничего подобного. Значит, смотрите, что говорил член Петросовета Гольденберг французскому дипломату: > «Приказ номер один — это не ошибка». Француз говорит: «Это ваша ошибка». Он говорит: «Не ошибка, это была необходимость. В день, когда мы сделали революцию, мы поняли, что если мы не уничтожим старую армию, она раздавит революцию. Мы должны были выбирать между армией и революцией, и мы не колеблясь выбрали последнюю и нанесли, я смею сказать, гениальный удар». Вот таким же образом, кстати, шельмование царя французы сдержано, а вот британцы были в восторге. Берти, посол Великобритании во Франции, пишет: «Нет больше России, она распалась и исчез. Идол в лице императора и религии, который связывал разные нации православной веры. Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на востоке, то есть Финляндии, Польши, Украины и так далее, сколько бы их ни удалось сфабриковать, может, убираться ри в собственном соку». Дальше пол британский премьер Ллойд Джордж, он выступал в парламенте, как раз сообщили о свержении самодержавия. Ллойд Джордж пафосно сказал: «Достигнута одна из главных целей войны». То есть одна из главных целей войны — это свержение государя страны союзника. 191 горе гражданин курировал этот вопрос. Вообще все вопросы, связанные с царской семьёй, равно как и с арестованными министрами временного правительства, Керенский по поводу арестованной царской семьи он пафосно заявил: «Да, я держу их под стражей, но не как министр юстиции, а на правах Марата и на правах представителя победившей масонерии». Поскольку, как позднее признал сам Керенский, решение об аресте царской семьи вынесло могущественные ложи Петербурга. А сам арест решено было обставить чито грубо, как демонстративное низложение. Вообще Керенский — очень интересная фигура. Формально он был только министром труда в самом начале, но уже с самого начала он был вот человеком номер один. Он занимал доминирующее положение и во временном правительстве, и в Петросовете. То есть он был и над Петросоветом, и над временным правительством. Что же такое было в этом человеке? Происхождение совершенно неясного, мутного. Одни говорили — евреи, другие говорили — немец. То есть происхождение мутное, неврастеник, если не стероид, позёр. Опытные юристы говорили о том, что он профнепригоден. Такая была характеристика на Руси тогда — трёхрублёвыми. Франции и началась его карьера. Рассказывают, что в конце жизни, умирая в больнице для бедных, Керенский в интервью сказал, что для предотвращения революции в России нужно было расстрелять одного человека. Журналист спросил: «Ленина?» Керенский сказал: «Нет, Керенского». Я когда прочёл это первый раз, я подумал: «Ах, Александр Лович, как был эгомания, так эго маньяком и остался, и даже под конец жизни не понял, что был лишь марионеткой могущественных сил, выбравших и назначивших его». Как Есенин написал: «Калиста над страной на белом коне». Кстати, о событиях Февральской революции, но только с деревенского угла, есть потрясающая поэма у Есенина «Анна Снегина». Вот перечитайте её, это просто, ну, во-первых, это потрясающая поэма, а во-вторых, это о событиях февраля. И когда я работал над статьёй, мне позвонил Станислав Юрьевич Куняев и говорит: «Вы давно перечитывали «Анну Снегину?» Я говорю: «А у меня вообще этот томик стоит вот так, чтобы можно дотянуться рукой, я её постоянно перечитываю». Он говорит: «Ну всё, тогда у меня вопросов нет, но говорит, там очень много о февральских событиях, точнее о февральских и после». Я вам рекомендую сказать перечитать, там очень интересные есть метафоры, потрясающие. Значит, кто же стоял за Керенским и придавал ему смелость? Вот Мельков, как всегда, сильной задней мыслью писал. Значит, писал он следующее: «Тогда я не мог знать об этом». Ну, это он врёт просто, он уже тогда знал, но ему нужно было соблюсти приличие. Мельков пишет: «Значит, я об этом не знал, но воспоминания Бьюкенена заставили меня прийти к заключению, что источником, стоявшим за Керенским, были переговоры за моей спиной в английском посольстве». Значит, если учесть тесные связи Керенского не только с британцами, но и с Великой ложей Франции, то понятно совершенно, кто его сотворил. Кстати, о Керенском есть масса мифов, что он там в женском платье убегал. Ничего подобного, никуда он в женском платье не убегал. Он надел очки, такие вот лётные, мотоциклетные, своего шофёра и вот в сказать в таком виде уехал. Так что все эти сказать насчёт переодевания — это ерунда. Пока народ, а точнее та его часть, которая в ситуациях ослабления власти превращается в чернь, в зверя, грабила лавки, убивала полицейских. Февральцы обделались. Дел было два: власть и капитал. Власть они вяли, а вот с капиталом очень интересно. В первые же дни Февраля приступили к реализации диктатуры капитала, которая обернулась переиздания государства Витте, но без сдерживающих начал. Временное правительство тут же отменило программу Маковского, который им очень мешал. Они это тут же отменили и сказали: «Казённый сектор нам не нужен, мы будем это всё отменять». Однако уже во второй половине на проходить вот эти краснои, которые дорвались до власти, они поняли, что надо что-то делать со страной, надо управлять. Ну, город они хоть как-то контролировали, а что с деревней делать? В деревне шла уже пугачёвщина. На все эти декреты временного правительства мужик наплевал, и в самом городе ситуация изменилась. Значит, смотрите, вот описывает мартовский Петроград Фёдор Будуев, известный философ, близкий к эрам. Я думал, что увижу Петроград гневным, величественным, наполненным революционной романтикой ожидания. Мои ожидания не сбылись. Впечатление было сильное, но обратное ожидаемому. Петроград по внешнему виду и по внутреннему настроению являл собой законченную картину разнузданности, скуки и пошлости. Не приливом исторического бытия дышал его непривычный облик, а явным отливом. Бесконечные красные флаги не вели в воздухе с тягами и знамёнами Революции, а пыльными красными тряпками повисали вдоль скучных серых стен. Толпа серых солдат явно чуждых величию совершившего дела распоясалась по грандиозным площадям и широким улицам города. Изредка куда-то с грохотом проносились тупорылые броневики и набитые солдатами и рабочими грузовики, ружья на перевес, тряпаны вихры, шальные злые глаза. Нет, это не услышанная мною на фронте великая тема революции, не всенародный порыв, оправданный добром и свободой, а её гнусная контрреволюция. Будут собачиться и выяснять, из-за кого было всё проиграно. И вопрос действительно интересный: почему так всё вышло? У него два аспекта: и народа, которые незадачливые Февралы пытались оседлать, и качество самих Февралов. Блестящий писатель Маркеев видел секрет России в следующем: «Я думаю, что это блестящая совершенно фраза. Секрет России заключался в том, что масса не способна порождать пирамиды власти. Их жестокая иерархия и законченность были чужды её аморфной природе. Правители России всегда приносили идею пирамиды извне, очарованные порядком и благом стран. Но не они, а сама масса решала, обволокла одним мощным толчком клокочущее энергии утробы. Масса только с высоты пирамиды власти кажется киселём. Внутри она таит жестокую кристаллическую решётку, из которой куёт стержни, прошивают, привнесённые из-за рубежа, пирамиду власти. И только эти стержни даруют пирамиде устойчивость и целостность. Стоит изъять их, и уже ничто не спасёт государственную пирамиду от краха». Смотрите, что делала власть с шестидесятых годов. Она как раз вот эти решётки, о которых Маркеев написал, она их со страшной силой расшатывала. И Февраль — это был последний вот такой акт расшатывания этих решёток, а Октябрь — это был ответом на расшатывание. Значит, какие цели преследовал Февральский Дворцовый переворот? Во-первых, учредить буржуазно-либеральную власть, а во-вторых, и вот это самое главное — заблокировать реальную социальную революцию, которая потом рванула в Октябре. А солоневич очень хорошо написал: «Февральский Дворцовый переворот был результатом целого комплекса нездоровых социальных отношений, накопленного всем петербургским периодом русской истории». То есть к февралю и октябрю Россия шла очень-очень долго. Умные люди среди кадетов, кстати, предупреждали, что Дворцовый переворот может плохо закончиться. Вот князь Долгоруков, председатель Центрального комитета кадетской партии, то есть партии Милюкова, писал: «Дворцовый переворот не только нежелателен, но скорее гибелен для России. Дворцовый переворот не может дать никого, кто явился бы общепризнанным преемником». И вот здесь возникает вопрос: ну что же сказать? Эти люди, ну, совсем были глупые? Ну, кто-то глупый, да, но повторяю, скажем, если брать не Февраль, а раньше Столыпина, а среди Февралов — Гучков. Ну, безусловно, умный, волевой, лично мужественный человек, ездил воевать на фронт, рисковал жизнью. Но повторяю, они, эти вот ум, этих людей носил классовой характер. Солоневич, скать, по сути дела, выписал приговор тем, кто делал Февральскую революцию. Я не совсем согласен с ним здесь по именам, но в целом он всё правильно написал. К делал революцию, пишет Солоневич, делала революцию Февральскую вся второсортная русская интеллигенция последних 100 лет. Именно второсортная. Не Достоевский, ни Менделеев, ни Павлов, никто из русских первого сорта при всём их критическом отношении к отдельным частям русской жизни революции не хотели и революции не делали. Революцию делали писатели второго сорта вроде Горького, историки третьего сорта вроде Милюкова, адвокаты четвёртого сорта вроде Керенского. Делали революцию почти безымянная масса русской гуманитарной профессуры, которая сотен университетских и про кафедра вдали от русского сознания. Мысль о том, что с научной точки зрения революция спаситель. Жаль, что на Красной площади рядом с мавзолеем Ильича не стоит памятник неизвестному профессору. Без массовой поддержки этой профессуры революция никогда не имела бы общественной опоры. Но дело не только в профессуре, дело вот в целом состоянии верхов общества. Я вам просто несколько цитат приведу. Смотрите, что пишет Суворин: «У нас нет правящих классов, приво, даже не аристократия, а что-то мелкое, какой-то сброд. Государь окружён или глупцами, или прохвостами». Генерал Масалов, помойные ямы были столичные высокосные салоны. Русский правящий класс олева самого себя как слабоумный, больной, умирающий на собственном гное. Слабоумный. Вообще-то это фиксация неадекватности окружения царя. В ставке, писал Мосолов, производило впечатление тусклости, безволия, апатии. И важный очень момент — это предрешённость. Вообще отсутствие воли тех, чья прямая функция защищать режим — это крайнее проявление системного кризиса. И не удержусь, опять же, вот процитирую Солоневича, который квинтэссенцию деятелей Февральской революции считал Милюкова. И вот что он написал: «О Милюкове я думаю, что это ответ на все вопросы, почему вот эти люди должны были проиграть. Потому что они были импотенты. В Конда, Люков, ВЛ, нею атаку на проклятый старый режим, не стесняясь никакой изменой и базируясь на любую глупость. Но это он обыгрывает глупости или измена во имя победы западных демократий в союзе с русской революцией над акционными режимами Вильгельма и Николая. Когда проклятый Кровавый старый режим был свергнут, и когда великая бескровная простриза свои над Россией, профессора Милюкова выперли, вынырнул в немецком Киеве и предложил немецкому генералу Эхгорну борьбу против западных демократий, против великой и бескровной русской революции и в союзе с Вильгельмовым. Эхгорн выше профессора Милюкова. Вон, тогда профессор Мельков вынул в деникинский комбинацию борьбу русской реакции против русской революции и против германского милитаризма в союзе с западными демократиями. Генерал Деникин выше профессора Милюкова. Вон. И дальше идёт, как профессора Микова вышибали. И вот когда Февраль — это герои февраля, вот у меня вспоминается только одна, только одни строки. Это Пушкин: «Бедненький бес под кобылу подлез, понатужа, поднапрячься, отсюда добрым молодцам ССР». А старый строй бух котёл и там свалился вместе с остатками Фели и теми, кто им помогал. И вот здесь возникает вопрос: какие-то уроки Февраля вообще есть? Вообще в истории уроки истории — это, конечно, вещь, никто не учит эти уроки, но, сказать, как фигуры речи. Значит, и какие параллели вообще? Параллели есть. Вы знаете, кто помнит, какой герб у нас был сразу после года? Я уж не говорю о том, что хотели вот эту Думу, которую потом созвали, хотели её назвать пятой думой, но потом поняли, что это вот см. Петро. Как французы говорят, и решили оставить первую, то есть провести четвёртое, пятое. Значит, никто не помнит, какой был герб — без корон. Совершенно верно. То есть герб без корон, как у Февраля. Но вот в другом отношении фесты оказались мудрее. Они сразу ввели прогрессивный налог, чтобы что? У нас не могут, в принципе, обещают. Может, там, вдм. Вот, но фесты ввели. Чит. А вот Ельцино, когда меняли советский герб, они точно воспроизвели. Значит, есть определённое сходство между Февралем и Ельциным, которые скарали в девяностые годы. Это вот по качеству человеческого материала. Это третий, четвёртый, меком, на боковым и прочим. Всё-таки люди эти были намного более образованные и содержательные, чем Гайдара, Чубайса, Бурбули, потому что, ну, всё-таки, сказать, разница. Разница есть. Ельцино и Дам пришлось легче, чем Февралем. Во-первых, Россия уже не была аграрной и не было проблемы контроля над аграрным населением, которое и подсекция. Значит, ещё одна вещь — это отпадение населения от власти. Взять 1916 год, взять 2016. Э 2016 год выборы побили рекорд, сказать, по тому, какая часть населения не пришла на выборы. Да и ещё есть одна очень интересная параллель между 1916 и 2016 годом. В 1916 году война, кризис. Фаберже получил максимум заказов на свои поделки. 2016 год, кризис, российские богатеи купили максимальное количество дорогих яхт и автомобилей. То есть первое время чумы там тоже самое, то же самое здесь. Значит, сейчас трудно, сейчас нельзя сказать, нынешнюю ситуацию, там, сказать, как у нас говорят, противостояние двух башен — это в значительной степени не так. Тем не менее, особенно в Октябре, особенно в преддверии, когда значительная часть нашего истеблишмента полагала, на мой взгляд, что следующим президентом будет гражданка Клинтон, безумная Хиллари. Значит, скать, выявилось очень интересный момент, вот такой вот под ковёр борьбы. Но вот когда отслеживает день за днём, каждый день, то возникают очень интересные вещи. Я приведу только один пример. Значит, смотрите, 18 октября президент выступает и говорит, что в принципе ситуация не так плоха в стране, вот с напряжённо оптимистическая. А противоположная сторона начинает забивать гвозди. Значит, смотрите, 19 октября 2016 года информагентство «Лумберг» на основе данных, представленных Центральным банком Российской Федерации, сообщила, что в стране падают обороты розничной торговли 21 месяц подряд, исчезает средний класс, растёт материальное неравенство. Все эти факторы могут привести к утрате Центрального банка контроля над инфляцией. В президент говорил, что всё в порядке, а сегодня Центральный банк говорит: «А мы не можем и неконтролируемым РФ впереди долгие годы стагнации с темпом роста 17% 2,6», то есть в полтора раза меньше, чем в среднем по миру. То есть речь идёт о снижающей динамике роста. Это ещё один привет Октябрю. То есть прямо вот один день, один день, один выстрел. 21 октября шестнадцатого года фонд независимого мониторинга здоровья зафиксировал своём докладе рост смертности как прямой результат так называемой реформы здравоохранения. Цифры все правильные, но дело в том, что когда выбран момент, значит, они пишут, что число коек в больницах уменьшается. Это абсолютная правда. Число госпитализируемых растёт, летальность не вообще, а внутрибольничная летальность незначительно, но растёт. В 2014 году в больницах у нас умерло 495 000 человек, а в 2015 — 519 000. И дальше они делают вывод: всё это бьёт по наиболее бедным слоям населения, которые составляют 70%. А это означает, что сокращение срока жизни и рост смертности бьют уже по населению страны в целом. То есть кризис восемнадцатого. Президент говорит одно, де д д пер ему совершенно другое. Мне это очень напомнило противостояние в 16900 ше года между властью. Конечно, не сравнить, тогда оно было значительно острее. Тем не менее, какие-то параллели есть. Значит, ну и последнее — это уроки для кланового режимов. Что показывает история с клановым режимом позднего самодержавия и с Февралем? Не жизнеспособны, потому что, поскольку социальное неравенство. Кто знает, сколько у нас, кстати, долларовых миллиардеров? 96, а долларовых миллионеров — 105 000. И кто знает, какой процент благосостояния они контролируют? 89%. То есть, значит, в этом отношении мы — лидер, второе место — США, третье место — Китай. Поэтому, когда мне говорят, что в Китае социализм, мне как-то странно становится. На самом деле, обычный клановой режим. Так вот, во внешнеполитическом плане клановые режимы очень и очень уязвимы, и им приходится решать свои задачи в условиях крайнего социального неравенства и очень небольшого запаса социального жира. И в этом отношении история самодержавия, я думаю, должна очень внимательно изучаться аналитиками, которые работают на существующей стране режим, чтобы не наступать на одни и те же грабли. Проблема, однако, заключается в том, что история практически никого не учит. И причём не только в нашей стране, это и в других странах так происходит, и наступают, в общем-то, на одни и те же грабли, потому что, ну, это такой, я бы сказал, вульгарный экономизм, но он работает: доллар мутит разум, и с этим ничего не поделаешь, особенно в бедных странах, где власть ещё вчера выбежала из подворотни и ничего хорошего не видела. И, естественно, в такой ситуации доллар мутит разум совершенно, совершенно окончательно. И вот Февральцы, при том что там, правда, они так сказать, далеко не все выбежали из подворотни, но они совершили именно вот эти ошибки, не зная страну, они взялись руководить тем, вот они, чем они руководить не могли. И опять же вот я хочу закончить очень интересной метафорой из Олега Маркеева, где он пишет, что это он пишет про ельцинское, но это и к Февралю относится, что шустрики из администрации президента напоминали ему команду глупых пингвинов, которые забрались на айсберг. Они могут там, они не понимают, что айсберг несёт течение океана. А вот как устроен океан, они просто не понимают. Всё, на сегодня спасибо. Если, пожалуйста, скажите, пожалуйста, вот вы доказали, насколько страна 50 лет шла к кризису и к двум революциям. Ну, к двум революциям и был, и в то же время катализатором стала война и внешняя сила. Был ли какой-нибудь положительный вариант решения этой проблемы? Могла ли история пойти по-другому? По какому? Ну, вы знаете, я думаю, что, к сожалению, нет. Вот в ситуации, когда одна часть живёт по законам выраже с политэкономия капиталистического уклада, а другая часть в эту систему никак не вписывается, здесь вопрос мог быть только такой: революция будет жестокой или сверхжестокой. Вот если бы столыпинские реформы прошли, ну, я просто не представляю, что было бы в городах. У нас просто резня была бы. Это была бы такая гражданская война, которая растянулась не на 4 года, а на полтора. Вы представляете? Помните рассказ Горького «Челкаш»? Вот ведь Горький был не пролетарский писатель, он был мещанский писатель. И вот те, кого он описал, вот скажем, его ддя и из его вещи «Детство», в людях мои университета, вот эти люди и вышли бы на улицы. И сказать, было бы нечто страшное. То есть в этом отношении, понимаете, вот вариант вроде бы какой? Успешная буржуазная модернизация в стране, которая имманентно антикапитализм. Прольётся благострой II. Наконец, он понял, что происходит что-то серьёзное, и распорядился отправить в Петроград отряд георгиевских кавалеров — 700 штыков. Но их заблокировал Алексеев. Сам он тоже двинулся в Петроград. Однако, когда царский поезд в 2:00 ночи 1 марта прибыл в Малую Вишеру, комиссар Бубликов — это был масон, который заранее был посажен в Министерство путей сообщения, чтобы можно было контролировать перемещение царского поезда — заблокировал продвижение. Он начал говорить о том, что, мол, ужас, Ваше Величество, там революционные матросы и солдаты, и на Петроград двигаться нельзя, надо двигаться в Псков. А там его, естественно, царя уже ждали, где главком Северного фронта, русский, объяснил царской свите, не царю, царской свите, он сказал: «Теперь надо сдаться на милость победителя». То есть царя загнали в ловушку. Алексеев послал телеграммы командующим фронтами, предлагая им высказаться по поводу отречения императора, но телеграмма содержала подсказку: там были такие слова — «обстановка, по-видимому, не допускает иного решения». Вечером 2 марта в Псков прибыли Гучков и Шульгин, которые начали фактически запугивать императора опасностью для жизни его и членов семьи, если он не отречётся. В 22:40 Николай отрёкся от престола, себя на что он имел право, и он отрёкся за своего сына, а вот на это он права не имел. Он здесь вышел за правовое поле, потому что он нарушил тридцать седьмую статью законов Российской империи. Однако Гучков и Шульгин приняли отставку, сочтя такие детали неважными. Нужно сказать, что вообще-то Февральская революция началась именно в тот момент, когда царь отрёкся от престола. Не отрёкся — царь от престола, ситуация могла бы развернуться совершенно по-другому. Николай написал в дневнике: «Кругом измена и трусость и обман», и действительно его предали все. Но разве император не предал свой народ в 1905 году, когда из-за его самоустранения были расстреляны люди на площади перед зимним дворцом? Разве не предательством было отречение от престола? То, что позволительно частному лицу, не позволительно человеку, который писал, что он хозяин земли русской. Мне иногда говорят, что он боялся семью, но здесь у меня два контрвопроса: он частное лицо или он государь-император? И второй вопрос практический: ну и что, и спас он свою семью. Вот если бы император не отрёкся, думаю, он и семью бы спас, и не было бы вот этого кровопролития, по крайней мере, в ближайшие 3-4 года. А вышло всё по-другому. Самое интересное, что большая часть церковных иерархов благосклонно приняла переворот и поклонилась Февралю. То есть по сути церковь дала царя. И вот здесь очень интересно: какое-то время назад патриарх, выступая, сказал, что вот беды, которые обрушились на русский народ в сорок первом году, 22 июня — это было наказание за революцию. Вот если бы у нас была дискуссия, я бы патриарху, он же гражданин Гундяев в миру, я бы ему сказал, что, а может быть, вот те беды, которые на церковь обрушились в тридцатые годы, были возмездием за то, что церковь предала императора. Другое дело, что рядовых священников, которые не отреклись от веры христовой и приняли мученическую смерть, но церковь как институция безусловно предала царя. И, как говорил блаженный Августин, наказания без вины не бывает. Вообще нужно отметить, что в феврале семнадцатого года исторически в России посыпались и рухнули одновременно и монархия, и православная церковь, и либерализм. Вот в этот год — это крушение вот этих всех трёх вещей. Поэтому, когда нам говорят там в девяностые годы про либеральные реформы, ну, либеральные — это уже фарсовая чистая вещь. Так же, как все разговоры о восстановлении в России монархии после того, что произошло в семнадцатом году, это едва ли можно считать чем-то серьёзным. Значит, вскоре после отречения Николая отрёкся Михаил, которого тоже запугали, но его особенно запугивать было не надо, его специально выбрали, потому что он не хотел садиться на трон. Ну и таким образом великие князья и генералы, без которых заговор не состоялся бы и которым была обещана либо монархия обычная, либо конституционная монархия, их переиграли. То есть заговор британцев и банкиров оказался сильнее заговора великих князей и генералов. Единственное, что оставалось генералу Алексееву в такой ситуации — это сокрушаться: «Никогда не прощу себе, что я поверил некоторым людям». Знаете, вот о шотландских гвардейцах, которые предали английского короля Карла I и выдали его Кромвелю, о них говорили так: «Шотландец клятву приступил за грош, он короля сгубил». Вот рошо генералов, которые приступили клятве, была конституционная монархия, но оказалось, их обманули, и обещание было ложью с самого начала. И вот, скажем, кстати, почти все генералы плохо закончили. Например, генерала Красного во время Гражданской войны заставили вырыть могилу, а потом зарубили сав и сбросили туда. Знаете, у Талькова есть такая песня, где есть слова: «И 9 граммов свинца отпустили на суд его грешную душу». А здесь просто клинки отпустили на грешную душу генерала русского. Ну а армию тем временем громили. Ещё 1 марта Петросовет издал приказ номер один, согласно которому в армии создавались солдатские комитеты, Петроградский гарнизон выводился из-подчинения командованию и отменялось титулование офицеров и отдача им чести вне службы. Ну, естественно, честь перестали отдавать во временной службе. Более того, офицеров начали убивать. У нас некоторые историки пытались доказать и пытаются доказать, что приказ — это просто была ошибка. Вот эти интеллигенты, они не понимали, что такое армия. Ничего подобного. Значит, смотрите, что говорил член Петросовета Гольденберг французскому дипломату: > «Приказ номер один — это не ошибка». Француз говорит: «Это ваша ошибка». Он говорит: «Не ошибка, это была необходимость. В день, когда мы сделали революцию, мы поняли, что если мы не уничтожим старую армию, она раздавит революцию. Мы должны были выбирать между армией и революцией, и мы не колеблясь выбрали последнюю и нанесли, я смею сказать, гениальный удар». Вот таким же образом, кстати, шельмование царя французы сдержано, а вот британцы были в восторге. Берти, посол Великобритании во Франции, пишет: «Нет больше России, она распалась и исчез. Идол в лице императора и религии, который связывал разные нации православной веры. Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на востоке, то есть Финляндии, Польши, Украины и так далее, сколько бы их ни удалось сфабриковать, может, убираться ри в собственном соку». Дальше пол британский премьер Ллойд Джордж, он выступал в парламенте, как раз сообщили о свержении самодержавия. Ллойд Джордж пафосно сказал: «Достигнута одна из главных целей войны». То есть одна из главных целей войны — это свержение государя страны союзника. 191 горе гражданин курировал этот вопрос. Вообще все вопросы, связанные с царской семьёй, равно как и с арестованными министрами временного правительства, Керенский по поводу арестованной царской семьи он пафосно заявил: «Да, я держу их под стражей, но не как министр юстиции, а на правах Марата и на правах представителя победившей масонерии». Поскольку, как позднее признал сам Керенский, решение об аресте царской семьи вынесло могущественные ложи Петербурга. А сам арест решено было обставить чито грубо, как демонстративное низложение. Вообще Керенский — очень интересная фигура. Формально он был только министром труда в самом начале, но уже с самого начала он был вот человеком номер один. Он занимал доминирующее положение и во временном правительстве, и в Петросовете. То есть он был и над Петросоветом, и над временным правительством. Что же такое было в этом человеке? Происхождение совершенно неясного, мутного. Одни говорили — евреи, другие говорили — немец. То есть происхождение мутное, неврастеник, если не стероид, позёр. Опытные юристы говорили о том, что он профнепригоден. Такая была характеристика на Руси тогда — трёхрублёвыми. Франции и началась его карьера. Рассказывают, что в конце жизни, умирая в больнице для бедных, Керенский в интервью сказал, что для предотвращения революции в России нужно было расстрелять одного человека. Журналист спросил: «Ленина?» Керенский сказал: «Нет, Керенского». Я когда прочёл это первый раз, я подумал: «Ах, Александр Лович, как был эгомания, так эго маньяком и остался, и даже под конец жизни не понял, что был лишь марионеткой могущественных сил, выбравших и назначивших его». Как Есенин написал: «Калиста над страной на белом коне». Кстати, о событиях Февральской революции, но только с деревенского угла есть потрясающая поэма у Есенина «Анна Снегина». Вот перечитайте её, это просто, ну, во-первых, это потрясающая поэма, а во-вторых, это о событиях февраля. И когда я работал над статьёй, мне позвонил Станислав Юрьевич Куняев и говорит: «Вы давно перечитывали «Анну Снегину?» Я говорю: «А у меня вообще этот томик стоит вот так, чтобы можно дотянуться рукой, я её постоянно перечитываю». Он говорит: «Ну всё, тогда у меня вопросов нет, но говорит, там очень много о февральских событиях, точнее о февральских и после». Я вам рекомендую сказать перечитать, там очень интересные есть метафоры, потрясающие. Значит, кто же стоял за Керенским и придавал ему смелость? Вот Мельков, как всегда, сильной задней мыслью писал. Значит, писал он следующее: «Тогда я не мог знать об этом». Ну, это он врёт просто, он уже тогда знал, но ему нужно было соблюсти приличие. Мельков пишет: «Значит, я об этом не знал, но воспоминания Бьюкенена заставили меня прийти к заключению, что источником, стоявшим за Керенским, были переговоры за моей спиной в английском посольстве». Значит, если учесть тесные связи Керенского не только с британцами, но и с Великой ложей Франции, то понятно совершенно, кто его сотворил. Кстати, о Керенском есть масса мифов, что он там в женском платье убегал. Ничего подобного, никуда он в женском платье не убегал. Он надел очки, такие вот лётные, мотоциклетные, своего шофёра и вот в сказать в таком виде уехал. Так что все эти сказать насчёт переодевания — это ерунда. Пока народ, а точнее та его часть, которая в ситуациях ослабления власти превращается в чернь, в зверя, грабила лавки, убивала полицейских. Февральцы обделались. Дел было два: власть и капитал. Власть они вялая, а вот с капиталом очень интересно. В первые же дни Февраля приступили к реализации диктатуры капитала, которая обернулась переиздания государства Витте, но без сдерживающих начал. Временное правительство тут же отменило программу Маковского, который им очень мешал. Они это тут же отменили и сказали: «Казённый сектор нам не нужен, мы будем это всё отменять». Однако уже во второй половине на проходить вот эти краснои, которые дорвались до власти, они поняли, что надо что-то делать со страной, надо управлять. Ну, город они хоть как-то контролировали, а что с деревней делать? В деревне шла уже пугачёвщина. На все эти декреты временного правительства мужик наплевал, и в самом городе ситуация изменилась. Значит, смотрите, вот описывает мартовский Петроград Фёдор Будуев, известный философ, близкий к эрам. Я думал, что увижу Петроград гневным, величественным, наполненным революционной романтикой ожидания. Мои ожидания не сбылись. Впечатление было сильное, но обратное ожидаемому. Петроград по внешнему виду и по внутреннему настроению являл собой законченную картину разнузданности, скуки и пошлости. Не приливом исторического бытия дышал его непривычный облик, а явным отливом. Бесконечные красные флаги не вели в воздухе с тягами и знамёнами Революции, а пыльными красными тряпками повисали вдоль скучных серых стен. Толпа серых солдат явно чуждых величию совершившего дела распоясалась по грандиозным площадям и широким улицам города. Изредка куда-то с грохотом проносились тупорылые броневики и набитые солдатами и рабочими грузовики, ружья на перевес, тряпаны, вихры, шальные злые глаза. Нет, это не услышанная мною на фронте великая тема революции, не всенародный порыв, оправданный добром и свободой, а её гнусная контрреволюция. Будут собачиться и выяснять, из-за кого было всё проиграно. И вопрос действительно интересный: почему так всё вышло? У него два аспекта: и народа, которые незадачливые Февралы пытались оседлать, и качество самих Февралов. Блестящий писатель Маркеев видел секрет России в следующем: «Я думаю, что это блестящая совершенно фраза. Секрет России заключался в том, что масса не способна порождать пирамиды власти. Их жестокая иерархия и законченность были чужды её аморфной природе. Правители России всегда приносили идею пирамиды извне, очарованные порядком и благом стран. Но не они, а сама масса решала, обволокла одним мощным толчком клокочущее энергии утробы. Масса только с высоты пирамиды власти кажется киселём. Внутри она таит жестокую кристаллическую решётку, из которой куёт стержни, прошивают, привнесённые из-за рубежа, пирамиду власти. И только эти стержни даруют пирамиде устойчивость и целостность. Стоит изъять их, и уже ничто не спасёт государственную пирамиду от краха». Смотрите, что делала власть с шестидесятых годов. Она как раз вот эти решётки, о которых Маркеев написал, она их со страшной силой расшатывала. И Февраль — это был последний вот такой акт расшатывания этих решёток, а Октябрь — это был ответом на расшатывание. Значит, какие цели преследовал Февральский Дворцовый переворот? Во-первых, учредить буржуазно-либеральную власть, а во-вторых, и вот это самое главное — заблокировать реальную социальную революцию, которая потом рванула в Октябре. А солоневич очень хорошо написал: «Февральский Дворцовый переворот был результатом целого комплекса нездоровых социальных отношений, накопленного всем петербургским периодом русской истории». То есть к февралю и октябрю Россия шла очень-очень долго. Умные люди среди кадетов, кстати, предупреждали, что Дворцовый переворот может плохо закончиться. Вот князь Долгоруков, председатель центрального комитета кадетской партии, то есть партии Милюкова, писал: «Дворцовый переворот не только нежелателен, но скорее гибелен для России. Дворцовый переворот не может дать никого, кто явился бы общепризнанным преемником». И вот здесь возникает вопрос: ну что же сказать? Эти люди, ну, совсем были глупые? Ну, кто-то глупый, да, но повторяю, скажем, если брать не Февраль, а раньше Столыпина, а среди Февралов — Гучков. Ну, безусловно, умный, волевой, лично мужественный человек, ездил воевать на фронт, рисковал жизнью. Но повторяю, они, эти вот ум, этих людей носил классовой характер. Солоневич, скать, по сути дела, выписал приговор тем, кто делал Февральскую революцию. Я не совсем согласен с ним здесь по именам, но в целом он всё правильно написал. К делал революцию, пишет Солоневич, делала революцию Февральскую вся второсортная русская интеллигенция последних 100 лет. Именно второсортная. Не Достоевский, ни Менделеев, ни Павлов, никто из русских первого сорта при всём их критическом отношении к отдельным частям русской жизни революции не хотели и революции не делали. Революцию делали писатели второго сорта вроде Горького, историки третьего сорта вроде Милюкова, адвокаты четвёртого сорта вроде Керенского. Делали революцию почти безымянная масса русской гуманитарной профессуры, которая сотен университетских и про кафедра вдали от русского сознания. Мысль о том, что с научной точки зрения революция спаситель. Жаль, что на Красной площади рядом с мавзолеем Ильича не стоит памятник неизвестному профессору. Без массовой поддержки этой профессуры революция никогда не имела бы общественной опоры. Но дело не только в профессуре, дело вот в целом состоянии верхов общества. Я вам просто несколько цитат приведу. Смотрите, что пишет Суворин: «У нас нет правящих классов, приво даже не аристократия, а что-то мелкое, какой-то сброд. Государь окружён или глупцами, или прохвостами». Генерал Масалов, помойные ямы были столичные высокосные салоны. Русский правящий класс олева самого себя, как слабоумный, больной, умирающий на собственном гное. Слабоумный. Вообще-то это фиксация неадекватности окружения царя. В ставке, писал Мосолов, производило впечатление тусклости, безволия, апатии. И важный очень момент — это предрешённость. Вообще отсутствие воли тех, чья прямая функция защищать режим — это крайнее проявление системного кризиса. И не удержусь, опять же, вот процитирую Солоневича, который квинтэссенцией деятелей Февральской революции считал Милюкова. И вот что он написал: «О Милюкове я думаю, что это ответ на все вопросы, почему вот эти люди должны были проиграть. Потому что они были импотенты. В Конда Люкове, ВЛ, нею атаку на проклятый старый режим, не стесняясь никакой изменой и базируясь на любую глупость. Но это он обыгрывает глупости или измена во имя победы западных демократий в союзе с русской революцией над акционными режимами Вильгельма и Николая. Когда проклятый Кровавый старый режим был свергнут, и когда Великая бескровная простёрла свои над Россией, профессора Милюкова выперли, вынырнул в немецком Киеве и предложил немецкому генералу Эхгорну борьбу против западных демократий, против Великой и бескровной русской революции и в союзе с Вильгельмовым. Эхгорн выше профессора Милюкова. Вон, тогда профессор Мельков вынул в деникинский комбинацию борьбу русской реакции против русской революции и против германского милитаризма в союзе с западными демократиями. Генерал Деникин выше профессора Милюкова. Вон. И дальше идёт, как профессора Микова вышибали. И вот когда Февраль — это герои февраля, вот у меня вспоминается только одна, только одни строки. Это Пушкин: «Бедненький бес под кобылу подлез, понатужа, поднапрячься, отсюда добрым молодцам ССР». А старый строй бух котёл и там свалился вместе с остатками Фели и теми, кто им помогал. И вот здесь возникает вопрос: какие-то уроки Февраля вообще есть? Вообще в истории уроки истории — это, конечно, вещь, никто не учит эти уроки, но, сказать, как фигуры речи. Значит, и какие параллели вообще? Параллели есть. Вы знаете, кто помнит, какой герб у нас был сразу после года? Я уж не говорю о том, что хотели вот эту Думу, которую потом созвали, хотели её назвать пятой думой, но потом поняли, что это вот см. Петро, как французы говорят, и решили оставить первую, то есть провести четвёртое-пятое. Значит, никто не помнит, какой был герб — без корон. Совершенно верно. То есть герб без корон, как у Февраля. Но вот в другом отношении фесты оказались мудрее. Они сразу ввели прогрессивный налог, чтобы что? У нас не могут, в принципе, обещают. Может, там вдм. Вот, но фесты ввели чит. А вот Ельцино, когда меняли советский герб, они точно воспроизвели. Значит, есть определённое сходство между Февралом и Ельциным, которые скарали в девяностые годы. Это вот по качеству человеческого материала. Это третий-четвёртый, меком на боковым и прочим. Всё-таки люди эти были намного более образованные и содержательные, чем Гайдара, Чубайса, Бурбули, потому что, ну, всё-таки, сказать, разница. Разница есть. Ельцино и Дам пришлось легче, чем Февралем. Во-первых, Россия уже не была аграрной и не было проблемы контроля над аграрным населением, которое и подсекция. Значит, ещё одна вещь — это отпадение населения от власти. Взять 1916 год, взять 2016. Э 2016 год выборы побили рекорд, сказать, по тому, какая часть населения не пришла на выборы. Да и ещё есть одна очень интересная параллель между 1916 и 2016 годом. В 1916 году война, кризис. Фаберже получил максимум заказов на свои поделки. 2016 год — кризис, российские богатеи купили максимальное количество дорогих яхт и автомобилей. То есть первое время чумы там тоже самое, то же самое здесь. Значит, сейчас трудно, сейчас нельзя сказать, нынешнюю ситуацию, там, сказать, как у нас говорят, противостояние двух башен — это в значительной степени не так. Тем не менее, особенно в Октябре, особенно в преддверии, когда значительная часть нашего истеблишмента полагала, на мой взгляд, что следующим президентом будет гражданка Клинтон, безумная Хиллари. Значит, скать, выявилось очень интересный момент, вот такой вот под ковёр борьбы. Но вот когда отслеживает день за днём, каждый день, то возникают очень интересные вещи. Я приведу только один пример. Значит, смотрите, 18 октября президент выступает и говорит, что в принципе ситуация не так плоха в стране, вот с напряжённо оптимистическая. А противоположная сторона начинает забивать гвозди. Значит, смотрите, 19 октября 2016 года информагентство «Лумберг» на основе данных, представленных Центральным банком Российской Федерации, сообщила, что в стране падают обороты розничной торговли 21 месяц подряд, исчезает средний класс, растёт материальное неравенство. Все эти факторы могут привести к утрате Центрального банка контроля над инфляцией. В президент говорил, что всё в порядке, а сегодня Центральный банк говорит: «А мы не можем и неконтролируемым РФ впереди долгие годы стагнации с темпом роста 17% 2,6», то есть в полтора раза меньше, чем в среднем по миру. То есть речь идёт о снижающей динамике роста. Это ещё один привет Октябрю. То есть прямо вот один день, один день, один выстрел. 21 октября шестнадцатого года фонд независимого мониторинга здоровья зафиксировал своём докладе рост смертности как прямой результат так называемой реформы здравоохранения. Цифры все правильные, но дело в том, что когда выбран момент, значит, они пишут, что число коек в больницах уменьшается. Это абсолютная правда. Число госпитализируемых растёт, летальность не вообще, а внутрибольничная летальность незначительно, но растёт. В 2014 году в больницах у нас умерло 495 000 человек, а в 2015 — 519 000. И дальше они делают вывод: всё это бьёт по наиболее бедным слоям населения, которые составляют 70%. А это означает, что сокращение срока жизни и рост смертности бьют уже по населению страны в целом. То есть кризис восемнадцатого. Президент говорит одно, де д д пер ему совершенно другое. Мне это очень напомнило противостояние в 16900 ше года между властью. Конечно, не сравнить, тогда оно было значительно острее. Тем не менее, какие-то параллели есть. Значит, ну и последнее — это уроки для кланового режимов. Что показывает история с клановым режимом позднего самодержавия и с Февралем? Режимы не жизнеспособны, поскольку социальное неравенство. Кто знает, сколько у нас, кстати, долларовых миллиардеров? 96, а долларовых миллионеров — 105 000. И кто знает, какой процент благосостояния они контролируют? 89%. То есть в этом отношении мы — лидер, второе место — США, третье место — Китай. Поэтому, когда мне говорят, что в Китае социализм, мне как-то странно становится. На самом деле, обычный клановой режим. Так вот, во внешнеполитическом плане клановые режимы очень и очень уязвимы, и им приходится решать свои задачи в условиях крайнего социального неравенства и очень небольшого запаса социального жира. И в этом отношении история самодержавия, я думаю, должна очень внимательно изучаться аналитиками, которые работают на существующей стране режим, чтобы не наступать на одни и те же грабли. Проблема, однако, заключается в том, что история практически никого не учит. И причём не только в нашей стране, это и в других странах так происходит, и наступают, в общем-то, на одни и те же грабли, потому что, ну, это такой, я бы сказал, вульгарный экономизм, но он работает: доллар мутит разум, и с этим ничего не поделаешь, особенно в бедных странах, где власть ещё вчера выбежала из подворотни и ничего хорошего не видела. И, естественно, в такой ситуации доллар мутит разум совершенно окончательно. И вот Февральцы, при том что там, правда, они так сказать, далеко не все выбежали из подворотни, но они совершили именно вот эти ошибки, не зная страну, они взялись руководить тем, вот они, чем они руководить не могли. И опять же, вот я хочу закончить очень интересной метафорой из Олега Маркеева, где он пишет, что это он пишет про Ельцинском, но это и к Февралю относится, что шустрики из администрации президента напоминали ему команду глупых пингвинов, которые забрались на айсберг. Они могут там, они не понимают, что айсберг несёт течение океана. А вот как устроен океан, они просто не понимают. Антикапитализм петербургским периодом — это был вопрос выживания этой системы. Альтернативой был распад России, и тогда бы вообще история сложилась по-другому. Я, кстати, глубоко убеждён, что если бы Россия распалась в семнадцатом-восемнадцатом году, если бы её не было, на западе не было бы никакого кризиса девятого-тридцать второго года. Они спокойно бы его проскочили. Также, если бы Советский Союз сохранился в конце восьмидесятых годов, что было вполне вероятно, тогда бы капиталистическое в дено Рем девяносто ПМ году потряс бы такой кризис, что мало бы показало. Собственно, три группы аналитиков прогнозистов — Рейгана и два человека независимо от них в Советском Союзе — Писк Кузнецов и Владимир Крылов предсказали 89-95. Но грубо говоря, капитализму конец, и на западе очень серьёзно отнеслись к прогнозам своих. Они не знали про прогнозы наших. Вот, но Советский Союз рухнул, и кризис удалось аж до 2008 года. Но возвращаясь к вашему вопросу, никакого другого варианта, кроме революции, не вижу. Чиков был прав, что если не произойдёт смена энергии, Россия — крышка, альтернатива — это распад России. Вот, ну не получилось бы вот девяносто первый год — это и не распад, и такая странная, как бы сказать, точнее хроника объявленной смерти, такая растянувшаяся, но не распад. Не распад по одной причине — ядерное оружие есть, опасно распада. Во, давайте я бы так сказал: во, я вместо духовенства не слабо вы атест, атеист. Вместо духовенства — это круто. На ваше мнение, почему всё-таки Николай, после того как вы это ВС рассказали, был причислен ли? У меня есть ещё более интригующая и загадочная вещь. Тут наш премьер-министр, наш патриарх подарили икону в Троице-Сергиевой лавре, где изображена Маша Ген, цлен и её папаша — эсэсовец. Вот, и если сказать, премьер-министр наш, он может и не знать этого, он, сказать, там где-то витает, но патриарх должен знать, что это такое. Так что насчёт Николая II не знаю, логика не ясна. Вот и второй вопрос. Существует мнение, что Николай I всё-таки не подписывал этот указ, а потому что есть копия и карандашом подписа, но не всё равно подписывал. Да, я знаю, но дело в том, что он никогда потом не оспорил этого, понимаете? Он же мог бы и оспорить, но он этого не сделал. Но знаете, вот здесь подписывал, не подписывал, здесь я вам отвечу по-другому. Это Герберт Уэллс в конце тридцатых годов спросили, он как относится вот ко всем разговорам о протоколах сионских мудрецов — это фальшивка или правда? Он говорит: «Какая разница, фальшивка или правда, произошло-то всё, как там написано». Вот то же самое с Николаем. Ну, я думаю, что на самом деле он подписал, потому что он действительно, судя по вот по его даже вообще дневнику Николая II — это, сказать, вот в значительной степени, по видимому, это фальшивка. Но судя по тому, что он переживал, он действительно больше всего на тот момент думал о своей семье. И тем самым, на самом деле, её погубил и себя. Да, Ревич, скажите, с вашей точки зрения, если бы Николай в момент, когда его приехал Гучков и команда уговаривала, если бы он, скажем, упёрся, они готовы были поступить с ним как с Павлом? Нет, они готовы были с ним поступить как с Павлом, но дело в том, что солдаты, которые его охраняли, готовы были поступить с ними как с Павлом. Вот так что здесь, в общем, ситуация была. И, кроме того, они-то были готовы, но всё равно им было очень стрёмно. И с Павлом, вы знаете, ведь там история такая была, там всё висело на волоске. Потому что когда сначала их было 50 человек, которые шли убивать Павла, а потом они, для смелости, так прихлынут 10-12, и тут вышел капитан и говорит: «Вы, вы, говорит, куда вообще идёте, ну-ка, марш назад». И они все стали разворачиваться, и тогда зубов, видя эту ситуацию и понимая, что завтра на плаху могут потащить, там послезавтра, он заорал: «Куда прёшь, капитани!» — дал ему пощёчину. Ну и тогда они двинулись. То есть, понимаете, в таких ситуациях очень много решает случайность. И вот когда всё на весах, бабочка села на эту чашу, всё, она перевела. Скажите, делали лекции по истории России, вот у вас будете делать по Западу? Знаете, это моя мечта, но дело в том, что вот тот курс лекций, который прол по России, я в своё время был, сейчас скажу, какой — девяносто пятый-девяносто шестой год. Я год не делал ничего другого, вот я только сидел, ну и брал по каждой лекции, там, клал 20 книжек, например, и за неделю писал одну лекцию. Это была изнурительная вещь. То есть для того, чтобы сесть, написать, во-первых, Запад больше, чем Россия. Вот мне бы очень хотелось написать о Западе, потому что у нас картины Запада нет. Э, и у нас нет хорошего учебника по Западу, но очень может быть, мы сработаемся. Такая задумка у нас в институте системы стратегического анализа есть. Есть такая история, называется издательство Фонтана, фонтан history of Europe. Они всю историю Европы разбили на пятидесятилетних с 1340 годов и до 1949 по 50 лет, причём они пригласили очень сильных историков, которые написали это для широкой публики. Вот у нас есть затея такая, во-первых, это перевести, а во-вторых, я бы тогда написал каждому тому страниц 150 послесловия, и это бы решило некоторые проблемы. Но это пока только у нас такая задумка, потому что хватает дел других. Мы запустили сейчас проект, который называется «Жизнь замечательных лет 1960 годы». Это вот Фёдор Раззаков, так сказать, будет делать год за годом. Значит, в апреле, в конце апреля выходит первый том, точнее, выходит в двух книгах шестидесятый год называется. То есть мы начали с последнего года пятидесятых. Вот и первая полу-полукресло. Кто играл в хоккей, чем занималось партия, правительство. То есть это совершенно фантастическая такая летопись того, что происходило. Ну и по видимо, к каждому тому я буду писать, сказать, некое такое предисловие, послесловие. Так что вот у нас пока вот такой проект. Да, пожалуйста. Вопрос. А вот у вас текстовый вариант ваших лекций по России есть? Вы знаете, он ше, вы знаете, какая штука, он вот синопсис есть, они напечатаны, а вот сами тексты лекции, они вот в значительно худшем состоянии, чем то, с чем Жванецкий выходит. Вот с этим портфельчик в интернете висит, в интернете, в интернете вывешен, вы понимаете? Особенно синопсис я полностью переписал лекции с пятидесят третьего по девяносто первый год. И мне осталось это следующей осенью, я их прочту три лекции по ельцинскому периоду и три лекции по путинскому, и это будет, сказать, финал завершения всего вот этого цикла. Вот, да, пожалуйста, вы хотели? Позвольте сначала вам благодарность. Открываете вообще некоторые глаза на некоторые вещи. Но позвольте в качестве дискуссии г вопрос. Есть вот не согласиться. Не, ну хорошо. Вы знаете, сейчас секундочку, у меня был очень хороший такой знакомый Ференц Фехер, потрясающий совершенно человек. Он любил повторять одну фразу: именно несогласие делает жизнь стоящей штукой. Вот мне эта фраза очень нравится. Трудно оценить, что сде не случилось се год Фв. Вот вы бы сейчас знали вот всю эту Месть кото мире творится году Россия кончи. То есть мне кажется, он сам ещё помни хотел быть патриархом даже. Да, да, я помню это. У него религиозный взгляд, он это воспринимал как некую данность, не знание. Да, я понимаю, позиция ясна. Знаете, вот религиозный взгляд — это замечательно. Только не надо было русского мужика гнать под немецкие пули для всех этих дел. Понимаете, вот эта вот его вся штука, она очень дорого России обошлась. Мировая война, гражданская война — что-то. Мы очень заплатили вот за эту провинциальное что. И второй вопрос по пришли федералисту. Угу. Значит, они не понимали русский народ потом русский народ в мазал. Угу, но дело вот ЧМ. Вот если мы посмотрим на то, что делал Керенский, то он делал всё, чтобы передать власть. Ли это, вы знаете, нам так кажется, потому что мы знаем результат. Я думаю, что хотел-то он совсем другого. Вот зная психотип Керенского, что передать вну этого дело его таким образом. Но не для того, чтобы Ленину передать власть, а для того, чтобы Россию совсем развалить. Но чтобы сам Керенский думал, что передам я власть Ленину. Нет, это был совершенно другой человек. Отчасти, отчасти, да, отчасти на запланирован нашей разведкой и контрразведка, которые были в ужасе от того, что происходит. Но то, что это был тоже переворот и военный переворот, прежде всего, это совершенно верно. Да, позиция сказать насчёт провинциальных экспонент мне, кстати, вы не первый, кто мне задаёт этот вопрос. Да, пожалуйста, вот я хотел бы спросить. Верховный правитель государства достаточно редко так в истории попадает, что адекватен полностью, значит, представлял себе адекватную ситуацию в реально мире. Решение таки я могу сказать, я знаю такого, кто адекватно, по крайней мере, до сорок шестого года — Иосиф Виссарионович Сталин. Хочу спросить, вообще в мировой истории и в нашей стране, кого вы можете выделить, ну, кроме, может быть, Сталина, из таких вот лидеров, кто адекватно? Вы знаете, э, вот я могу сказать, что не конкретные лидеры, а вот англо-английские истеблишмент с середины восьмидесятого года очень адекватно, очень адекватно оценивал ситуацию. А середина, а в X веке я вообще, ну, безусловно, это английский истеблишмент, безусловно, французы в меньшей степени, немцы — нет. Пожалуй, вы знаете, были отдельные люди. Вот смотрите, вот если взять наш период после смерти Сталина, я вот знаю просто по восьмидесятых годам, как несколько людей просто объяснили, что будет со страной. Одного даже сказать не читали для ГБ записки другого Андропов прочёл по биска Кузнецова, который, сказать, нарисовал схему, он соотн соотношение доллара и киловатт в час и объяснил, что произойдёт в девяносто треть, девяносто пятом годах. Вот, но здесь опять же проблема. Смотрите, вот сейчас такая ходит, сказать, версия, что вот Андропов был агентом Запада. Ничего подобного. Андропов решал ведомственные задачи, но он смотрел на все процессы именно сквозь нну призму. Вообще нужно сказать, что наше после сталинское руководство, у нас не было ни одного человека, кто смотрел бы на мир с точки зрения государства. Это либо был обкомовский взгляд, либо ведомственный. Когда Устинов громил то, что делал Челомей, он исходил из интересов своего ведомства. Когда Косыгин гробил программу ОГАС Глушкова, он исходил только из одного: как это так, значит, мы теперь там приписка не можем заниматься, у нас теперь какие-то тут появятся люди, которые нас будут просвечивать. Так что здесь вот всё совершенно в этом отношении. Понятно. Но вообще я вам должен сказать, что трезвый взгляд на реальность — это вещь довольно редкая, поэтому такое количество ошибок. Это, знаете, Киссинджер, когда стал госсекретарём, совершал те же ошибки, что прежний администратор, сказал: «Ни в коем случае мы будем совершать только свои ошибки». Ещё один вопрос. Значит, вот многие эксперты считают, что вот убийство нашего дипломата Виталия, да, значит, ну это отрав, что смерть не... Да, есть такая версия, вот что это прокол наших, нашей службы безопасности или это такой наглый вызов, значит, провокации американско? Не знаю, вообще обычно, значит, совершенно вот совершенно слово правильно сказано, когда такого уровня людей, если это действительно не естественная смерть, это безусловно чёрная метка, это вот сказать такой сигнал, безусловный. Так что, да, пожалуйста. Да, да, не я точно, я точно не наиболее авторитетный историк, потому что есть периоды, которые я вообще не знаю. Мне просто хотелось бы, чтобы у вас было ше профессиональное отношение к гу соответственно работа имеется в виду Николай Стариков, его по истории и вторая фигура — это Олег Нов, в частности его фундаментальная работа. Ну, вы знаете, ну Стариков, ну он же не историк, он публицист, он не претендует. Вы знаете, ну я смотрел какие-то работы, я знаю, что в Питере вышли две книжки, причём автор этих книг какой-то таможенник, который говорит, что, сказать, я не историк, но я окончил 10 классов, и я, говорит, книга называется «Антистатиком», и он там перечисляет, вот сказать, ошибки. Вот, но сам подход вот старикову сказать, то о чём он пишет, выводы по выводам он в общем всё говорит правильно. Совершенно другое дело — аргументация и соответствие фактам. Но повторяю, он историк не, он не историк, с него сказать спрашивать в этом отношении. Да, Антикапитализм петербургским периодом — это был вопрос выживания этой системы. Альтернативой был распад России, и тогда бы вообще история сложилась по-другому. Я, кстати, глубоко убеждён, что если бы Россия распалась в семнадцатом-восемнадцатом году, если бы её не было, на западе не было бы никакого кризиса девятого-тридцать второго года. Они спокойно бы его проскочили. Также, как, кстати, если бы Советский Союз сохранился в конце восьмидесятых годов, что было вполне вероятно, тогда бы капиталистическое в дено Рем девяносто ПМ году потряс бы такой кризис, что мало бы показало. Собственно, три группы аналитиков-прогнозистов: Рейгана и два человека независимо от них в Советском Союзе — Писк Кузнецов и Владимир Крылов — предсказали 89-95. Но грубо говоря, капитализму конец. И на западе очень серьёзно отнеслись к прогнозам своих, они не знали про прогнозы наших. Вот, но Советский Союз рухнул, и кризис удалось аж до 2008 года. Но возвращаясь к вашему вопросу, никакого другого варианта, кроме революции, не вижу. Чиков был прав, что если не произойдёт смена энергии, Россия — крышка, альтернатива — это распад России. Вот, ну не получилось бы вот девяносто первый год — это и не распад, и такая странная, как бы сказать, точнее хроника объявленной смерти, такая растянувшаяся, но не распад. Не распад по одной причине: ядерное оружие есть, опасно распада. Во, давайте я бы так сказал: во, я вместо духовенства не слабо вы атест, атеист. Вместо духовенства — это круто. На ваше мнение, почему всё-таки Николай, после того как вы это ВС рассказали, был причислен ли? У меня есть ещё более интригующая и загадочная вещь: наш премьер-министр, наш патриарх подарили икону в Троице-Сергиевой лавре, где изображена Маша Ген, цлен и её папаша — эсэсовец. Вот, и если сказать, премьер-министр наш, он может и не знать этого, он, сказать, там где-то витает, но патриарх должен знать, что это такое. Так что насчёт Николая II не знаю, логика не ясна. Вот и второй вопрос. Существует мнение, что Николай I всё-таки не подписывал этот указ, а потому что есть копия и карандашом подписа, но не всё равно подписывал. Да, я знаю, но дело в том, что он никогда потом не оспорил этого, понимаете? Он же мог бы и оспорить, но он этого не сделал. Но знаете, вот здесь подписывал, не подписывал, здесь я вам отвечу по-другому. Это Герберт Уэллс в конце тридцатых годов спросили, он как относится вот ко всем разговорам о протоколах сионских мудрецов: это фальшивка или правда? Он говорит: «Какая разница, фальшивка или правда? Произошло-то всё, как там написано». Вот то же самое с Николаем. Ну, я думаю, что на самом деле он подписал, потому что он действительно, судя по вот по его даже вообще дневнику Николая II — это, сказать, вот в значительной степени, по видимому, это фальшивка. Но судя по тому, что он переживал, он действительно больше всего на тот момент думал о своей семье. И тем самым, на самом деле, её погубил и себя. Скажите, с вашей точки зрения, если бы он, Николай, в момент, когда его приехал Гучков и команда уговаривала, если бы он, скажем, упёрся, они готовы были поступить с ним как с Павлом? Нет, они готовы были с ним поступить как с Павлом, но дело в том, что солдаты, которые его охраняли, готовы были поступить с ними как с Павлом. Вот так что здесь, в общем, ситуация была. И, кроме того, они-то были готовы, но всё равно им было очень стрёмно. И с Павлом, вы знаете, ведь там история такая была, там всё висело на волоске. Потому что когда сначала их было 50 человек, которые шли убивать Павла, а потом они, для смелости, так прихлынут 10-12, и тут вышел капитан и говорит: «Вы, говорит, куда вообще идёте? Ну-ка, марш назад». И они все стали разворачиваться, и тогда зубов, видя эту ситуацию и понимая, что завтра на плаху могут потащить, там послезавтра, он заорал: «Куда прёшь, капитани!» — дал ему пощёчину. Ну и тогда они двинулись. То есть, понимаете, в таких ситуациях очень много решает случайность. И вот когда всё на весах, бабочка села на эту чашу — всё, она перевела. Скажите, делали лекции по истории России, вот у вас будете делать по Западу? Знаете, это моя мечта, но дело в том, что вот тот курс лекций, который я в своё время был, сейчас скажу, какой — девяносто пятый-девяносто шестой год, я год не делал ничего другого. Вот я только сидел, ну и брал по каждой лекции, там, клал 20 книжек, например, и за неделю писал одну лекцию. Это была изнурительная вещь. То есть для того, чтобы сесть, написать, во-первых, Запад больше, чем Россия. Вот мне бы очень хотелось написать о Западе, потому что у нас картины Запада нет. Э, и у нас нет хорошего учебника по Западу. Но очень может быть, мы сработаемся. Такая задумка у нас в институте системы стратегического анализа. Есть такая история, называется издательство Фонтана, фонтан history of Europe. Они всю историю Европы разбили на пятидесятилетних с 1340 годов и до 1949 по 50 лет, причём они пригласили очень сильных историков, которые написали это для широкой публики. Вот у нас есть затея такая: во-первых, это перевести, а во-вторых, я бы тогда написал каждому тому страниц 150 послесловия, и это бы решило некоторые проблемы. Но это пока только у нас такая задумка, потому что хватает дел других. Мы запустили сейчас проект, который называется «Жизнь замечательных лет 1960 годы». Это вот Фёдор Раззаков, так сказать, будет делать год за годом. Значит, в апреле, в конце апреля выходит первый том, точнее, выходит в двух книгах шестидесятый год называется. То есть мы начали с последнего года пятидесятых. Вот и первая полу-полукресло. Кто играл в хоккей, чем занималось партия, правительство. То есть это совершенно фантастическая такая летопись того, что происходило. Ну и, по видимому, к каждому тому я буду писать, сказать, некое такое предисловие, послесловие. Так что вот у нас пока вот такой проект. Да, пожалуйста. Вопрос. А вот у вас текстовый вариант ваших лекций по России есть? Вы знаете, он ше... вы знаете, какая штука, он вот синопсис есть, они напечатаны, а вот сами тексты лекции, они вот в значительно худшем состоянии, чем то, с чем Жванецкий выходит. Вот с этим портфельчик в интернете висит, в интернете, в интернете вывешен, вы понимаете? Особенно синопсис я полностью переписал лекции с пятидесятого по девяностый год. И мне осталось это следующей осенью я их прочту три лекции по ельцинскому периоду и три лекции по путинскому, и это будет, сказать, финал завершения всего вот этого цикла. Вот, да, пожалуйста, вы хотели? Позвольте сначала вам благодарность. Открываете вообще некоторые глаза на некоторые вещи. Но позвольте в качестве дискуссии г вопрос есть. Вот не согласиться. Не, ну хорошо. Вы знаете, сейчас секундочку, у меня был очень хороший такой знакомый Ференц Фехер, потрясающий совершенно человек. Он любил повторять одну фразу: именно несогласие делает жизнь стоящей штукой. Вот мне эта фраза очень нравится. Трудно оценить, что сде не случилось, се год Фв. Вот вы бы сейчас знали вот всю эту Месть кото мире творится году Россия кончи. То есть мне кажется, он сам ещё помни хотел быть патриархом даже. Да, да, я помню это. У него религиозный взгляд, он это воспринимал как некую данность, не знание. Да, я понимаю, позиция ясна. Знаете, вот религиозный взгляд — это замечательно. Только не надо было русского мужика гнать под немецкие пули для всех этих дел. Понимаете, вот эта вот его вся штука, она очень дорого России обошлась. Мировая война, гражданская война — что-то мы очень заплатили вот за эту провинциальное что. И второй вопрос по пришли федералисту. Угу. Значит, они не понимали русский народ потом русский народ в мазал. Угу, но дело вот ЧМ. Вот если мы посмотрим на то, что делал Керенский, то он делал всё, чтобы передать власть. Ли это, вы знаете, нам так кажется, потому что мы знаем результат. Я думаю, что хотел-то он совсем другого. Вот зная психотип Керенского, что передать вну этого дело его таким образом. Но не для того, чтобы Ленину передать власть, а для того, чтобы Россию совсем развалить. Но чтобы сам Керенский думал, что передам я власть Ленину. Нет, это был совершенно другой человек. Отчасти, отчасти. Да, отчасти на запланирован нашей разведкой и контрразведка, которые были в ужасе от того, что происходит. Но то, что это был тоже переворот и военный переворот, прежде всего, это совершенно верно. Да, позиция сказать насчёт провинциальных экспонент мне, кстати, вы не первый, кто мне задаёт этот вопрос. Да, пожалуйста, вот я хотел бы спросить верховный правитель государства достаточно редко так в истории попадает, что адекватен полностью, значит, представлял себе адекватную ситуацию в реально мире. Решение таки я могу сказать, я знаю такого, кто адекватно, по крайней мере, до сорок шестого года — Иосиф Сталин. Хочу спросить, вообще в мировой истории и в нашей стране, кого вы можете выделить, ну, кроме, может быть, Сталина, из таких вот лидеров, кто адекватно? Вы знаете, э, вот я могу сказать, что не конкретные лидеры, а вот англо-английские истеблишмент с середины восьмидесятого года очень адекватно, очень адекватно оценивал ситуацию. А середина, а в X веке я вообще, ну, безусловно, это английский истеблишмент, безусловно, французы в меньшей степени, немцы — нет. Пожалуй, вы знаете, были отдельные люди. Вот смотрите, вот если взять наш период после смерти Сталина, я вот знаю просто по восьмидесятых годам, как несколько людей просто объяснили, что будет со страной. Одного даже, сказать, не читали для ГБ записки, другого Андропов прочёл по биска Кузнецова, который, сказать, нарисовал схему, он соотн соотношение доллара и киловатт в час и объяснил, что произойдёт в девяносто треть, девяносто пятом годах. Вот, но здесь опять же проблема. Смотрите, вот сейчас такая ходит, сказать, версия, что вот Андропов был агентом там Запада. Ничего подобного. Андропов решал ведомственные задачи, но он смотрел на все процессы именно сквозь нну призму. Вообще нужно сказать, что наше после сталинское руководство, у нас не было ни одного человека, кто смотрел бы на мир с точки зрения государства. Это либо был обкомовский взгляд, либо ведомственный. Когда Устинов громил то, что делал Челомей, он исходил из интересов своего ведомства. Когда Косыгин гробил программу ОГАС Глушкова, он исходил только из одного: как это так, значит, мы теперь там приписка не можем заниматься, у нас теперь какие-то тут появятся люди, которые нас будут просвечивать. Так что здесь вот всё совершенно в этом отношении. Понятно. Но вообще я вам должен сказать, что трезвый взгляд на реальность — это вещь довольно редкая, поэтому такое количество ошибок. Это, знаете, Киссинджер, когда стал госсекретарём, совершал те же ошибки, что прежний администратор, сказал: «Ни в коем случае, мы будем совершать только свои ошибки». Ещё один вопрос. Значит, вот многие эксперты считают, что вот убийство нашего дипломата Виталия, да, значит, ну это отрав, что смерть не... Да, есть такая версия, вот что это прокол наших, нашей службы безопасности или это такой наглый вызов, значит, провокации американско... Не знаю, вообще обычно, значит, совершенно вот совершенно слово правильно сказано, когда такого уровня людей, если это действительно не естественная смерть, это безусловно чёрная метка, это вот сказать такой сигнал, безусловный. Так что, да, пожалуйста. Да, да, не я точно, я точно не наиболее авторитетный историк, потому что есть периоды, которые я вообще не знаю. Мне просто хотелось уть ше профессиональное отношение к гу соответственно работа имеется в виду Николай Стариков, его по истории и вторая фигура — это Олег Нов, в частности его фундаментальная работа. Ну, вы знаете, ну Стариков, ну он же не историк, он публицист, он не претендует. Вы знаете, ну я смотрел какие-то работы, я знаю, что в Питере вышли две книжки, причём автор этих книг какой-то таможенник, который говорит, что, сказать, я не историк, но я окончил 10 классов, и я, говорит, книга называется «Антистатиком», и он там перечисляет, вот сказать, ошибки. Вот, но сам подход вот старикову сказать, то о чём он пишет, выводы по выводам он в общем всё говорит правильно. Совершенно другое дело — аргументация и соответствие фактам. Но повторяю, он историк не, он не историк, с него сказать спрашивать в этом отношении. Да. Сегодня мне хотелось бы поговорить о **Февральской революции**. На мой взгляд, сейчас это одна из самых важных вещей, не из-за самой Февральской революции, а потому что этот год — год Столетия, главным образом, Октябрьской революции, или, как большевики говорили, до двадцать седьмого года, Октябрьского переворота. Я думаю, что весь этот год будет идти шельмование Октябрьской революции, и вот эта информационная война по Октябрьской революции. Я уже посмотрел состав оргкомитета по этой теме. Достаточно, что там присутствует, например, гражданин Сванидзе, который уже сделал заявление, что вообще не надо широко это всё обсуждать, мол, историки соберутся, разберутся. Это он историк, а вот трудов этого историка, фамилии Сванидзе, ранее не судимого, не знаю. Ясно совершенно, что одним из пунктов в информационной психоистории войны, причём пунктом по двум линиям: с одной стороны, её будут противопоставлять Февральской революции как Великой, бескровной, хорошей, замечательной, а вот Октябрьская — это мерзавка, революция другая или не более хитрая. Она даже в некоторые учебники попала — это великая революция семнадцатого года. Какая революция семнадцатого года совершенно непонятно, и революции эти разнонаправленные, и итоги у них разные. Вот поэтому я решил поговорить на эту тему. Есть ещё один очень важный момент, который вылез совершенно неожиданно, когда я готовил работу по Февральской революции в декабре. Станислав Юрьевич Куняев, главный редактор нашего «Современника», попросил меня написать статью о Февральской революции к столетию. Я сказал, что больше 20-30 страниц я не напишу, потому что времени мало. Но я так расписался на праздниках, что получилось 100 страниц, и в нашем «Современнике» она идёт в двух номерах. Вот во втором первая часть вышла, а вторая часть выйдет в третьем номере, и это большой текст. В ходе работы я набрёл на сравнительный анализ клановых режимов. Позднее самодержавие было клановым, квази-буржуазным режимом. Февральский режим был клановым, современная Россия тоже клановой режим. И вот здесь есть очень интересные параллели и уроки февраля, о которых имеет смысл порассуждать. Тема, естественно, большая, у меня два больших ролика записаны по часу. Я думаю, что повторять я их не буду, и мы сделаем не просто укороченный вариант, а просто поговорим о некоторых моментах, которые, скажем, вот в тех двух фильмах, которые мы сделали с Андреем Фефеловым, висят на канале «День ТВ». Чтобы далеко не всё повторять, если повторять, то ударные вещи, а поговорить о серьёзных, так сказать, концептуальных вещах. Вы знаете, есть два подхода в принципе к Февральскому перевороту. То есть их несколько, но можно свести к двум. Первый: поздней самодержавной России была совершенно замечательной, там было всё хорошо, и буржуазная модернизация в России во второй половине XIX века была распрекрасной. Нюансы, но это не более чем количественные отклонения от какой-то модели. И Февральская революция увенчалась. Согласно второй точки зрения, вся вторая половина XIX века — это упадок России, февраль — это логическое, так сказать, то, что логически из этого упадка вытекает, и октябрь — это была реакция на февраль. Я придерживаюсь второй точки зрения. Но кроме меня не я один такой. Уже в начале века наш, на мой взгляд, просто самый замечательный публицист того времени, Михаил Осипович Меньшиков, написал, по сути дела, он выписал приговор России второй половине XIX века. У него длинная цитата, я кусочки оттуда прочту, они стоят того: > «Десятый век окончательно утвердил наш духовный плен Европы. Народно-культурное творчество у нас окончательно сменилось. Мы хотим жить теперь не иначе как западной роскошью, забывая, что ни расовая энергия, ни природа наша не те, что там, Запад поразил воображение наших верхних классов и заставил перестроить всю нашу народную жизнь с величайшими жертвами и большой опасностью для неё. Подобно Индии, сделавшей когда-то из богатой и ещё недавно зажиточной страны совсем нищей, Россия стала данью Европе во множестве самых изнурительных отношений, желая иметь все те предметы роскоши и комфорта, которые, как обычно, на Западе. Мы вынуждены отдавать ему не только излишки хлеба, но, как Индия, необходимые его запасы. Народ нас хронически не доедает и клонится к вырождению». Это к вопросу о том, какую Россию мы потеряли. Если помните, в самом конце перестройки Говорухин снял фильм «Какую Россию мы потеряли». Такая прямо замечательная Россия была. А вот Современник этой замечательной, в кавычках, России пишет, что народ наш хронически не доедает и клонится к вырождению. Это для того, чтобы поддержать блеск Меньшикова. Меньшиков — это системный кризис, и вот этот системный кризис увенчался двумя переворотами, двумя революциями, если угодно: Февральским переворотом и Октябрьским. Замечательный историк, французский Фернан Бродель, любил повторять: «События — это пыль». Он имел в виду то, что отдельное конкретное событие можно понять только в широком контексте, либо среднесрочной перспективе, то, что он называл «конр», либо долгосрочной. Так вот, с точки зрения длинной русской истории, семнадцатый год и февраль, и октябрь — это переломная точка в большой эпохе, которая началась в 1861 году, так называемыми реформами Александра II, или великими реформами, и закончилась в 1939 году, 18 съездом ВКП(б), который окончательно подвёл черту под вот этой русской смутой. Семнадцатый год — это вот пик этого процесса. Ещё более, на мой взгляд, интригующая черта семнадцатого года в долгом контексте европейской истории. И здесь семнадцатый год, на мой взгляд, занимает место, ну, это не ровно посередине, но с точки зрения, так сказать, содержательно, это середина этого пути. Это между 1789 годом, началом французской революции и стартом левого якобинского проекта модерна, и 1991 годом, разрушением Советского Союза, концом этого проекта в том виде, в котором он был тогда сформулирован. Мы не знаем, возродится он или нет, в прежнем виде, конечно же, не возродится, будет что-то другое, если будет. Но вот эта эпоха 1789-1991 — сей год — это её перелом. Очень важно понять, что вторая половина XIX века — это два очень интересных процесса. С одной стороны, почти всю вторую половину XIX века и даже раньше Россия шла к социальной революции, и процесс этот, так сказать, нарастал и нарастал, он ускорял развитие капитализма. И рядом с этим процессом, процесс в сторону социальной революции шёл процесс формирования уродливого в России, другого быть не может, уродливого капитализма, такого кривобокого. Вот это он подталкивал Россию к социальной революции. А если, скажем, Александр I затормозил этот процесс в интересах самодержавия, разумеется, то в начале XX века этот процесс пошёл уже очень-очень быстро. Если посмотреть вообще на XX век в России, то здесь очень интересная вещь возникает. В XX веке проявилось, так сказать, вот такой дальний результат того, что пришло с реформами Петра и то, что росло при Екатерине. Значительная часть российской верхушки начала жить не по потребностям, которые могла удовлетворить Российская система, работ Российская сельская хозяйство, а по потребностям, по которым жила Западная буржуазия и Западная аристократия. И вот это изменение в структуре потребностей привело к тому, что увеличилась эксплуатация. При Екатерине, например, при Екатерине II, разумеется, уровень эксплуатации вырос и государственных крестьян, и частновладельческих в 3-3,5 раза. И этот процесс шёл, так сказать, по нарастающей и в XIX веке. То есть интеграция России в мировую капиталистическую систему привела к тому, что при Николае I капитализма ещё никакого не было, а верхам, части верхов, для того чтобы жить, вести социально приемлемый дворянский образ жизни, вынуждена была усиливать эксплуатацию населения. То есть вот Маркс называл такие, у него такая метафора была, он характеризовал как язычник, чахнущий от язв христианства. То есть здесь, в данном случае, не капиталистическое общество страдало от того, что это общество интегрировалось в капиталистическое. И Николай I сделал единственное, что он мог: он подморозил Россию примерно на 30 лет. Другой никакой у него стратегии, естественно, не было. Однако уже к концу его правления негативные последствия вот этого летия стали выходить на первый план. Александр II своими реформами этот процесс освободил, и вместе с ним он освободил целый ряд дезинтеграционных процессов. То есть вот те самые силы гниения, которые Николай пытался подморозить. И поэтому Некрасов и написал, что эта реформа одним концом ударила по барину, другим — по мужику. Недовольны были все, и результат довольно быстро сказался. Кстати, обратите внимание, Александр II был очень любим. Кто знает, где стоит памятник Александру II? Совершенно верно, очень символично. Александр II — освободитель. Но на самом деле, я думаю, что ему памятник поставили просто как во-первых классово близкому, потому что сказать с него, что сам он, естественно, в таких категориях не мыслил. С него, в общем, стартовало развитие капитализма в России. Кроме того, ещё одна вещь: в правлении Александра II была резко ослаблена борьба с лихоимством. Лихоимство более позднего периода, по-видимому, это должно было нравиться, поэтому поставили памятник. Россия, получив кризис, включай революционную ситуацию. Александр I уже довольно скоро попытался подморозить кризис, ну и кончилось это, сказать, его убили. И вдобавок ко всему пошли те процессы, которые в конечном счёте привели сначала к одной революции, а потом к другой. Уже в середине восьмидесятых годов сложилась такая ситуация, которую министр финансов Бунге описал таким образом. Это вот к вопросу о том, что Россия была процветающей страной. Я, кстати, очень рекомендую эту книгу, нелегко достать, она в Питере вышла ограниченным тиражом. Может быть, мы её издадим здесь, в Москве. Автор Островский, «Процветала ли Россия накануне революции?» — это сборник статей «Процветала ли Россия накануне революции?». Так вот, Бунге пишет: > «Упадок российских финансов особенно стал обнаруживаться с шестидесятых годов. А с 1880 года он приобрёл характер угрожающий. И далее, это он пишет, заметьте, году за 30 лет до революции. Это при отсутствии даже намёка на какое-либо улучшение готовит в недалеком будущем тяжёлую развязку: государственное банкротство, а за ним — государственный переворот». Ну, за такой прогноз Бунге 1 января 1880 года был отправлен в отставку, а прогноз его сбылся. Я не буду приводить большое количество, сказать, цифр, демонстрирующих, они найдут убийственные, насколько Россия зависела от иностранного капитала в конце XIX — начале XX века. Конечно, она не была полуколонией, как писали советские авторы тридцатых-пятидесятых годов, но степень зависимости была очень и очень высокой. По крайней мере, она была достаточной для того, чтобы Николай II бросил русского мужика защищать интересы английских и французских банкиров против Германии, с которой у России не было настолько острых противоречий, чтобы вызвать войну. Кстати, Киссинджер в одной из своих работ это признал совершенно чётко, что противоречия между Россией и Германией не носили такого острого характера, чтобы обязательно вылиться в войну. Очень важным периодом, который привёл и к войне, и к революции, был период вот между 1892 годом и 1909. В это время шёл процесс стремительного загнивания системы управления. Вообще нужно сказать, когда анализируются социальные кризисы, очень часто люди хватаются за экономику. Ну, например, очень часто то, что написано по советской экономике шестидесятых-семидесятых годов, подаётся, сказать, в таких мрачных тонах с умом того, что в дено пер году Советский Союз прекратил своё существование. На самом деле, даже если забыть про советское экономическое чудо пятидесятых годов и посмотреть цифры семидесятых-восьмидесятых, экономическое развитие было очень и очень приличным. И дело было не в экономике. В системных кризисах, как правило, не в экономике рушатся структуры управления, тесно связанные с господствующим классом. Вот здесь про то же самое, кстати, наивный человек Лигачёв в своё время, когда Горбачёв говорил «застой», «застой», и, сказать, Лигачёв ему возразил и говорит: «Как же застой? Экономика-то развивалась!» Но Лигачёв не понял, Горбачёв имел в виду под застоем ни в коем случае не развитие экономики. Для Горбачёва застой был — это отсутствие ротации кадров, характерной для брежневского времени. А с приходом Горбачёва кадров достигла 75-77%, причём без мочилова, без кровопролития, как в конце тридцатых годов, а совершенно, сказать, таким эволюционным путём. Поэтому в восемьдесят шестом-восемьдесят седьмом годах вот эта партийная молодёжь, партийная молодёжь того времени, это 50-60 лет, активно поддержала Горбачёва. То есть обратите внимание на паралич структур управления. Ещё очень важный момент: когда система попадает в кризисную ситуацию, то любые попытки реформаторским путём избежать краха при этом, сохранив базовые характеристики системы, приводят к очень плачевным результатам. И вот здесь классический пример этого жанра — это реформы Столыпина. У нас всё-таки удивительная страна, вы знаете, у нас такое существует Столыпинский клуб. Дело в том, что Столыпин — это один из самых главных неудачников русской истории. Но в памяти, вот особенно людей необрезной первого года Столыпин, ну понятно, он им классового неудачник. И называть клуб, знаете, как яхту назовёшь, так она и поплывёт. Если назовёшь яхту «Победа», это одно, если «Беда» — это совсем-совсем другое. Так вот, Столыпинские реформы — это очень интересный пример. Дело в том, что Столыпин сам по себе был очень волевой и очень умный человек, но он был классовой городской буржуазный человек. Какую задачу ставил Столыпин? Реформы, которые фантастически приблизили революцию. Какую задачу ставил Столыпин? Вовсе не экономическую, это на втором месте было. Главная задача реформ Столыпина была политической — сломать общину. Потому что события 1905, точнее 1906-07 годов показали, что община — это готовый каркас социального сопротивления. И если до 1905 года в России и консерваторы, и революционеры только что не молились на общину, события 1906 года... Дело в том, что события в деревне несколько запаздывали с городом. В городе революция уже почти закончилась в пятом году, а в деревне в шестом году она только заполыхала. И заполыхала так, что в европейской части России 50% помещичьих усадеб было сожжено. Так вот, после этого Столыпин был представителем той части истеблишмента, которые решили, что надо общину уничтожить. И вот эта реформа — это была попытка уничтожить общину, причём проводилась она вообще-то насильственным путём, потому что крестьяне не хотели выходить из общины. Более того, Столыпин провалился в том, что думал, что будут выходить единоличники. Единоличников вышло не так много, а выкупали землю общины целиком. И у нас даже я посмотрел вот учебники, когда готовил когда-то в своём курсе лекции по реформам Столыпина. Ну, даже в наших учебниках было написано, что был достигнут некоторый прогресс. На самом деле всё это было совершенно не так. Вот был такой экономист-статистик Фин енотаевский, который уже тогда написал, что эффект Столыпинской компании, он даже не употребляет слово «реформа», был ничтожным, а во многом контрпродуктивным. Упали практически все показатели: количество лошадей, крупного рогатого скота. Я не буду цифры приводить, я просто показатели скажу, какие. Средняя урожайность зерновых. Кстати, показательно, что Лев Толстой характеризовал речи Столыпина как бесчеловечные, чтобы не сказать отвратительные. То есть вот герой наших девяностых, герой нашего нынешнего истеблишмента, он получил от Толстого такую характеристику. И очень интересную характеристику неожиданную совершенно. Анти-лысую реформу делал не только здесь, в личной неприязни к Витте. Смотрите, что Витте пишет: «Не подлежит, по моему мнению, сомнению, что на почве землевладения, так тесно связанного с жизнью всего ства, то есть в сущности России, ибо Россия есть страна преимущественно крестьянская, и будут разыгрываться дальнейшие революционные пертурбации в империи, особенно при том направлении крестьянского вопроса, которое ему хотят последние столыпинские годы дать, когда признаётся за аксиому, что Россия должна существовать для 130 ся бар и что государство существует для сильных». То есть Витте, поразительно, но Витте критикует с классовых позиций. И вот здесь, несколько отвлекаясь от нашей линии, Столыпин — революция — интересный вопрос: кто и почему сегодня распространяет миф о великом и успешном государственном деятеле, чуть ли не образце для подражания? Ну, почему? Понятно, первая причина заключается в том, что Столыпин — это классовой, чем существует, например, существенно отличается от Сталина, который не является классовым. Вторая причина распространения мифа о Столыпине, на мой взгляд, заключается в том, что в истории России практически нет героев среди буржуазии. Вот нет буржуазных героев нашей истории, а официальный спрос сегодня на таких есть. Ну и, естественно, оказывается единственный кандидат — это Столыпин. И можно здесь забыть, что он неудачник, что его реформа провалилась. Ведь обратите внимание, гражданская война полыхала от темна до темна там, где лапинская реформа оказалась наиболее удачной — Восток и Юг страны. Но страшно подумать, что произошло бы с Россией, если бы реформа Столыпина удалась. Если бы она удалась, то революция в России произошла бы уже в 1912 году, потому что в городах, прежде всего в Москве и в Питере, оказалось бы примерно 20 миллионов мужиков, которых вышвырнула бы из деревни, а промышленность тогда могла бы дополнительно к тому, что уже есть, ну больше чем 1-2 миллиона, она абсорбировать не смогла бы. И вот тогда Россия получила бы совершенно страшную революцию. То есть реформа Столыпина провалилась, но если бы она удалась, было бы ещё хуже. И вот здесь возникает вопрос: Столыпин — глупый человек? Нет, ни в коем случае. Но это человек, который смотрел на социальный процесс сквозь определённые, определённую призму классовую. А есть очень жёсткое ограничение адекватного восприятия реальности сквозь классовую призму. То есть человек может быть умным, но у него есть ограничение, поскольку он должен выпрыгнуть из своей классовой шкуры, что очень и очень сложно. На самом деле, перед самой войной, перед самой войной было несколько людей, которые предупреждали власть о том, что совершенно трагически сложится судьба России в случае войны и революции. И вот здесь просто я хочу процитировать две. Одну, наверно, вы знаете вещь — это записка Дурново. А вот другая вещь ещё более интересная. Значит, смотрите, кто-то знает вообще про записку Дурного? Она длинная. > «Особенно благоприятную почву для социальных потрясений в случае войны представляет, конечно, Россия, где народные массы несомненно исповедуют принципы бессознательного социализма». Но вот что интересно: ещё за 12 лет до Дурного Плевы, министр внутренних дел, полемизируя с искусственной, необдуманно сделанной так называемыми образованными классами общественными элементами, у них цель одна — свергнуть правительство, чтобы самим сесть на его место, хотя бы только в виде конституционного правительства. У царского правительства, что ни говори, есть опытность, традиции, привычка управлять. И заметьте, что все наши самые полезные, самые либеральные реформы сделаны исключительно правительственной властью по её почину, обычно даже при не сочувствии общества. А из лиц, из общественных элементов, которые заменят нынешнее правительство, что будет? Одно лишь желание власти, хотя бы даже одушевлённые с их точки зрения любовью к Родине, они никогда не смогут овладеть движением, им не усидеть на местах, уже по одному тому, что они выдали так много векселей, что им придётся платить по ним и сразу же идти на уступки. Они, встав во главе, очутятся силой и вещей в хвосте движения. При этих условиях они свалят со всеми своими теориями и утопиями при первой же осаде власти. И вот тогда выйдут из подполья все вредные, преступные элементы, жаждущие погибели и разложения России с евреями во главе. То есть смотрите, Плевы определил очень чётко характер революции: её начнут образованные классы, которые не удержат собственно. Так оно и произошло. И вторая вещь: масса смтт эти образованные классы, но тем не менее к четырнадцатому году ситуация в стране была практически патовой. Уравновешивала в то же время и революционеры, и либеральные партии тоже были слабы. То есть было вот такое равновесие. Война это равновесие сломала. Первая мировая война. Я тут недавно видел книжку, автор Млечин, называется «Случайная война». Первая мировая война случайная. Ну, трудно сказать, здесь лукавство больше или глупости. На самом деле, те люди, которые знают историю, они прекрасно знают, что с конца восьмидесятых годов британцы готовили решение русского и германского вопроса, потому что это был вопрос выживания Британской Империи. Нужно было убрать Германию как конкурента, причём конкурента как по государственной линии, так и по линии скрытого второго контура власти. И вторая вещь: нужны были ресурсы, потому что можно, конечно, смеяться над Лениным, как у нас это делали, особенно в девяностые годы, сейчас этого меньше, смеяться над его работой «Империализм как высшая стадия капитализма», но Ленин оказался прав. Капитализм в экономическом плане, я подчеркиваю, вот это слово, в узко экономическом плане, капитализм к концу XIX века исчерпал свой потенциал. Обратите внимание, за счёт чего существует капитализм весь XX век? За счёт войн, ограбления колоний и полуколоний, до офшоров. И за счёт войн, которые стирают экономический потенциал. Один раз Германию стёрли, второй раз Германию стёрли. То есть вот эта депрессия 1873 года подвела черту под таким вот бурным, собственно, экономическим развитием капитализма. Это, кстати, не говорит плохо о капитализме. Это говорит о том, насколько это динамичная система оказалась, которая пробежала свой потенциал за 100 лет, с 1780 по 1880 год. И дальше капитализму оставалось только военным путём, путём перераспределения насильственного решать проблемы. Ну и расширять свою зону, а единственной зоной расширения была на тот момент Россия. То есть вопрос выживания Британской Империи, англосаксонской верхушки, причём на обоих контурах — это был вопрос решения русско-германский вопрос. Нужно было стравить Россию и Германию, но сделать это в виде некой европейской войны, где Россия на одной стороне, а Германия с другой. Поскольку мы уже об этом говорим, я только вкратце напомню, как решался этот вопрос. Сначала британцам нужно было привязать Францию к России. Это было сделано в 1992-93 годах с помощью Папы Римского, который задолжал Ротшильдам. Следующий шаг: нужно было сделать так, чтобы в глазах французов Россия оказалась всё-таки сильным партнёром, но не настолько сильным, чтобы в одиночку обеспечить безопасность Франции. Для этого нужно было, чтобы Россия где-то потерпела поражение. Этим где-то был Дальний Восток. Но сначала нужно было вырастить такого мини-бульдога на Дальнем Востоке. А как вырастить мини-бульдога? Там Китай мешает. То есть мини-бульдог — Япония. Значит, надо устроить китайско-восточную разворачивается в сторону Великобритании и подписывает с ней договор. Ну а здесь уже сам Бог велел, и России подписывать. 1907 год — это про английское агентура влияния подавляет окончательно немецкую и формируется Антанта. И здесь остаётся дело только за малым: нужны деньги. Деньги находятся в Америке. Что нужно для этого сделать? Поставить американские финансы под контроль. Как это сделать? Сначала запускается кризис седьмого года, ничего не вышло, и тогда, сказать, второй раз — это создание Федеральной резервной системы, ФРС, 1913 год. Всё, всё готово для того, чтобы начался конфликт. И этот конфликт должен был решить несколько очень простых проблем. Он должен был уничтожить четыре евразийские империи: австро-венгерскую, германскую, османскую, окончательно и российскую. Ничего личного, только бизнес, потому что глобалист принцип противоречит абсолютно принципу имперскому. Поэтому нужно было убрать эти империи. Но когда мы говорим о том, кто эту кашу заварил, вполне серьёзно, да, мы говорим британцы. Мы не все британцы. 90% парламентариев британских были противниками войны. Сделала это совершенно определённая закрытая группа, которая называется «мы» или «вы», или ещё она называется группа The Group, которую создал Роз, в коем её возглавил Милнер. Она до сих пор существует. Мы с вами уже об этом говорили. Именно она снабжает информацией о Сан. То есть это такая долгосрочная, долгоиграющая пластинка. И эта группа была очень важна, она была международной. Туда входили французские деятели государственные, и туда входили российские деятели ключевые: Извольский, министр иностранных дел, а потом посол во Франции, и Хартвик, посол в Сербии. И вот усилиями этих людей, собственно, и была решена проблема. Вот вся эта компания решила проблему войны. Я не буду повторяться, мы уже об этом с вами говорили. Значит, когда началась война, целый ряд острых противоречий во всех империях, включая российскую, отошёл на второй план. Сначала это был такой ура-патриотизм. Сегодня мне хотелось бы поговорить о **Февральской революции**. На мой взгляд, сейчас это одна из самых важных вещей, не из-за самой Февральской революции, а потому что этот год — год Столетия, главным образом, Октябрьской революции, или, как большевики говорили, до двадцать седьмого года, Октябрьского переворота. Я думаю, что весь этот год будет идти шельмование Октябрьской революции, и вот эта информационная война по Октябрьской революции. Я уже посмотрел состав оргкомитета по этой теме. Достаточно, что там присутствует, например, гражданин Сванидзе, который уже сделал заявление, что вообще не надо широко это всё обсуждать, мол, историки соберутся, разберутся. Это он историк, а вот трудов этого историка, фамилии Сванидзе, ранее не судимого, не знаю. Ясно совершенно, что одним из пунктов в информационной психоистории войны, причём пунктом по двум линиям: с одной стороны, её будут противопоставлять Февральской революции как Великой, бескровной, хорошей, замечательной, а вот Октябрьская — это мерзавка, революция другая или не более хитрая. Она даже в некоторые учебники попала — это великая революция семнадцатого года. Какая революция семнадцатого года совершенно непонятно, и революции эти разнонаправленные, и итоги у них разные. Вот поэтому я решил поговорить на эту тему. Есть ещё один очень важный момент, который вылез совершенно неожиданно, когда я готовил работу по Февральской революции в декабре. Станислав Юрьевич Куняев, главный редактор нашего «Современника», попросил меня написать статью о Февральской революции к столетию. Я сказал, что больше 20-30 страниц я не напишу, потому что времени мало. Но я так расписался на праздниках, что получилось 100 страниц, и в нашем «Современнике» она идёт в двух номерах. Вот во втором первая часть вышла, а вторая часть выйдет в третьем номере, и это большой текст. В ходе работы я набрёл на сравнительный анализ клановых режимов. Позднее самодержавие было клановым, квази-буржуазным режимом. Февральский режим был клановым, современная Россия тоже клановой режим. И вот здесь есть очень интересные параллели и уроки февраля, о которых имеет смысл порассуждать. Тема, естественно, большая, у меня два больших ролика записаны по часу. Я думаю, что повторять я их не буду, и мы сделаем не просто укороченный вариант, а просто поговорим о некоторых моментах, которые, скажем, вот в тех двух фильмах, которые мы сделали с Андреем Фефеловым, висят на канале «День ТВ». Чтобы далеко не всё повторять, если повторять, то ударные вещи, а поговорить о серьёзных, так сказать, концептуальных вещах. Вы знаете, есть два подхода в принципе к Февральскому перевороту. То есть их несколько, но можно свести к двум. Первый: поздней самодержавной России была совершенно замечательной, там было всё хорошо, и буржуазная модернизация в России во второй половине XIX века была распрекрасной. Нюансы, но это не более чем количественные отклонения от какой-то модели. И Февральская революция увенчалась. Согласно второй точки зрения, вся вторая половина XIX века — это упадок России, февраль — это логическое, так сказать, то, что логически из этого упадка вытекает, и октябрь — это была реакция на февраль. Я придерживаюсь второй точки зрения. Но кроме меня не я один такой. Уже в начале века наш, на мой взгляд, просто самый замечательный публицист того времени, Михаил Осипович Меньшиков, написал, по сути дела, он выписал приговор России второй половине XIX века. У него длинная цитата, я кусочки оттуда прочту, они стоят того: > «Десятый век окончательно утвердил наш духовный плен Европы. Народно-культурное творчество у нас окончательно сменилось. Мы хотим жить теперь не иначе как западной роскошью, забывая, что ни расовая энергия, ни природа наша не те, что там, Запад поразил воображение наших верхних классов и заставил перестроить всю нашу народную жизнь с величайшими жертвами и большой опасностью для неё. Подобно Индии, сделавшей когда-то из богатой и ещё недавно зажиточной страны совсем нищей, Россия стала данью Европе во множестве самых изнурительных отношений, желая иметь все те предметы роскоши и комфорта, которые, как обычно, на Западе. Мы вынуждены отдавать ему не только излишки хлеба, но, как Индия, необходимые его запасы. Народ нас хронически не доедает и клонится к вырождению». Это к вопросу о том, какую Россию мы потеряли. Если помните, в самом конце перестройки Говорухин снял фильм «Какую Россию мы потеряли». Такая прямо замечательная Россия была. А вот Современник этой замечательной, в кавычках, России пишет, что народ наш хронически не доедает и клонится к вырождению. Это для того, чтобы поддержать блеск Меньшикова. Меньшиков — это системный кризис, и вот этот системный кризис увенчался двумя переворотами, двумя революциями, если угодно: Февральским переворотом и Октябрьским. Замечательный историк, французский Фернан Бродель, любил повторять: «События — это пыль». Он имел в виду то, что отдельное конкретное событие можно понять только в широком контексте, либо среднесрочной перспективе, то, что он называл «конр», либо долгосрочной. Так вот, с точки зрения длинной русской истории, семнадцатый год и февраль, и октябрь — это переломная точка в большой эпохе, которая началась в 1861 году, так называемыми реформами Александра II, или великими реформами, и закончилась в 1939 году, 18 съездом ВКП(б), который окончательно подвёл черту под вот этой русской смутой. Семнадцатый год — это вот пик этого процесса. Ещё более, на мой взгляд, интригующая черта семнадцатого года в долгом контексте европейской истории. И здесь семнадцатый год, на мой взгляд, занимает место, ну, это не ровно посередине, но с точки зрения, так сказать, содержательно, это середина этого пути. Это между 1789 годом, началом французской революции и стартом левого якобинского проекта модерна, и 1991 годом, разрушением Советского Союза, концом этого проекта в том виде, в котором он был тогда сформулирован. Мы не знаем, возродится он или нет, в прежнем виде, конечно же, не возродится, будет что-то другое, если будет. Но вот эта эпоха 1789-1991 — сей год — это её перелом. Очень важно понять, что вторая половина XIX века — это два очень интересных процесса. С одной стороны, почти всю вторую половину XIX века и даже раньше Россия шла к социальной революции, и процесс этот, так сказать, нарастал и нарастал, он ускорял развитие капитализма. И рядом с этим процессом, процесс в сторону социальной революции шёл процесс формирования уродливого в России, другого быть не может, уродливого капитализма, такого кривобокого. Вот это он подталкивал Россию к социальной революции. А если, скажем, Александр I затормозил этот процесс в интересах самодержавия, разумеется, то в начале XX века этот процесс пошёл уже очень-очень быстро. Если посмотреть вообще на XX век в России, то здесь очень интересная вещь возникает. В XX веке проявилось, так сказать, вот такой дальний результат того, что пришло с реформами Петра и то, что росло при Екатерине. Значительная часть российской верхушки начала жить не по потребностям, которые могла удовлетворить Российская система, работ Российская сельская хозяйство, а по потребностям, по которым жила Западная буржуазия и Западная аристократия. И вот это изменение в структуре потребностей привело к тому, что увеличилась эксплуатация. При Екатерине, например, при Екатерине II, разумеется, уровень эксплуатации вырос и государственных крестьян, и частновладельческих в 3-3,5 раза. И этот процесс шёл, так сказать, по нарастающей и в XIX веке. То есть интеграция России в мировую капиталистическую систему привела к тому, что при Николае I капитализма ещё никакого не было, а верхам, части верхов, для того чтобы жить, вести социально приемлемый дворянский образ жизни, вынуждена была усиливать эксплуатацию населения. То есть вот Маркс называл такие, у него такая метафора была, он характеризовал как язычник, чахнущий от язв христианства. То есть здесь, в данном случае, не капиталистическое общество страдало от того, что это общество интегрировалось в капиталистическое. И Николай I сделал единственное, что он мог: он подморозил Россию примерно на 30 лет. Другой никакой у него стратегии, естественно, не было. Однако уже к концу его правления негативные последствия вот этого летия стали выходить на первый план. Александр II своими реформами этот процесс освободил, и вместе с ним он освободил целый ряд дезинтеграционных процессов. То есть вот те самые силы гниения, которые Николай пытался подморозить. И поэтому Некрасов и написал, что эта реформа одним концом ударила по барину, другим — по мужику. Недовольны были все, и результат довольно быстро сказался. Кстати, обратите внимание, Александр II был очень любим. Кто знает, где стоит памятник Александру II? Совершенно верно, очень символично. Александр II — освободитель. Но на самом деле, я думаю, что ему памятник поставили просто как во-первых классовому близкому, потому что сказать с него, что сам он, естественно, в таких категориях не мыслил. С него, в общем, стартовало развитие капитализма в России. Кроме того, ещё одна вещь: в правлении Александра II была резко ослаблена борьба с лихоимством. Лихоимство более позднего периода, по-видимому, это должно было нравиться, поэтому поставили памятник. Россия, получив кризис, включай революционную ситуацию. Александр I уже довольно скоро попытался подморозить кризис, ну и кончилось это, сказать, его убили. И вдобавок ко всему пошли те процессы, которые в конечном счёте привели сначала к одной революции, а потом к другой. Уже в середине восьмидесятых годов сложилась такая ситуация, которую министр финансов Бунге описал таким образом. Это вот к вопросу о том, что Россия была процветающей страной. Я, кстати, очень рекомендую эту книгу, нелегко достать, она в Питере вышла ограниченным тиражом. Может быть, мы её издадим здесь, в Москве. Автор Островский, «Процветала ли Россия накануне революции?» — это сборник статей «Процветала ли Россия накануне революции?». Так вот, Бунге пишет: > «Упадок российских финансов особенно стал обнаруживаться с шестидесятых годов. А с 1880 года он приобрёл характер угрожающий. И далее, это он пишет, заметьте, году за 30 лет до революции, при отсутствии даже намёка на какое-либо улучшение, готовит в недалеком будущем тяжёлую развязку: государственное банкротство, а за ним — государственный переворот». Ну, за такой прогноз Бунге 1 января 1880 года был отправлен в отставку, а прогноз его сбылся. Я не буду приводить большое количество, сказать, цифр, демонстрирующих, они найдут убийственные, насколько Россия зависела от иностранного капитала в конце XIX — начале XX века. Конечно, она не была полуколонией, как писали советские авторы тридцатых-пятидесятых годов, но степень зависимости была очень и очень высокой. По крайней мере, она была достаточной для того, чтобы Николай II бросил русского мужика защищать интересы английских и французских банкиров против Германии, с которой у России не было настолько острых противоречий, чтобы вызвать войну. Кстати, Киссинджер в одной из своих работ это признал совершенно чётко, что противоречия между Россией и Германией не носили такого острого характера, чтобы обязательно вылиться в войну. Очень важным периодом, который привёл и к войне, и к революции, был период вот между 1892 годом и 1909. В это время шёл процесс стремительного загнивания системы управления. Вообще нужно сказать, когда анализируются социальные кризисы, очень часто люди хватаются за экономику. Ну, например, очень часто то, что написано по советской экономике шестидесятых-семидесятых годов, подаётся, сказать, в таких мрачных тонах с умом того, что в дено пер году Советский Союз прекратил своё существование. На самом деле, даже если забыть про советское экономическое чудо пятидесятых годов и посмотреть цифры семидесятых-восьмидесятых, экономическое развитие было очень и очень приличным. И дело было не в экономике. В системных кризисах, как правило, не в экономике рушатся структуры управления, тесно связанные с господствующим классом. Вот здесь про то же самое, кстати, наивный человек Лигачёв в своё время, когда Горбачёв говорил «застой», «застой», и, сказать, Лигачёв ему возразил и говорит: «Как же застой? Экономика-то развивалась!» Но Лигачёв не понял, Горбачёв имел в виду под застоем ни в коем случае не развитие экономики. Для Горбачёва застой был — это отсутствие ротации кадров, характерной для брежневского времени. А с приходом Горбачёва кадров достигла 75-77%, причём без мочилова, без кровопролития, как в конце тридцатых годов, а совершенно, сказать, таким эволюционным путём. Поэтому в восемьдесят шестом-восемьдесят седьмом годах вот эта партийная молодёжь, партийная молодёжь того времени, это 50-60 лет, активно поддержала Горбачёва. То есть обратите внимание на паралич структур управления. Ещё очень важный момент: когда система попадает в кризисную ситуацию, то любые попытки реформаторским путём избежать краха при этом, сохранив базовые характеристики системы, приводят к очень плачевным результатам. И вот здесь классический пример этого жанра — это реформы Столыпина. У нас всё-таки удивительная страна, вы знаете, у нас такое существует Столыпинский клуб. Дело в том, что Столыпин — это один из самых главных неудачников русской истории. Но в памяти, вот особенно людей необрезной первого года Столыпин, ну понятно, он им классового неудачник. И называть клуб, знаете, как яхту назовёшь, так она и поплывёт. Если назовёшь яхту «Победа», это одно, если «Беда» — это совсем-совсем другое. Так вот, Столыпинские реформы — это очень интересный пример. Дело в том, что Столыпин сам по себе был очень волевой и очень умный человек, но он был классовой городской буржуазный человек. Какую задачу ставил Столыпин? Реформы, которые фантастически приблизили революцию. Какую задачу ставил Столыпин? Вовсе не экономическую, это на втором месте было. Главная задача реформ Столыпина была политической — сломать общину. Потому что события 1905, точнее 1906-07 годов показали, что община — это готовый каркас социального сопротивления. И если до 1905 года в России и консерваторы, и революционеры только что не молились на общину, события 1906 года... Дело в том, что события в деревне несколько запаздывали с городом. В городе революция уже почти закончилась в пятом году, а в деревне в шестом году она только заполыхала. И заполыхала так, что в европейской части России 50% помещичьих усадеб было сожжено. Так вот, после этого Столыпин был представителем той части истеблишмента, которые решили, что надо общину уничтожить. И вот эта реформа — это была попытка уничтожить общину, причём проводилась она вообще-то насильственным путём, потому что крестьяне не хотели выходить из общины. Более того, Столыпин провалился в том, что думал, что будут выходить единоличники. Единоличников вышло не так много, а выкупали землю общины целиком. И у нас даже я посмотрел вот учебники, когда готовил когда-то в своём курсе лекции по реформам Столыпина. Ну, даже в наших учебниках было написано, что был достигнут некоторый прогресс. На самом деле всё это было совершенно не так. Вот был такой экономист-статистик Фин енотаевский, который уже тогда написал, что эффект Столыпинской компании, он даже не употребляет слово «реформа», был ничтожным, а во многом контрпродуктивным. Упали практически все показатели: количество лошадей, крупного рогатого скота. Я не буду цифры приводить, я просто показатели скажу, какие. Средняя урожайность зерновых. Кстати, показательно, что Лев Толстой характеризовал речи Столыпина как бесчеловечные, чтобы не сказать отвратительные. То есть вот герой наших девяностых, герой нашего нынешнего истеблишмента, он получил от Толстого такую характеристику. И очень интересную характеристику неожиданную совершенно. Анти-лысую реформу делал не только здесь, в личной неприязни к Витте. Смотрите, что Витте пишет: «Не подлежит, по моему мнению, сомнению, что на почве землевладения, так тесно связанного с жизнью всего ства, то есть в сущности России, ибо Россия есть страна преимущественно крестьянская, и будут разыгрываться дальнейшие революционные пертурбации в империи, особенно при том направлении крестьянского вопроса, которое ему хотят последние столыпинские годы дать, когда признаётся за аксиому, что Россия должна существовать для 130 ся бар и что государство существует для сильных». То есть Витте, поразительно, но Витте критикует с классовых позиций. И вот здесь, несколько отвлекаясь от нашей линии, Столыпин — революция — интересный вопрос: кто и почему сегодня распространяет миф о великом и успешном государственном деятеле, чуть ли не образце для подражания? Ну, почему? Понятно, первая причина заключается в том, что Столыпин — это классовой, чем существует, например, существенно отличается от Сталина, который не является классовым. Вторая причина распространения мифа о Столыпине, на мой взгляд, заключается в том, что в истории России практически нет героев среди буржуазии. Вот нет буржуазных героев нашей истории, а официальный спрос сегодня на таких есть. Ну и, естественно, оказывается единственный кандидат — это Столыпин. И можно здесь забыть, что он неудачник, что его реформа провалилась. Ведь обратите внимание, гражданская война полыхала от темна до темна там, где лапинская реформа оказалась наиболее удачной — Восток и Юг страны. Но страшно подумать, что произошло бы с Россией, если бы реформа Столыпина удалась. Если бы она удалась, то революция в России произошла бы уже в 1912 году, потому что в городах, прежде всего в Москве и в Питере, оказалось бы примерно 20 миллионов мужиков, которых вышвырнула бы из деревни, а промышленность тогда могла бы дополнительно к тому, что уже есть, ну больше чем 1-2 миллиона, она абсорбировать не смогла бы. И вот тогда Россия получила бы совершенно страшную революцию. То есть реформа Столыпина провалилась, но если бы она удалась, было бы ещё хуже. И вот здесь возникает вопрос: Столыпин — глупый человек? Нет, ни в коем случае. Но это человек, который смотрел на социальный процесс сквозь определённые, определённую призму классовую. А есть очень жёсткое ограничение адекватного восприятия реальности сквозь классовую призму. То есть человек может быть умным, но у него есть ограничение, поскольку он должен выпрыгнуть из своей классовой шкуры, что очень и очень сложно. На самом деле, перед самой войной, перед самой войной было несколько людей, которые предупреждали власть о том, что совершенно трагически сложится судьба России в случае войны и революции. И вот здесь просто я хочу процитировать две. Одну, наверно, вы знаете вещь — это записка Дурново. А вот другая вещь ещё более интересная. Значит, смотрите, кто-то знает вообще про записку Дурного? Она длинная. > «Особенно благоприятную почву для социальных потрясений в случае войны представляет, конечно, Россия, где народные массы несомненно исповедуют принципы бессознательного социализма». Но вот что интересно: ещё за 12 лет до Дурного Плевы, министр внутренних дел, полемизируя с искусственной, необдуманно сделанной так называемыми образованными классами общественными элементами, у них цель одна — свергнуть правительство, чтобы самим сесть на его место, хотя бы только в виде конституционного правительства. У царского правительства, что ни говори, есть опытность, традиции, привычка управлять. И заметьте, что все наши самые полезные, самые либеральные реформы сделаны исключительно правительственной властью по её почину, обычно даже при не сочувствии общества. А из лиц, из общественных элементов, которые заменят нынешнее правительство, что будет? Одно лишь желание власти, хотя бы даже одушевлённые с их точки зрения любовью к Родине, они никогда не смогут овладеть движением, им не усидеть на местах, уже по одному тому, что они выдали так много векселей, что им придётся платить по ним и сразу же идти на уступки. Они, встав во главе, очутятся силой и вещей в хвосте движения. При этих условиях они свалят со всеми своими теориями и утопиями при первой же осаде власти. И вот тогда выйдут из подполья все вредные, преступные элементы, жаждущие погибели и разложения России с евреями во главе. То есть смотрите, Плевы определил очень чётко характер революции: её начнут образованные классы, которые не удержат собственно. Так оно и произошло. И вторая вещь: масса смтт эти образованные классы, но тем не менее к четырнадцатому году ситуация в стране была практически патовой. Уравновешивала в то же время и революционеры, и либеральные партии тоже были слабы. То есть было вот такое равновесие. Война это равновесие сломала. Первая мировая война. Я тут недавно видел книжку, автор Млечин, называется «Случайная война». Первая мировая война случайная. Ну, трудно сказать, здесь лукавство больше или глупости. На самом деле, те люди, которые знают историю, они прекрасно знают, что с конца восьмидесятых годов британцы готовили решение русского и германского вопроса, потому что это был вопрос выживания Британской Империи. Нужно было убрать Германию как конкурента, причём конкурента как по государственной линии, так и по линии скрытого второго контура власти. И вторая вещь: нужны были ресурсы, потому что можно, конечно, смеяться над Лениным, как у нас это делали, особенно в девяностые годы, сейчас этого меньше, смеяться над его работой «Империализм как высшая стадия капитализма», но Ленин оказался прав. Капитализм в экономическом плане, я подчеркиваю, вот это слово, в узко экономическом плане, капитализм к концу XIX века исчерпал свой потенциал. Обратите внимание, за счёт чего существует капитализм весь XX век? За счёт войн, ограбления колоний и полуколоний, до офшоров. И за счёт войн, которые стирают экономический потенциал. Один раз Германию стёрли, второй раз Германию стёрли. То есть вот эта депрессия 1873 года подвела черту под таким вот бурным, собственно, экономическим развитием капитализма. Это, кстати, не говорит плохо о капитализме. Это говорит о том, насколько это динамичная система оказалась, которая пробежала свой потенциал за 100 лет, с 1780 по 1880 год. И дальше капитализму оставалось только военным путём, путём перераспределения насильственного решать проблемы. Ну и расширять свою зону, а единственной зоной расширения была на тот момент Россия. То есть вопрос выживания Британской Империи, англосаксонской верхушки, причём на обоих контурах — это был вопрос решения русско-германский вопрос. Нужно было стравить Россию и Германию, но сделать это в виде некой европейской войны, где Россия на одной стороне, а Германия с другой. Поскольку мы уже об этом говорим, я только вкратце напомню, как решался этот вопрос. Сначала британцам нужно было привязать Францию к России. Это было сделано в 1992-93 годах с помощью Папы Римского, который задолжал Ротшильдам. Следующий шаг: нужно было сделать так, чтобы в глазах французов Россия оказалась всё-таки сильным партнёром, но не настолько сильным, чтобы в одиночку обеспечить безопасность Франции. Для этого нужно было, чтобы Россия где-то потерпела поражение. Этим где-то был Дальний Восток. Но сначала нужно было вырастить такого мини-бульдога на Дальнем Востоке. А как вырастить мини-бульдога? Там Китай мешает. То есть мини-бульдог — Япония. Значит, надо устроить китайско-восточную разворачивается в сторону Великобритании и подписывает с ней договор. Ну а здесь уже сам Бог велел, и России подписывать. 1907 год — это про английское агентура влияния подавляет окончательно немецкую и формируется Антанта. И здесь остаётся дело только за малым: нужны деньги. Деньги находятся в Америке. Что нужно для этого сделать? Поставить американские финансы под контроль. Как это сделать? Сначала запускается кризис седьмого года, ничего не вышло, и тогда, сказать, второй раз — это создание Федеральной резервной системы, ФРС, 1913 год. Всё, всё готово для того, чтобы начался конфликт. И этот конфликт должен был решить несколько очень простых проблем. Он должен был уничтожить четыре евразийские империи: австро-венгерскую, германскую, османскую, окончательно и российскую. Ничего личного, только бизнес, потому что глобалист принцип противоречит абсолютно принципу имперскому. Поэтому нужно было убрать эти империи. Но когда мы говорим о том, кто эту кашу заварил, вполне серьёзно, да, мы говорим британцы. Мы не все британцы. 90% парламентариев британских были противниками войны. Сделала это совершенно определённая закрытая группа, которая называется «мы» или «вы», или ещё она называется группа The Group, которую создал Роз, в коем её возглавил Милнер. Она до сих пор существует. Мы с вами уже об этом говорили. Именно она снабжает информацией о Сан. То есть это такая долгосрочная, долгоиграющая пластинка. И эта группа была очень важна, она была международной. Туда входили французские деятели государственные, и туда входили российские деятели ключевые: Извольский, министр иностранных дел, а потом посол во Франции, и Хартвик, посол в Сербии. И вот усилиями этих людей, собственно, и была решена проблема. Вот вся эта компания решила проблему войны. Я не буду повторяться, мы уже об этом с вами говорили. Значит, когда началась война, целый ряд острых противоречий во всех империях, включая российскую, отошёл на второй план. Сначала это был такой ура-патриотизм.

Назад

Залогинтесь, что бы оставить свой комментарий