Фёдор Раззаков | Охота на Лермонтова и грузинская ставка Горбачёва

ruticker 04.03.2025 23:47:53

Текст распознан YouScriptor с канала День Центр

распознано с видео на ютубе сервисом YouScriptor.com, читайте дальше по ссылке Фёдор Раззаков | Охота на Лермонтова и грузинская ставка Горбачёва

# Лекция 7: Охота на Лермонтова и грузинская ставка Горбачёва Добрый день, уважаемые зрители, те, кто собрался в этом зале, и те, кто будет смотреть нас в онлайн-трансляции. Продолжаем цикл лекций по моей будущей книге, которая будет называться *Спецслужбы и культура*. Сегодня мы продолжаем с вами ту часть, где речь идёт о тайнах гибели Михаила Юрьевича Лермонтова. Сегодня седьмая лекция. Вот опять мы будем с вами с помощью машинного времени перемещаться в пространство из эпохи Лермонтова в эпоху позднего Советского Союза. Мы будем искать выводы из этих эпох, то есть какие-то параллели. ## Охота на Лермонтова и грузинская ставка Горбачёва Охота на Лермонтова подразумевает под собой то, что кольцо вокруг Михаила Юрьевича сжимается. Вот он отправляется во вторую ссылку на Кавказ, из которой живым уже не вернётся. Грузинская ставка Горбачёва — это ещё одна ставка генерального секретаря ЦК КПСС. О первых ставках мы с вами уже говорили, еврейская ставка. Сегодня поговорим о грузинской: что это такое, в чём она заключалась — как раз сегодняшней лекции мы с вами это и рассмотрим. Итак, охота на Лермонтова и грузинская ставка Горбачёва. ### Ретроспекция В 1841 году Михаил Лермонтов, направляясь на Кавказ, провёл в Москве всего 6 дней — с 17 по 23 февраля. Как признаётся поэт своему приятелю Михаилу Глебову: > "Никогда я так не проводил приятно время, как этот раз в Москве." Последним человеком, с которым поэт простился за полчаса до своего отбытия из Москвы на Кавказ, был Юрий Самарин. Как раз мы видим на фотографии одного из лидеров славянофилов. Именно ему своб тян, где до этого Лермонтов ещё не публиковался. Почему он это сделал именно в этом журнале? Главный герой его романа *Герой нашего времени* Григорий Печорин был назван западником, а также отмечалось, что России отводится роль сдерживающей силы между Европой и Азией. Поэт же своим спором отводил России главенствующую роль, имперскую идею развивал и был уверен в благотворном её влиянии на горские народы и общую обстановку в регионе. В центре сюжета стихотворения — спор между двумя горными пиками: шат горы Эльбруса и Казбека. Посмотрим на них. Спор выигрывает Эльбрус, предрекает экспансию с севера от Урала до Дуная, дескать, оттуда движутся полки. А впереди генерал Седой — это Алексей Ермолов, кобе вынужден смириться с этими словами, поэтому на брови надвинулся в виду снежная шапка и замолчал. В итоге славянофилы встретят публикацию этого имперского стихотворения восторженно, а западники — наоборот, без особого восторга. Так Виссарион Белинский напишет: > "Сколько роскоши в споре о Казбека с Эльбрусом! Хотя в целом мне и не нравится эта пьеса." Обобщая эти размышления о споре, игумен Нестор Кумыш выделял в них два направления. Первое связано со склонностью видеть в споре Казбека и Эльбруса отражение лермонтовской надежды на победоносное завоевание Кавказа русским полководцем Ермоловым. Второе направление акцентировало отражение взгляда поэта на одряхлевший и обессилевший Восток и указание на особую миссию России в судьбах человеческих. Таким образом, Лермонтов снова ярко выразил своё русофильство, что не могло понравиться тем людям при царском дворе, кто имел к поэту личные счёты. Выехав из Москвы 23 апреля 1841 года, Лермонтов спустя день был в Туле, где нагнал своего родственника Алексея Столыпина по прозвищу Манго. В городе поэт пробыл всего лишь один день, потратив его для свидания со своей родной тётей Шей. Спустя 2 недели, 9 мая, поручик Лермонтов с грехом пополам из-за плохих дорог прибыл в Ставрополь, где располагалось командование Кавказской линии. Оттуда поэт написал два письма: одно было адресовано его бабушке Елизавете Арсеньевой, а другое — Софье Рамной. В письме к бабушке он отмечал: > "Всё-таки выйдет прощение, и я могу выйти в отставку." А в письме к Рамной он отмечал: > "Признаюсь вам, я порядком устал от всех этих путешествий, которым кажется суждено вечно длиться." По воле командующего войсками Лермонтов и Столыпин были прикомандированы к отряду, действующему на левом фланге Кавказа, для участия в военной экспедиции. 10 мая им была выдана подорожная за номером 709 от города Ставрополя до крепости Темир-Хан Шуры Тенгинского пехотного полка. На самом деле конечным пунктом назначения офицеров был совсем другой район — район аула Чиркей. Почему именно он? Дело в том, что ещё 7 мая дагестанский экспедиционный отряд, возглавляемый лично командиром отдельного Кавказского корпуса генералом от инфантерии Евгением Головиным, покинул места временной дислокации в округе Темир-Хан Шуры и двумя колоннами двинулся к аулу Чиркей и его горным окрестностям, превращённым Шамилем в хорошо укреплённый оборонительный район. А через три с небольшим дня на встречу этому отряду выступил другой экспедиционный отряд чеченский во главе с командующим войсками на Кавказской линии и в Черноморье генерал-лейтенантом Павлом Граббе. Отряду предстояло соединиться и общими силами разгромить формирование Шамиля в одном из пунктов этих горных маршрутов. Лермонтову и Столыпину надлежало догнать какое-то из воинских формирований и присоединиться к экспедиции, чтобы участвовать в сражениях. Расчёт тех, кто отправлял Лермонтова на Кавказ, был конкретный: чтобы он угодил в самое пекло и не вышел из него живым. Но вышло иначе. Поучаствовать в сражении друзьям было не суждено, поскольку они опоздали. Аул Чиркей был оставлен Шамилем и перешёл в руки русской армии почти без боя до прибытия туда двух друзей. В итоге Лермонтов и Столыпин, встретившись с генералом Павлом Граббе, получили новый приказ выдвигаться за реку Лабу, где строилась Лабинская Кордонная линия, позволяющая отодвинуть границу России с верховьями Кубани подальше в глубину Кавказа. Отметим, что немец Граббе, в отличие от бездворных немцев, хорошо относился к Лермонтову, ценил в нём поэтический талант и его человеческие достоинства, например, его воинскую храбрость, которую он проявлял в прошлых сражениях. Поэтому догадывался о том, какую участь ему могли уготовить в Петербурге, и отправил поэта за Лабу, где был сформирован Лабинский отряд, в состав которого входил пятый резервный батальон Тенгинского пехотного полка. В этом районе больших военных сражений не было, а были лишь стычки с горцами, поэтому шансов словить пулю у Лермонтова было там значительно меньше. Однако добраться до места назначения друзьям было не суждено, и события стали развиваться в другом направлении. 19 мая капитаны и поручик Лермонтов прибыли в город Георгиевск и остановились там. Они встретили ремонт Бориса Глебского уланского полка Петра Магденко, который ехал в Пятигорск в собственной четырёхместной коляске с поваром и лакеем. Вечером Лермонтов и Столыпин должны были продолжить путь, но внезапно разразился страшный ливень. Друзья решили переждать непогоду и сели ужинать вместе с Магденко. Когда тот спросил, куда направляются друзья, те ответили, что едут в отряд за Лабу, чтобы участвовать в экспедициях против горцев. В ответ услышали от собеседника, что он не понимает их влечения к трудностям боевой жизни и противопоставляет ей удовольствия, которые ожидают его от кратковременного пребывания в Пятигорске в хорошей квартире с удобствами жизни и разными затеями, которые им в отряде, конечно, доступны не будут. Видимо, эти слова сильно запали в сознание Лермонтова, который после ужина вместо сна курил трубку и о чём-то напряжённо размышлял. Ещё будучи в Ставрополе, они со Столыпиным подхватили лихорадку, но не остались на лечение, торопясь к аулу Чиркей. Теперь же, когда эпопея с аулом была благополучно разрешена, ничто не мешало друзьям заняться своим здоровьем. Тем более что Лабинский отряд должен был начать военную экспедицию только осенью. Вполне вероятно, что в этих размышлениях поэта нашлось место и для воспоминаний о его визите в Петербургской гадалке Александре Кирхгоф, которая когда-то напророчила смерть Александру Пушкину, а затем и в отношении его судьбы высказалась не лучшим образом. Лермонтов, видимо, решил, если не обмануть судьбу, то оттянуть роковую развязку до осени. Тем более что такая возможность у него была и связана была с его лечением, о котором генерал Граббе был уведомлён ещё в ауле Чиркей и не выказал каких-либо претензий. Значит, пару месяцев Лермонтов мог бы выгода остановиться в мирном Пятигорске, где пули горцев его достать не могли. Однако именно это решение окажется роковым в его жизни. События развивались следующим образом. Вот как об этом вспоминал Пётр Магденко: > "На другое утро Лермонтов в комнату, в которой я со Столыпиным сидели уже за самоваром, обратился к последнему: 'Послушай, Столыпин, а ведь теперь в Пятигорске хорошо. Там Верзилин, Илья Шенко и являться к нему нам ничего не мешает. Решайся, Столыпин, едем в Пятигорск.' С этими словами Лермонтов вышел из комнаты. На дворе лил проливной дождь. Столыпин сидел задумавшись. 'Ну что?' — спросил я его. 'Решайтесь, капитан, помилуйте! Как нам ехать в Пятигорск, ведь мне поручено вести его в отряд?' Дверь отворилась, быстро вошёл Лермонтов, сел к столу и, обратившись к Столыпину, произнёс повелительным тоном: 'Столыпин, едем в Пятигорск!' С этими словами вынул из кармана кошелёк с деньгами, взял из него монету и сказал: 'Вот послушай, бросаю полтинник. Если упадёт кверху орлом, едем в отряд, если в Пятигорск — согласен?' Столыпин молча кивнул головой. Полтинник был брошен и к нашим ногам упал рекою вверх. Лермонтов вскочил и радостно закричал: 'В Пятигорск! В Пятигорск!'" Промокшие до костей, приехали в Пятигорск. Пятигорск того времени на картине. Они остановились на бульваре в гостинице, которую содержал армянин Пётр Найта. Его отец, Афанасий Найта, приехал в Россию из Греции. Минут через 20 в их номере явились Лермонтов и Столыпин, передевая халаты. Лермонтов был в шёлковом тёмно-зелёном халате с узорами, о поясной толстым шнурком с золотыми желудями на концах. Потирая руки от удовольствия, Лермонтов сказал Столыпину: > "Ведь и мартышка, мартышка здесь!" Я сказал на итаке, чтобы послали за ним. Мартышка — это Николай Мартынов, будущий убийца Лермонтова. До роковой дуэли остаётся меньше двух месяцев. ### Ретроспекция 1986 года Ещё в начале июня 1986 года фильм *Лермонтов* режиссёра Николая Бурляева был сдан на копировальную фабрику для тиражирования, чтобы к осени можно было выпустить его в широкий прокат. Причём сдан он был в первоначальном виде, без каких-либо купюр, на которых настаивали его недоброжелатели. Даже масонская тема не была убрана из фильма. Как признавался сам Бурляев: > "Я решил поставить крупный план герба рода Мартынова с масонскими звёздами. Этот план ставит точки нады и многое проясняет в судьбе и возможную причастность убийства Лермонтова к масонству." Фильм помимо этого был единожды упомянут в 194 году в книге *Нарва о роде Мартынова*, изданной в Тамбове, и более нигде не встречается. Эта деталь существенно важна. Поэтому у людей, кто готовил фильм к тиражированию, возникали вопросы относительно его прокатной судьбы: каким экраном он пойдёт — большим или малым. Силы, пришедшие к руководству Союза кинематографистов, не успокоятся в своём неприятии Лермонтова, и та атака на него, что началась на пятом съезде, будет продолжена с ещё большей яростью при поддержке тех людей в ЦК КПСС, кто инициировал смену курса в Союзе кинематографистов. Причём эту смену курса сами его застрельщики объясняли желанием оздоровления атмосферы в обществе, и в эти словеса многие верили, не понимая, к чему это может привести. Но были люди, которые уже тогда не заждались относительно того, что началось в стране и какие силы стоят за перестройкой. Одним из таких людей был режиссёр Сергей Бондарчук. Приложив руку к выходу фильма *Лермонтов*, в те июньские дни между ним и Бурляевым произошёл весьма показательный разговор, о котором последний вспоминает следующим образом: > "Вечером заехал к Сергею Фёдоровичу Бондарчуку. Он сидел в бане, работал, писал новый сценарий *Вишнёвый сад*. Его дабы сразу включиться в работу фильм Бондарчуку снять не дадут, прекрасно понимая, какой смысл он заложит в саму идею вырубки сада. Вместо предполагаемых 10 минут я пробыл у него 3 часа, говорил главным образом Сергей Фёдорович. Он был эмоционально взволнован. 'Вы видели *Лермонтова*?' — спросил он её. 'Да, Серёжа, фильм несовершенный. Коле надо было учиться. А вы знаете, что это первый фильм в мировом советском кино, совет кино, показывающее зло, мешающее людям жить?' 'А какое это зло?' — надо книжки читать, — сказал Сергей Фёдорович. Тамара Фёдоровна побелела и отошла." Напомним, что Тамара Макарова была вдовой патриарха советского кинематографа, режиссёра Сергея Герасимова. Он всегда стоял на советских позициях, за что удостоился от Сергея Эйзенштейна прозвище "красно Герасимов". За полгода до пятого съезда кинематографистов, в конце ноября 1985 года, и наверняка как истинный красносолнечный мировой литературы, из семьи, буквально накануне своей смерти в конце 1910 года, уход был не случаен. Толстой предчувствовал не только свою смерть — она наступит спустя неделю после ухода из Ясной Поляны, но и скорый крах Российской империи. То же самое, судя по всему, предчувствовал и Герасимов — свою скорую смерть и крах другой империи Советской, причём оба умерли за 6 лет до этих крахов, прожив почти одинаковое количество лет: Толстой — 82 года, а Герасимов — 79 лет. Тамара Макарова мужа на 11 лет заставила развал Советского Союза и лихие девяностые, когда постсоветская Россия буквально умылась кровью. Вполне вероятно, что именно тогда до неё мог дойти смысл слов, сказанных в 1986 году Сергеем Бондарчуком, и она поняла, какое именно зло фигурировало в фильме *Лермонтов*. Но тогда, на волне первых лет перестройки, Макарова, как и многие, была в эйфории от Горбачёвских реформ и его речей, которые на самом деле были обычным словоблудием, когда говорилось одно, а подразумевалось совершенно другое. Так, в понедельник, 23 июня 1986 года, Горбачёв провёл совещание с секретарями ЦК КПСС и заведующими отделами, где заявил: > "Без Ленинской Петровской решимости ничего мы не сделаем. Без революционной перестройки партии ничего не выйдет, кроме умной и хорошей говорильни. Перестройка не пойдёт, если не будем называть вещи своими именами. Очень важен вопрос со гласности. Тут действительно нужен политический подход. Нравственная атмосфера — великое дело, и никаких уступок в вопросах гласности из-за того, что мы, мол, раздеваемся перед миром. Ведь это мы сами говорим, нейтрализуя фактически антисоветскую ноту с позиции руководящей роли партии. А то ведь можно договориться до того, что долой государственность, долой всякую ответственность, словом, дойти до анархии, до хаоса. Не надо бояться, что мы разоблачаем, и кадры мы разоблачаем тех, кто дискредитирует партию, и это укрепляет её." Как покажет дальнейшее течение перестройки, всё делалось диаметрально наоборот, и именно при негласном попустительстве Горбачёва. В итоге антисоветского, который на том же совещании заявил: > "Переход общественного сознания к новому состоянию ещё труднее, чем в экономике. Перестройка в идеологии идёт очень медленно. Руководящие кадры в этой сфере на 90% заменены. Кое-что сдвинулось, но ведь многое продолжается по-прежнему, именно в сфере воспитания и образования. Старые болезни забалка к анализу не переходим." В итоге, сразу после этого совещания, Яковлев провёл узкое совещание среди руководителей отдела пропаганды ЦК КПСС, где были обсуждены дальнейшие шаги по переходу общественного сознания к новому состоянию. Как мы помним, фундаментом для этого должна была стать новая десталинизация, которая уже не за горами, открыв её пресловутая гласность, которую провозгласят в январе 1987 года на очередном пленуме ЦК КПСС. Десталинизация должна была решить сразу несколько задач. Первая — окончательно дискредитировать Сталина. Вот как раз фотография того времени. Искоренить сталинизм, учредить общество "Мемориал". Видите, это как раз вот это общество, сегодняшнее иноагентом объявленное. Вот тогда такие митинги проводили. Итак, первая задача — окончательно дискредитировать Сталина как руководителя государства в глазах не только советских людей, но и всего мира. Вторая задача — позволить перестройке создать образ врага, чтобы каждого, кто не согласен с перестройкой, записать в сталинисты. Наконец, третья задача — подать сигнал Западу, что перестройка — это радикальная реформа по уничтожению советского суверенитета, завоёванного когда-то Сталиным, и путь к сдаче стратегических рубежей ради вхождения советской элиты в западное сообщество, даже на правах шестёрки обслуги. Именно в июне 1986 года началась обкатка на номенклатурных дачах антисталинского фильма грузинского еврея Тенгиза Абуладзе *Покаяние*. Эта обкатка должна была подготовить партноменклатуру к надвигающейся десталинизации, чтобы ей никто не сопротивлялся. А лоббировать его производство был ещё первым секретарём ЦК Компартии Грузии, который теперь дорос до должности главы союзного МИДа и члена Политбюро. У его жены на нуле отец был репрессирован в клановых войнах конца тридцатых годов, поэтому теперь настало время всем проигравшим в тех клановых разборках взять реванш за своё тогдашнее поражение. Фильм собирались выпустить в прокат весной 1986 года, но помешала авария на Чернобыльской атомной электростанции, случившаяся 26 апреля. После чего в Кремле посчитали, что взрыв двух таких бомб — атомной и антисталинской — одновременно может сослужить плохую службу перестройке, внести в неё хаос. Между тем, последний по плану перестройки должен был наступить чуть позже, а пока взрыва одной бомбы — Чернобыльской — будет достаточно для того, чтобы поиметь с этого неплохие дивиденды, например, ускорить наступление гласности и провести ротацию неугодных кадров. Отметим, что Горбачёв тоже посмотрел *Покаяние*. Этот просмотр устроил для него всё тот же Шеварнадзе. А поскольку у генсека оба деда тоже были в числе репрессированных, то и он легко согласился выпустить на экраны страны фильм, где внук выкапывал труп своего деда-палача из могилы и выбрасывал его в пропасть. Это гробокопателя Бланш, но его премьеру перенесли на начало следующего года, когда должен был состояться пленум ЦК КПСС, где собирались провозгласить гласность. Как признается потом Александр Яковлев: > "Я понимал, что выпуск фильма будет подобен сигнальной ракете, которая ознаменует углы, кричала 'Больше социализма!', а на самом деле завала с политического строя социалистического на капиталистический, и значительная часть творческой интеллигенции должна была этой группе активно помогать." Обратим внимание, что гробокопателя при Горбачёве началось именно летом 1986 года, в ночь с 6 на 7 июня, когда в столице Узбекистана, городе Ташкенте, была вскрыта могила бывшего первого секретаря ЦК Компартии этой Республики Шарафа Рашидова. У этой акции было несколько целей. Первая — Москва дала команду убедиться в том, что в могиле действительно находится Рашидов, поскольку в Республике активно распространялись слухи о том, что он жив и может вернуться на родину, чтобы навести порядок и остановить развитие узбекского дела, которое по сути превратилось в геноцид узбекского народа, избиением руководящих кадров и рядовых граждан, которые не имели никакого отношения к коррупции и припискам. Вторая цель вскрытия могилы Рашидова заключалась в том, чтобы вывести узбекское дело на новый уровень, придав ему статус общесоюзного, с тем, чтобы через него дискредитировать весь период управления страной Леонида Брежнева. Для этого в июне 1986 года со своего поста заместителя начальника Главного управления внутренних войск МВД СССР был снят Юрий Чурбанов, бывший зять покойного генсека. Чурбанова отправили в отставку, после чего он сразу был взят под колпак чекистами. За ним было установлено негласное наружное наблюдение с прослушиванием его домашнего телефона силами седьмого управления КГБ при Совете Министров СССР. По плану перестройки накануне пленума ЦК КПСС в январе 1987 года Чурбанова должны были арестовать, чтобы в ходе провозглашённой гласности начать разоблачение не столько его деяний, сколько для дискредитации семьи Брежнева и всего периода его правления, который Горбачёв окрестил застоем. Таким образом, по плану Горбачёва и Яковлева в единый процесс должны были сомкнуться две мощные компании: десталинизация и дебренивация, с конечным выходом на подрыв руководящей роли КПСС с целью демонтажа Советского Союза в угоду западных транснациональных компаний. # Александр Скалон и Кавказская Политика Александр Скалон, потомок французских гугенотов, был немцем, родившимся в 1822 году. Он был масоном и входил в петербургскую ложу *Соединённых друзей*. Также он был декабристом, но к ответственности его не привлекли. В 1830 году Скалон был командирован в распоряжение вице-канцлера и назначен комиссаром для разграничения нового греческого государства от Турции. Вице-канцлером тогда был Карл Нессельроде, который близко сошёлся со Скалоном. Когда в 1836 году Скалон вернулся в Россию, Нессельроде уговорил Бенкендорфа отправить Скалона на Кавказ, назначив его главой шестого округа, чтобы тот стал его глазами и ушами. Одновременно с ним получил назначение Евгений Головин, который стал главноуправляющим Кавказской области, штаб-квартира находилась в Тифлисе. Головин был членом русофильской партии и входил вместе со всей своей семьёй в Петербургский кружок Татаринова, православное общество духовных христиан, где прихожан призывали строго придерживаться библейских заповедей. В этот кружок входили русские люди, среди которых были и влиятельные деятели, такие как министр народного просвещения духовных дел князь Александр Голицына, который был покровителем кружка. Екатерина Татаринова, немка по фамилии Буксгевден, отошла от лютеранства и стала православной. За этот отход её не любили многие немцы, но ещё больше они её не любили за то, что она проповедовала идею нестяжательства и имела большую поддержку у членов русофильской партии. Самыми активными сторонниками этой партии было семейство Головиных. Жена Головина, Елизавета Фонвизина, вместе с четырьмя детьми переехала жить к Татаринову, а сам Головин отказался ехать губернатором в Оренбург, чем навлёк на себя гнев государя. Но этого гнева он боялся меньше, чем своих отношений с Татариновым, который одобрил этот поступок. В итоге немцы делали всё возможное, чтобы закрыть этот кружок через третье отделение, считая, что он распространяет вредные идеи. Однако оба государя не видели в кружке ничего опасного, но Головина было решено держать подальше от столицы. Сначала он был губернатором в Варшаве в 1836-1837 годах, а потом отправился на Кавказ, где почти сразу стал неугоден Скалону, за которым стоял Нессельроде. Пользуясь своей агентурной сетью, Скалон сразу стал собирать на Головина и его окружение компромат и слал в столицу одно донесение за другим, сообщая Бенкендорфу о том, что Головин подпал под влияние директора канцелярии Тимофеева, который якобы слыл отъявленным взяточником. Вся гражданская администрация Кавказа, по его словам, была пронизана взяточничеством сверху донизу. Бенкендорф докладывал об этом императору, но тот не реагировал, поскольку понимал, чем вызваны сообщения Скалона — борьбой немецкой и русофильской партий. Эта борьба длилась не один год. По началу на Кавказе действовала одна ветвь агентуры — официальная, но затем, как и в Польше, появилась ещё одна ветвь, которую называли спящей. Почему она возникла? Дело в том, что официальная агентура подчинялась главному резиденту жандармского штаба, офицеру, которого все люди в губернии, как административные, так и рядовые, хорошо знали в лицо. Поэтому информацию от него скрывали и тихо, а иногда и громко, ненавидели. В середине 1830-х годов жандармским резидентом на Кавказе был майор корпуса жандармов Алексеев, у которого были плохие отношения с местными властями и с прежним главным управляющим Кавказской области Григорием Роном. Он тоже слал в столицу Бенкендорфу соответствующее донесение. Например, в июне 1834 года Алексеев докладывал о серьёзных недостатках в управлении минеральными водами со стороны коменданта города Евстафия Густова Энгельгардта. Чтобы проверить эти сведения, Бенкендорф сделал запрос на имя главного управляющего на Кавказе Григория Розена, а тот, поскольку ненавидел жандарма, все обвинения Алексеева отмёл. Подобные случаи имели место быть и в других регионах. Не случайно, когда в июле 1831 года Николай I утвердил проект образования секретной военной полиции в Кавказском крае, он отмечал непрочность русской власти в Закавказье, недоверие коренных жителей к присланным из Петербурга чиновникам и смешение местных и российских правовых норм. Именно для того, чтобы иметь дополнительные глаза и уши, которые помогли бы жандармам лучше следить за ситуацией в регионах, была придумана спящая резидентура, о которой знали только в столице. В Пятигорск, где Лермонтов жил с конца мая 1841 года, он угодил в перекрестие интересов как со стороны официальной резидентуры, так и спящей. ## Ретроспекция 1986 года В 1986 году, на заре разрядки, в 1977 году силами трёх внешних разведок — ЦРУ США, КГБ СССР и MI6 Англии — под Веной в Австрии в Лаксенбурге был создан Международный Институт прикладного системного анализа (IIASA). Однако главными инициаторами создания этого учреждения были вовсе не спецслужбы, они обеспечивали прикрытие, а государственные и надгосударственные структуры трёх стран. Например, от Советского Союза главным инициатором выступал ЦК КПСС, а именно международный отдел, состоявший из двух подразделений — для капиталистических и социалистических стран. Этот процесс курировал Леонид Брежнев, генеральный секретарь, и Михаил Суслов, главный идеолог. Целью создания IIASA было контролировать и корректировать течение разрядки по всем направлениям — политическому, экономическому и культурному. Спустя четыре года, в 1976 году, в Советском Союзе был создан филиал IIASA — Всесоюзный научно-исследовательский институт системного анализа, чтобы расширить связи с новыми западными и не только центрами власти, которые обрели силу после нефтяного кризиса 1973 года и Хельсинкских соглашений 1975 года. Это было время перед приходом неоконсерваторов, которые опирались на транснациональные корпорации нового типа, получившие мощный импульс для развития в ходе разрядки. Многие из этих корпораций стали активно прибирать к своим рукам кинематограф, который помогал им окучивать миллионные массы людей в нужном для них направлении. Если, например, в начале семидесятых годов, в начале разрядки, с помощью кинематографа в массы внедрялась антивоенная повестка на фоне надоевшей всем Вьетнамской войны, то в начале 1980-х годов всё поменялось. При новом президенте США Рональде Рейгане, ставленнике калифорнийского клана ВП Кашников, военных промышленников, на авансцену была выдвинута антисоветская риторика. На мировые экраны вышли такие фильмы, как *Огненный лист* (1982) о происках КГБ, *Красный рассвет* (1984) о вторжении советских войск в США, *Рэмбо 2* (1985), в котором американский спецназовец Рэмбо убивает советских солдат во Вьетнаме, и другие похожие фильмы. В рамках этих процессов в Советском Союзе к власти был приведён удобный генсек Михаил Горбачёв, который должен был пойти по пути Николая I во внешней политике, подписать аналог Лондонской конвенции 1840 года, что приведёт к поражению России в Крымской войне. Для этого в МИД был приведён грузин Эдуард Шеварнадзе, а во внутренней политике — со всеми вытекающими из этого последствиями, вплоть до легализации проституции, как это сделал Николай I в 1843 году. Кинематографу в этом деле отводилась одна из ведущих ролей. Именно через фильмы должна была готовиться почва для легализации проституции, как в фильме *Интердевочка*, и всего остального, что раньше считалось запретным. С помощью этой легализации готовилась реставрация капитализма, а через неё — демонтаж советской системы. В мае 1986 года был совершен контрреволюционный переворот в Союзе кинематографистов СССР, после чего новое руководство захватило в свои руки тематический план по выпуску фильмов, а также создало комиссию по выпуску свет полочных запрещённых ранее фильмов. Следом готовилась поездка группы советских кинематографистов во главе с новым главой Союза кинематографистов Лемом Климо в США, которая должна была состояться в марте 1987 года. Аналогично той же Лондонской конвенции 1840 года, американцам было объявлено, что отныне в советском кинематографе больше не будут сниматься антиамериканские, шире — антизападные фильмы. Короче, лозунг "Сдаёмся!" становился главным для советской элиты как в Кремле, так и в рядах его обслуги. Продажа Родины уже готовилась в недрах кремлёвской власти, чтобы эту продажу облагородить и объявить богоугодным делом. Например, если в 1987 году в СССР выйдет три фильма о происках западных спецслужб, то через год всего один, а потом они вообще исчезнут с советских экранов. В США же это останется как и было, и даже более того, очень скоро антисоветский *Рэмбо 3* будет завезён оттуда в Советский Союз на видеокассетах, что тоже явится результатом той дикой либерализации, что устроят в стране реформаторы Горбачёва. Те же американские деятели кинематографа поддерживали перестройку, рассчитывая в скором будущем использовать огромную территорию Советского Союза в качестве свалки, куда можно будет сбросить весь этот залежалый класс Б, который ни в одной стране мира смотреть уже не хотели. Судя по всему, боссам Голливуда советские люди напоминали индейцев, которых их предки легко купили за дешёвую бижутерию. Как мы теперь знаем, боссы в своих предположениях не ошиблись. Именно в 1980-х годах значительно увеличилось количество корпораций США. А с 1980 по 1985 годы свыше шести из основных 500 корпораций в Соединённых Штатах объединились с другими компаниями. Это происходило в условиях Рейгана, глубокой структурной перестройки экономики, связанной с этапом научно-технической революции. Согласно архивам Министерства внешней торговли СССР, хранящимся в Российском государственном архиве экономики, из 45 международных корпораций более 230 имели подписанные краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные договоры с Советским Союзом, а 137 заключили торговые, инвестиционные, патентные и иные сделки в течение шестидесятых-семидесятых годов. Однако при Рейгане задача была поставлена уже иная — не совместное сотрудничество, а ликвидация советской системы, поскольку она мешала западному проекту по дальнейшей глобализации всего мира. Советский или российский кинематограф должен был быть подчинён этому процессу в качестве сырьевого придатка, в том числе и в сфере кинематографа. Ведь Голливуд — это не только кино, это переплетение кино и транснациональных корпораций. ## Заключение Таким образом, события, происходившие в России в XIX веке, и процессы, развивавшиеся в 1980-х годах, имеют много общего. В обоих случаях мы видим борьбу за власть, влияние и контроль, а также использование культурных и политических механизмов для достижения своих целей. # Конкуренция и Влияние Грузинских Кланов Тайная партия, лидером которой был Анастас Микоян, имела свои корни в армянской спюркомпартии. Однако после смерти Сталина в 1953 году для этой партии наступили сложные времена. Пользуясь тем, что грузины потеряли двух своих лидеров — сначала Сталина в марте 1953 года, а потом и Берия в 1956 году, их стали вытеснять из руководящих структур в центре и других республиках. Чтобы остановить этот процесс, отдел организовал в марте 1956 года в Тбилиси бунт против десталинизации, на самом деле против подрыва влияния грузинских элит. Бунт был жестоко подавлен, погибло около 150 человек, но достиг своей цели: Москва, напуганная размахом протестов, согласилась с условиями грузинских кланов. Грузинские кадры по-прежнему должны были получать важные посты в Москве и регионах. Хотя центру удалось отстоять русского Павла Кованова в роли второго секретаря ЦК Компартии Грузии, ему пришлось пойти на то, чтобы бывший второй секретарь грузинского ЦК, Михаил Георгадзе, стал секретарём Президиума Верховного Совета СССР. Последний раз грузин занимал этот пост в 1921 году. Это было следствием разборок среди московских грузин — Гурий и Мерити и Мегрелов, окружавших Сталина, так называемое кремлёвское дело. После этого секретариат в ЦИК и Верховного Совета достаточно долго, 22 года, возглавляли уже не кавказцы, а русские — Акулов, Горкин и Пегов. В феврале 1957 года грузины вернули себе это влиятельное место практически навсегда на 32 года. Это был весьма важный пост в структуре власти, через который грузинские кланы на протяжении более 30 лет имели доступ к служебной, в том числе и секретной, документации Верховного Совета СССР и знали всё, что творится в депутатском корпусе страны. Также через структуру Верховного Совета грузины имели возможность влиять на систему награждения высшими наградами СССР, что было важнейшим элементом в деле влияния на республиканские элиты. Кроме этого, грузинские кланы в конце пятидесятых добились и других привилегий для себя. Во-первых, неприкосновенность от центра получали в Грузии местные цеховики, подпольные махинаторы, на которых во многом держалась грузинская экономика. Во-вторых, грузинские воры в законе, вторые по численности после славян, также имели меньшее давление со стороны центра. В-третьих, грузинские воры в законе отвечали за спюр, что также способствовало их влиянию. Грузия и Ставропольский край находятся почти по соседству, и грузинские воры в законе ещё в шестидесятых годах стали активно проникать в этот регион, где с их помощью возникали подпольные цеха. За всем этим пристально следил Варна, который более 7 лет, с 1965 по 1972 годы, возглавлял грузинское МВД. В итоге Ставропольский край и его номенклатура, вступавшие в коммерческие отношения с цеховиками, угодили на карандаш Шеварнадзе. Когда в сентябре 1972 года Шеварнадзе пошёл на повышение и стал первым секретарём ЦК Компартии Грузии, за этим процессом стали надзирать его люди. Во главе МВД был поставлен кадр из того же клана — Константин Леванидзе, который отработал в КГБ с 1952 по 1962 годы. В бытность Шеварнадзе в МВД он 5 лет возглавлял тбилисскую милицию, а потом 2 года был замом у Шеварнадзе, создав с ним крепкий тандем. В 1979 году Кити Лаз был переброшен в Совмин, возглавив там Первый отдел, который курировал эту структуру со стороны спецслужб. А на место Кити Лаза в МВД пришёл другой кадр Шеварнадзе — Гурам Гвираздзе. В грузинском КГБ, который считался соперником МВД и располагался напротив него, в семидесятых годах соперничество было во многом чисто номинальным. Грузинские кланы могли соперничать друг с другом по тактическим вопросам, но по стратегическим, например, обретение большего суверенитета, они были едины. На этой позиции стоял и глава КГБ Алексей Инаури, который возглавлял комитет уже больше четверти века с 1954 года. Первые замы у него обычно были русские, которым естественно не доверяли. Например, первый заместитель Владимир Козьмин пытался помешать созданию фильма *Покаяние*, но его попытки не имели успеха. Фильм был снят в Кутаиси, и многие, включая режиссёра Тенгиза Абуладзе и главу Союза кинематографистов Грузии Ризо Чхеидзе, были из Кутаиси. Они снимали фильм ради одной цели — на волне новой десталинизации, которая должна была начаться не в Грузии, а в Москве, добиться независимости республики. Местный КГБ поддерживал их. Например, заместитель начальника пятого отдела идеологии с 1979 по 1984 годы, при котором фильм *Покаяние* создавался, Анзор Майсурадзе, говорил: > "В 1960-х годах я 8-5 лет работал в небольшой стране Иордании и своими глазами видел, что значит независимость. Иордания была членом ООН, имела дипломатические отношения со многими странами, где представительства стран функционировали в Аммане. Я тогда часто думал: 'Неужели когда-то и у нас тоже будет так?' Нет такого человека, который не желал бы суверенитета." Когда в сентябре 1972 года Шеварнадзе возглавил ЦК Компартии Грузии, он стал специально выдавливать воров в законе из республики, преследуя две цели. Во-первых, всех цеховиков в республике взяли под свою крышу партийные власти на местах, завязанные на ЦК партии Грузии в Тбилиси. Во-вторых, воры в законе должны были рассредоточиться по Союзу и, захватывая хлебные места, помогли бы Шеварнадзе или Кутаисскому клану, а шире — отделу, захватывать власть в главном городе страны — Москве. На этом поприще фигура Горбачёва была весьма важной, поскольку на курортах Ставрополья, в первую очередь в Кисловодске, любили отдыхать члены Политбюро, особенно Юрий Андропов. Его соперник, глава союзного МВД Николай Щёлоков, предпочитал отдыхать в Грузии, в Пицунде. Поэтому Варна со своей стороны имел влияние на Щёлокова, а со стороны Горбачёва, с которым он был знаком ещё с комсомольских времён, на Андропова. Вместе они тянули друг друга, опираясь с одной стороны на официальных политиков, а с другой — на теневых криминальных лидеров и цеховиков. В итоге, в ноябре 1978 года Горбачёв стал секретарём ЦК КПСС, а Шеварнадзе кандидатом в члены Политбюро. Это стало началом их совместного похода к вершинам власти с одной общей целью — Советского Союза. При этом Горбачёву должна была достаться Россия, а Шеварнадзе — Грузия. К тому времени почти вся высшая элита, как партийная, так и хозяйственная, уже созрела для того, чтобы отделиться от СССР. Ситуация напоминала ту, что сложилась в Грузии в годы жизни Михаила Лермонтова в 1832 году. Хотя часть грузинской знати стремилась к интеграции с Россией, многие из знатных грузинских дворян были недовольны ограничением их традиционной власти и мечтали о её возвращении через восстановление независимости Грузии и грузинского царского рода. При этом большую роль в распространении национально-освободительных идей играла образовательная политика Александра I, открывшая грузинским дворянам двери в университеты Москвы и Петербурга, в пажеский корпус и артиллерийские школы. Во всех этих учреждениях в двадцатых годах XIX века были популярны либеральные идеи. После восстания декабристов, во время ссылки на Кавказ, некоторые из заговорщиков смогли познакомиться с ними лично, и идеи о грузинском национальном восстании приобрели реальные формы и были оформлены в виде заговора. Тогда же, в 1832 году, союзные власти много делали для того, чтобы двери союзных университетов, в стенах которых в годы разрядки уже вовсю гуляли либеральные идеи, широко открылись для грузинской молодёжи. Причём часто дело решали взятки, а грузинская интеллигенция тесно сотрудничала с московскими диссидентами и даже открыла у себя филиал Хельсинской группы. Но что же стало с грузинским заговором времён Лермонтова? Он был раскрыт доносу одного из заговорщиков, Евсевия Палаванадзе. Палаванадзе донёс на своих сподвижников в силу родовых разногласий, понимая, что его род в случае успеха заговора мало что получит от его вождей, которые принадлежали к роду Орбелиани. В итоге Николай I подверг 59 участников тайного общества лёгким наказаниям — они были высланы на проживание под присмотром в Северной русской губернии с воспрещением на всю жизнь возвращаться на Кавказ. Впоследствии наказания были смягчены, и бывшие заговорщики вернулись в Грузию. А Палаванадзе, хотя и был отстранён от воинской службы, не подвергся суду и не был лишён дворянского титула, но вынужден был остаток жизни прожить вне Грузии, в Печорском крае. То есть вернуться ему просто-напросто не дали, и он там и похоронен. В Советском варианте таких Палаванадзе среди грузин не нашлось, поскольку там был переворот не одномоментный, а ползучий, который длился не один год. Многие честные грузины даже не смогли разобраться в том, что происходит в ходе этого ползучего переворота. Советский заговор из Грузии стремился захватить командные высоты в центре, чтобы потом было легче диктовать ему свои условия, а по возможности и вовсе отделиться от него и присоединиться к другому хозяину — американскому. Об этом говорит всё тот же бывший чекист Анзор Майсурадзе: > "Что это за независимость, если мы всячески зависим от других и экономически, и политически? Представьте на минуту, если не было финансовых инъекций, что с нами было бы? Не нужны странам, которые на нас влияние оказывают, наша независимость не нужна и всё." Но это всё выяснится много позже. А тогда, в начале восьмидесятых, грузинская знать продолжала встраивать своих людей в союзную власть, чтобы в будущем добиться независимости. Например, когда Михаил Георгадзе умрёт в ноябре 1982 года, пост секретаря Президиума Верховного Совета СССР займёт опять же грузин — Мита Швили, который был креатурой всё того же Эдуарда Шеварнадзе. Они были знакомы давно: в пятидесятые годы вместе делали комсомольскую карьеру. В 1956 году Шеварнадзе стал вторым секретарём ЦК ЛКСМ Грузии, а Мита Швили — заведующим отделом в том же ЦК ЛКСМ. В 1965 году Шеварнадзе стал главой грузинского МВД, а Мита Швили, спустя год, возглавил не менее хлебное место — отдел торговли ЦК Компартии Грузии. Когда в 1972 году Шеварнадзе стал первым секретарём ЦК Компартии, он назначил своего приятеля главным кадровиком, заведующим отделом организационно-партийной работы ЦК. А когда, спустя 10 лет, в ноябре 1982 года в Москве скончался Михаил Георгадзе, который просидел в кресле главы Президиума Верховного Совета СССР 25 лет с 1957 года, то наследовал это кресло опять же грузин — Мита Швили. А спустя 3 года после переезда в Москву Мита Швили туда же переехал его приятель Шеварнадзе, заняв ещё более высокую должность — главы Министерства иностранных дел. Видя это, русский клан попытался выступить против грузинского, используя трибуну восьмого съезда писателей СССР как плацдарм для широкого наступления. Об этом мы с вами поговорим в следующих лекциях. Сегодня лекция закончилась. Спасибо за внимание. Книга *Белое движение* доступна во всех магазинах страны.

Назад

Залогинтесь, что бы оставить свой комментарий