Модернисты и постмодернисты. Лекция 2. Томас Манн - критик романтизма

ruticker 04.03.2025 15:25:09

Текст распознан YouScriptor с канала Арсений Дежуров

распознано с видео на ютубе сервисом YouScriptor.com, читайте дальше по ссылке Модернисты и постмодернисты. Лекция 2. Томас Манн - критик романтизма

# Лекция о Томасе Манне Я сегодня читаю лекцию о **Томасе Манне**. Обычно я так не делаю; я начинаю, как большинство педагогов, с английского романтизма. О, простите, с английского, как это называется, модернизма. Но тут две причины. Первая: у меня есть любимый ученик **Даниил Кухмистр**, человек, между нами говоря, со скверным характером. Это мы потом вырежем. Но тем не менее, знаете, да, любить не просто, но и не любить — ни сахар. Такого ученика, как Даниил, кумиров, слушал эту лекцию уже в разных вариантах, поэтому мне было стыдно при нём вновь изображать научное озарение, как это делают большинство лекторов на своих лекциях. Вторая причина: я позавчера в цирюльне, где славный цирюльник, сказал мне, что я как-то немножечко устал и что нужно это немножечко подновить. Он взялся за баночку с краской, но немножечко пережёвано. А да, она, да-да-да, я похож вообще в принципе с такими бровями. Не при тебе будет сказано, вот с такими бровями хорошо играть докторов комедии. Вот об этом речь впереди. Так что я избрал сегодня темы для разговора о **Томасе Манне** и очередной раз поразился неизбывной своей мудрости. Так оно и нужно было сделать. Только по названным примерам мы с вами читали, который я вам читал, а вы благоговейно слушали и до сих пор сдаёте мне. Сегодня напоминаю передачу, которая называется **"Романтики и реалисты"**. Мы говорили про два главных направления в XIX веке, и переход к разговору от романтизма и реализма к модернизму необходимо совершить при помощи **Томаса Манна**. Я вас уверяю, вы сейчас в это абсолютно поверите. Я смогу это доказать. В XIX веке появляется слово **модернизм**, на которое никто не обращает внимания. Почему? Это одна из причин, почему я веду разговор с немецкоязычной литературой. Слово модернизм появляется в статье у молодого **Фридриха Шлегеля**. А вы его помните? Это умный графоман, который создал философские основы и эстетику немецкого романтизма. Если говорить коротко, то эта система состояла в разрушении всех систем. Это философия, которая сделана из обломков, из фрагментов. Само слово **фрагмент** значит обломок. Именно так дошла до нас до сократического философа. Она выглядит как ряд обломков. Они дошли до нас не в целых книгах, они дошли в случайных страницах, в цитатах, в других произведениях, в виде эпиграфов к любовным письмам, в виде упоминания в школьных сочинениях, в которых необходимо было вставлять цитаты, как положено вставлять их сейчас на ЕГЭ. Это старинная древнегреческая традиция. Так всё неважно. Я просто представил, как пылает Александрийская библиотека и как дети пляшут вокруг неё, радуясь, как мало теперь придётся цитировать литературу. Так вот, гоним эти мысли. Не об этом речь. Фридрих Шлегель и его товарищи по перу, создатели романтической философии, создают философию, как будто она когда-то была целой, но доходит до нас только в обломках. Это философия, которая сразу представляет собой обломки. И, как водится, за этими обломками из них нельзя собрать целое. Это как будто разные штучки, бесформенные, из разных произведений, излучаются, являются лишь указанием на мысль. Или это целая мысль, но в следующем фрагменте она разоблачает, или она совершенно алогична — два-три слова, которые, кажется, должны быть продолжены чем-то умным. Появляется философия, которая противопоставляет себя всем философским системам, бывшим до неё, ибо один из немецких романтиков сказал: **"Лучше неверие, чем система верия."** Всё, что имеет видимость системы, будь то наука, будь то наука, которую можно пощупать, механика или выше из наук, которая и наукой не является, а именно философия — это нечто, что позволяет принять этот мир и оправдать его. Будь то наука или это философия, все они, когда имеют видимость системы, порождают ложное. Они порождают ложное ощущение жизни как механический дворец. Помните в **"Щелкунчике"**, дядя Цельмер подарил детям механический дворец? Его заводишь на ключ, и вот он зашевелился. И вот враг внутри замка на три стороны, вот чёртик выпрыгивает из табакерки, вот лебеди плавают по кругу. Но они не могут сделать ничего другого, как мальчик не упрашивает эти пары выйти на балкон, чтобы получше их рассмотреть. Они не могут этого сделать. Это механическая игрушка, прикидывающаяся живой, живой в то же время. А вот в **"Щелкунчике"**, в этой уродливой кукле чувствуется душа. Она одухотворена, кроме как колоть орехи, мало того, у него ломается челюсть, он и орехи тоже больше не может ломать. Вот всякая философская система подобна этому механическому лоу. Она прикидывается живой, живой, на деле не являясь. Один из образов романтизма — это оживший мертвец. А чем неприятны ожившие мертвецы? Они гораздо противнее и страшнее, чем обычные мертвецы. Прямо скажем, не самое приятное встреча. Человек интересен, когда он представляет собой одухотворённую плоть. По отдельности привидение труб не так интересно, но что делать с трупом, который начинает литься, который шутит, который, разговаривая, рассеяно засовывает руку в карман, вынимает оттуда полную горсть червей и прячет их застенчиво назад? Эти трупы гораздо страшнее. В романтизме они могут быть и смешнее в литературе, когда мёртвое прикидывается живым. Оно не оживает, оно становится ещё более мёртвым. Ожившее мёртвое живым не становится. Это относится и к романтическим историям, и к человеческим отношениям, и к философским системам. Когда романтики создают свою философию, они создают философию, лишённую системы, которая разрушает всякую систему. Тельное направление, кто вообще говоря разрушает эти системы? Ну я, а вы уже наслышаны, что никого кроме меня нет. Я об этом рассказывал на первых лекциях по романтизму и был наиболее убедителен в этих словах. Таким образом, весь этот мир так некрасиво, какой-то старенький, мне не нравится. Угу, это показывает, что он действительно был, что всё, что я говорю, имеет отношение к тому, что мы помним об этом. Так вот, поделён немецкой философией, так скажем, поделён на две неравные части. Деление мира слова, лад, немецки есть мыслящий Я. У меня есть внутренний мир. Нет разницы между внешним миром и внутренним, ибо всё, что я фантазирую, что я придумываю, существует. Немцы были убеждены, что я сижу под огнём, смотрю на языки пламени и вижу, как вырастают замысловатые блестящие поездки знатных рыцарей, дам. Это в языках пламени. Я гений, ибо весь мир, который я знаю, создан мной. И вы все, какими я прогоняю, не имеют никакого отношения к вам. Что всё-таки есть? Есть только такие вы в моём мире, которых я создал, довольно симпатичные, но я просто человек с хорошим характером. Вот, угу. И вот отсюда, отчего это, отсюда рождается следующий шаг романтизма более понятно, чем романтическая философия в романтической литературе, в её самой читаемой части, во всяком случае для русских, у Эрта Теодора Аде Гофмана есть прекрасные слова в его романе **"Житейские воззрения"**. Житейские воззрения Ката Мурра вкупе с фрагментами жизни капельмейстера и оганеса Крейслера, чудом уцелевшие в макулатурных листах, не дописан роман Гофмана. Ну то, что не дописано, это ладно, не надо ничего дописывать, ничего не доделывать. Тогда есть ощущение, что вы могли быть гениями. Вите ВС дело бросайте, не надо оставаться диалогом с данными. Это круче, чем дописать что-то. Поэтому романы не надо дописывать, стихотворения не надо дописывать, произведения, музыка не надо записывать. Вот дипломы надо дописывать, это никто не отменял. Вот в своём романе с этим длинным названием Гофман даёт слова следующим главному герою, музыканту: **"Я на одном вечере, где балагур, слуга, обратился к оркестру с подобными словами: 'Выше ло той поры я подобно высшему судье разделил весь мир на две неравные части: музыкантов и просто хороших людей. Но никто из них не будет осуждён. Напротив, всякой удостоить блаженства, но на свой особый лад.'"** Итак, два типа человека. Их всегда можно найти, их всегда можно увидеть. Скажем, романтики считали романтической книжкой про **Дон Кихота**. Дон Кихот — несомненный музыкант, Санчо Панса — прекрасный просто хороший человек. Пожалуйста. Кстати, немцы переводят **Дон Кихота** на немецкий язык, первый адекватный перевод. И вот сказать, кто из них лучше, никак нельзя, потому что это не моральные характеристики. Если говорить про просто хорошего человека, это очень даже хорошо, ибо просто хороший человек женится не по безумной любви. Просто хороший человек выбирает женщину, которая была бы хорошей матерью его детям. Это разве плохо? Женится не по расчёту, но с расчётом. Просто хороший человек не ищет богатства, но старается избежать бедности, ибо где бедность, там и порог, где богатство, там и порог. Поэтому нужен достаток, в котором будут воспитываться дети. Просто хороший человек получает удовольствие от этой жизни, и счастье в представлении просто хорошего человека — это долгое состояние довольства. Это, возможно, долгая любовь, которая будет перерастать, завершится смертью. Но если вы правильно всё будете делать в этой жизни, если будете идти путём добра, то загробная жизнь даёт вам предполагается как продолжение этой прекрасной жизни в обществе прекрасных душ, вас окружали в этой жизни на земле. Не наслаждение, а удовольствие, понимаете? Наслаждение — это что-то мимолётное, оно не приносит счастья. Нужно стремиться к удовольствию. Вот к чему надо стремиться. Все эти ваши наслаждения, вся эта любовь к музыке безумные, которые дават вас до безумия — это всё прекрасно, понимаете ли? То есть, вот будучи музыкантами, вы живёте в этом мире. Ну, конечно, вы выглядите, конечно, вы живёте в нищете, вас не интересуют деньги. Конечно, вы живёте в одиночестве, ибо найти пару для человека высокой души, ну, практически невозможно. Это иллюзия. Можно ощутить близость к такому человеку, но никак не пару. Это вы крайне неуклюжие. Посмотрите на себя. Почему? Потому что исполинские белые крылья, которые создают для того, чтобы там над землёй в урагане, недоступными для стрел, непокорными судьбе, мешают ходить по этой земле. Это характерная особенность людей одухотворённых, особенность музыкантов. О, всё спотыкаться, всё на себя ронять, всюду падать. Кто лучше: музыкант или просто хороший человек? Недаром и название само **"Просто хороший человек"** — это русский перевод **"Честный Бюргер"** по-немецки. Прекрасные слова. Но всё-таки как романтики открыли этот образ? А именно романтики выводят в литературу. Они делают необыкновенное открытие. Это именно открытие и необыкновенное. Романтики выводят в литературу деятеля искусства. И те из вас, те простофиля, которые в прошлый семестр записались к другому педагогу, хотя рядом с вами, а да, всё роняя, опрокидывая своими огромными белыми крыльями, существовал **Арсений Станиславович**. Те из вас, а дальше забыл, что я хотел сказать. Почему? Что я хотел сказать? Угу. А, наверное, они что-то упустили. Не чу тупость, а что-то упустили. Так вот, да, как же много они упустили. Ну ладно, поговорим лучше обо мне. Вот, влак. Ну что я говорю? Ну давай, не мучай меня, не говори про то, что вот романтики ввели образ. Вот, да, они ввели образ художника, ибо это, мои дорогие, сейчас невозможно представить литературу без образа интеллигента, интеллектуала, ценителя, изгоя, который мечется, изнемогая от рассудка. Его значит, рассудок, в общем, чахнет под влиянием обстоятельств или по каким-либо другим причинам. Это совершенно всё равно. Этот образ появляется только вместе с романтиками. Он вводит это об. Это самый конец века. А так, между мифом об Орфее, в литературе не было ни одного деятеля искусств. На всю литературу про всё писала литература. Она писала про рыцарей, она писала про ловких плутов, она писала про падших женщин, которые, естественно, потом раскаялись. Она гораздо более ССА пробро писала про человека, который 28 лет провёл на необитаемом острове неподалёку от уси великой реки Ориноко, и потом спасся чудесным образом. Она писала про человека, который оказался на острове маленьких человечков, огромных великанов и прочее. А про что только она не писала, но среди всего этого не было ни одного деятеля искусств. И когда сами деятели искусств писали про себя, они писали про что угодно, только не про свои отношения с искусством. Даже если, ну, великий скульптор пишет свою изумительную автобиографию, зачитать гораздо интереснее, чем все сочинения Александра Дюма. Там нет ничего про искусство, там есть про бегство, влюблённости, убийства, открыватель от погони, про что угодно, но не про искусство. Про искусство только подаётся же, кажется, это лучшее, что он мог нарисовать. Вот так, типа щелчком великого народа и поехали дальше рассказывать про то, а как же он зарабатывал, а как же он сражался с врагами и так далее, и так далее. Не про искусство. Человек тонко ощущает мир, тонкой душевной организации. Ли на этапе романтизма, это рубеж XI века, главное открытие **Томаса Манна**. Он входит в литературу с толстенным, при толстенном романом **"Бун Броки"**, который я сейчас вам расскажу в двух-трёх словах. Это легко мне дастся. Сам **Томас Ман** происходил из города **Любека**. Это город, обладающий статусом свободной земли, то есть это федеративная единица, свободный город Любек, исторически это центр ганзейского союза. То есть это главный из равных городов, первый из равных городов, включая, кстати говоря, **Новгород** в своём большом круге. Единственный европейский город России — это город торгового союза. Здесь всегда жили купцы высочайшей категории. Про такую купеческую жизнь из города Любека пишет **Томас Ман**. Про что это толстая, пре-толстая книжка? Специально вам показываю. Видали книжку? Да, толстая. Толстая, правильно. Про то, как поколения, как они жили, взрослели, старели, торговали, богатели, теряли деньги, вновь приобретали, занимали должности, женились, разочаровывались в жизни, умирали на разный манер. А когда начнётся то-то, они всё умирают и живут, они всё богатеют. Угу. Ало, дорогая, ты, я не могу сейчас, каким пеком, если не об этом. Ладно, всё, поцелуй, пока-пока, крошка, пока, извините. Так вот, угу. И вот смотрите-ка, когда начнётся, когда появится тот герой, которого мы все ждём. Мы же в литературе романтизма и реализма, которая не очень далеко ушла. Это всё равно герой тонкой душевной организации, хотя реализм, конечно, подл там и своего, он подл там маленького человека, он подбати в тест ли это романтизм, о котором я так впечатляюще вам рассказывал. И вот за 60 страниц примерно до окончания романа, вот это буро из прекрасного фильма, вот, ну, **Бун Броки**. Да, и вот появляется герой — мальчик необыкновенно одухотворённый, который влюблён в музыку. Его зовут **Ганн**. Его внутренние монологи, его рассуждения — то, чего не было у других героев. Других героев мы словно бы видели со стороны, и вдруг мы начинаем смотреть на мир глазами Ганна. А он настоящий музыкант. На него музыка производит такое чарующее впечатление. Человек тонкой души, человек с синими жилками на висках под белой тонкой кожей. Этот мальчик необыкновенно красивый и одухотворённый. Своей одухотворённостью, когда читает листа, смотрит на книгу, биографию этого семейства, родословную этого семейства **Бун Броки**, то, повинуясь непонятному наитию, он берёт линейку, перо, обмакивает в красное чернило и проводит линию, завершая жизнь этого семейства. Когда сенатор это видит, то он первым делом, конечно, даёт ОПХ своему сыну, как бы наче стояла и продолжает стоять педагогика. Вот и спрашивает: зачем ты это сделал? А тот, держа защиту, говорит: "Я не знаю, мне оказалось, больше ничего не будет." Скором времени он заболевает, умирает. Конец книги. Так стоп. То есть, значит, мы читали изо всех сил, протирая через жизнь эти. Будет интересно, кстати говоря, просто интересно посмотреть, что вот как люди, они просто живут и умирают. Ну, как, в общем-то, и мы с вами, кстати говоря, не хотел раскрывать вам на это глаза. Ну ладно, надо же говорить что-то новое в своих лекциях. Да, люди просто живут и умирают. И вот мы читали про этих Буров, и вдруг, наконец, пови герой, кого умер сам раньше всех. Этот герой — музыкант. Чёрт убери, **Томас Ман** делает великое открытие для всей немецкой культуры и для всего мира, меняя местами приоритеты. Если при формальном равенстве герой музыкант и герой просто хороший человек существовали в литературе, то теперь они поменялись местами. Главным оказывается честный Бюргер. Основа нации — это просто хороший человек. Это вот те люди, которые способны любить без кровоточащих сердец, а любить спокойно, чистой любовью, заводить детей, заводить честный бизнес, переживать трудности. Вот эти люди — главные романтики. Эти герои-музыканты вызывают сострадание, вызывают сочувствие **Томаса Манна**. А как относился **Томас Ман** к фашизму? По-всякому бывало. А кокаин или всё-таки получше? Слушайте, никогда не равняйтесь с этого, то что люди массово грамот и теперь начали читать про самих себя. Об этом ты подумай сама. Вопрос был про всеобщую грамотность, о том, что люди задумались. Но об этом ты подумай сама, я не готов ответить. Я остановлюсь сегодня на трёх великих произведениях **Томаса Манна**. Первое из них — это новелла **"Тонио Крюгер"**. Ранний **Томас Ман**. Место действия этой новеллы — город Любек, в котором, собственно говоря, как вы помните, **Томас Ман** родился и рос. А герой этой новеллы, как вы догадывались, **Тонио Крюгер**, ибо в названии заложена сама концепция произведения. В сжатом виде в названии произведения скрыта его программа. То есть, если произведение называется **"Жизнеудивительное приключение"**, значит, про жизнеудивительное приключение. Если **"Похождение хитроумного Дон Кихота Ламанчского"**, значит, про похождение хитроумного Дон Кихота. **Анна Каренина** значит, про **Анну Каренину**. Если **"Тонио Крюгер"**, значит, про **Тонио Крюгера**. Мы берём одно лицо. Это манера ставить эпоним в заглавие, присущее более всего XIX веку с его любовью сосредоточиться на романе биографии. Так, на корени не только, ну ты да, гада, Арена, не только ре всегда гордиться. Вот так вот. **Тонио Крюгер** — двое мальчиков-подростков. **Тонио Крюгер** и его друг **Ганс Ганн** идут из школы. **Ганс Ганн** обещал **Тонио Крюгеру** проводить того до дома. На пути им встречается весёлая ватаги мальчишек. **Ганс** извиняется перед **Тонио**, отходит, говорит с ними, и **Тонио** понимает, что **Ганс** объясняет им, что он обещал своему другу, что он проводит того домой. Возможно, **Гансу** и хотелось бы провести этот день в компании других мальчиков, но он обещал. А сердце **Тонио Крюгера** болезненно и сладостно сжимается от того, что его друг, которого он так любит, выбирает его. А что этот выбор даётся другу не без труда. Они идут, **Тонио** — мечтатель, черноволосый, его мать итальянка. Исторически итальянцы умеют любить, так считает европейская литература. То есть, на всякий случай, если ты, европейцы, пишешь про любовь, лучше переноси в Италию. Да, в которой ты, например, никогда не был, как Шекспир. Но лучше уж, если кто-то влюбляется друг в друга. Да, это несовершеннолетние дети, да, и умирают в конце от любви. У англичан не очень получается, лучше сделать вот так, что итальянцы — люди другой чувственности, другой чувствительности. Так что наполовину итальянец — это **Тонио Крюгер**, влюблённый в музыку, расспрашивает своего друга про книгу. Это пьеса Шиллера, писателя XVI века, **"Дон Карлос"**. И **Ганс** признаётся, что книга, конечно, ему очень понравилась, но он отвлёкся на альбом про лошадей. И вновь **Тонио Крюгер** переживает этот момент, почти сладострастный. Стройный, плечистый, красивый, с синими глазами. Это и того, а вы понимаете, что для немецкой действительности назвать человека в общем, потому что имя **Ганн** и фамилия **Крюгер** — это может быть Тине чем Фармани. А что касается белокурых голубоглазых немцев, так они, в общем-то, и все в лучшем варианте своём такие. Привет, заурядный мальчик, настоящий немец, добрый, честный, дружественный. Немцы умеют дружить, немцы знают, что такое честное слово. Это действительно честная нация. У немцев немало великих достоинств по отношению ко всем прочим нациям. И счастье этой первой ВНО — это несомненная влюблённость. А это несомненная влюблённость, конечно же, как оно и бывает, что мир любви открывается поначалу для подростка в дружбе. Потому что женщина — это, друзья мои, вы даже не представляете, насколько это страшно. То есть это уже как бы ты уже там задумался о них. Но это ужас. Это лучше клеить модели авиалайнеров честным ска в подростковом возрасте. Ничего другого не остаётся. Вот когда я пытался понять, что мне делать, мне соответствующее издание сказал, что читать **Леона Ваера**, принимать холодный душ и делать утренние пробежки. Мне помогло. Вот, хотя **Ге** остался моим любимым писателем. Так вот, 13 томов. Вот, поча открывается мир любви в дружбе, но затем наступает второй шаг. Это вырастает **Тонио Крюгер**, и он влюбляется, собственно, в девушку. Эта девушка — **Ингеборг Холь**. У неё особенность, которая не очень большая особенность. Она белокурая и голубоглазая. Это какая-то особенность, не с ней связанная с **Тони** — героем. Ему нравятся белокурые, голубоглазые, честные, прямые, верные и посредственные на полу, который устраивает учитель танцев. **Тон**, будучи крайне неуклюжим, а он неуклюжий, он загляделся в группе с девочками, а этот педагог начинает над этим смеяться при мальчиках, при девочках, при родителях. Это так унизительно, это так гадко. И **Тони** уходит. Он стоит у окна: **"Denn das Glück ist nicht geliebt zu werden, das ist ein Mittel gemischt genug Eitelkeit, das zu lieben kleine Träume anung."** Он запоминает это на всю жизнь. У него, да, счастье не в том, чтобы быть любимым. Быть счастливым значит любить, ловить мимолётные, быть может, обманчивое мгновение близости к предмету своей любви. Он записывает в памяти эту мысль, и дальше он движется по миру. Он становится известным писателем, ибо своё одиночество, свою никогда не замечает, кого черноволосую, чернодырка **Тами**. Почему-то их интересуют обычные простые люди, красивые, честные. Мысль, которую **Томас Ман** берёт, она берётся из немецкого романтизма. В том же упомянутом романе у **Гофмана**, где мой кофе в конце концов? Пусть вот здесь лучше экономится. Так вот, у **Гофмана** в **"Житейских воззрениях"** **Атамура** герой **Крейслер** влюблён в **Юлию Бенсон**. Она его ученица, даже как биографи была **Юлия Марк**, ученицей самого **Гофмана**, которая смотрит на любовь к ней **Крейслера** снисходительно с сожалением. Она не снисходит до этой любви, но снисходит до этого чувства. И при этом **Крейслер** не замечает принцессу **Гедвигу**, которая получает наслаждение от музыки, которая острее подойти к нему. Нако веет перед этим самым **Крейслером**, который крайне неуклюже, она всё время падает, как всё время падает. Э девушка **Магдалена**, которая всюду, где бы она ни оказалась, вызывает общественный шок и насмешки, потому что оказывается в самых нелепых ситуациях. Как оно водится за героями-музыкантами, глаза нь раскрывает русская художница **Лизавета**. Да, завершается нала. Помните ли вы, что однажды назвали меня **Бюргеров**? **Бюргеров** час, когда я имел оплошность вслед за другими признаниями заговорить с вами о моей к тому. Сознавали ли вы тогда, как близки вы к истине? Как тесно связаны друг с другом моя бюргерская сущность и моя любовь в жизни? Нынешнее моё путешествие вновь заставило меня об этом задуматься. Из меня получился **Бюргер**. О, забрендировать для немецкого языка семантически связан со словом искусство. Бес приютное собственное, значит, из меня получился **Бюргер**. О, зарей в искусство, цыган, тоскующий по хорошему воспитанию, художник с нечистой совестью. Ведь это **Бюргер** совесть составляет меня в занятиях искусством. Во изр вонд нечто двусмысленно, глубоко подозрительное, вызывающее опаску. Отсюда и моя нежность, граничащая с влюблённостью ко всему примитивно, простодушно, утешительно нормальному. Зарядном и благопристойность, а обыватели хотят меня арестовать. Я же толком и сам не знаю, что больше меня огорчает: **Бюргеры** глупы. Но вам, поклонники красоты, обвиняю меня во флегме и в отсутствии возвышенной тоски. Неплохо бы было бы понять, что существует творчество столь глубокое, столь предначертано роковое, что нет для него ничего сладостней и желания, чем блаженная обыденность. Перевод на табе, то есть очень хорошего переводчика. Вот такой вот герой и вот такая вот тема. Настолько возвышенный герой, что его влечёт к себе всё обыденное. Настолько возвышенной, и при этом на глаза деятелей искусства заблудший **Бюргер**. Он хотел бы быть таким, как эти белокурые голубоглазые, но это ему не дано. Он боится этого, а с другой стороны, он опасается всего вызывающего. Он опасается искусства как разрушение всяческих норм и правил. Он следует им, им моральное, то чего не боялись романтики. Об этом вы ещё подумаете. Это гениальная новелла. Я как говорю, **Булак**, тут не всё рассказал. Я однажды как-то взял студенческую тетрадь, там было написано, что **Тонио Крюгер** любит. # Лекция о Томасе Манне Томас Манн по жизни становится сторонником всего, что связано с семьёй: рождением детей, воспитанием детей. В этом ему отчасти повезло, то есть семья у него была. А в своём стремлении создать нечто здоровое и некую опору нации он был близок к тому, чтобы принять нарождающийся фашизм. Но напоминаю, фашизм только нарождающийся. Он тогда многих вдохновил. Заметим, Томас Манн — первый из немецких писателей, который принесёт покаяние перед всем миром в том, что из-за немецкой литературы и немецкой музыки появляется фашизм. Томас Манн считал, что фашизм вырастает из немецкого романтизма. По понятной причине — духовного. А вы заметьте, что немцы — это самая романтическая нация. В ней удивительным образом сочетаются два качества: первое — это расчётливость, то, что немцы называют словом **"орднунг"**, а русские — словом **"порядок"**. Это даже не синонимы. Вот отсутствие юмора, любовь ко всему сдобному, сыто очищенному, немецкая классическая музыка, немецкая классическая философия, немецкая поэзия — как это соединяется? А оно толком и не соединяется. Оно как две вещи, которые не смешиваются, а бухаются в душе немца. По счастью, прекрасная философия, прекрасная наука. И тут нет никакого эпитета, который можно поставить рядом со словом **"фашизм"**. Жена Томаса Манна оказалась еврейкой. Наверное, это помогло ему сориентироваться в своих политических взглядах. Томас Манн представляет собой лагерь яростных антифашистов. А в новелле, о которой пойдёт речь, это величайшее произведение мировой литературы, она называется **"Смерть в Венеции"**. Стало быть, главное не герой, главное — смерть. Где в Венеции? Правда, латик. Конечно, что я сейчас сказал, я с трудом записываю. Вот положи свой дневник этот на стол, выйди из класса и встань в угол. Я честно стараюсь записывать за вами, но не всегда успеваю. В этой новелле сочетается несколько тем, так скажем, несколько импульсов к её созданию. Новелла, в которой отражается присущая немецкой литературе и немецкой культуре, возникшая в X веке, кажется, в пору сентиментализма. Сначала сентиментальная, затем романтическая дружба, представления о чувствительном характере, эротической природе. Если раньше всегда можно было ехать по автостраде в России и видеть надписи, например, **"Сердце"**, то в Германии можно было увидеть что-то вроде **"Дружба"**. То, что в российской действительности такого нет, на это бы посмотрели косо. Для немецкой культуры это совершенно естественно. Немецкая культура чувствительна в отношении дружбы, это надо учитывать. Так что вся немецкая литература, немецкий романтизм всё предполагает рядом с любовью и дружбу. То есть, скажем, если кто-то пишет свой роман **"Страдания юного Вертера"** про любовь к Лоте, то это роман в письмах, который направлен другу Вертеру. То есть рядом с романтической любовью есть ещё человек, которому ты рассказываешь про эту любовь. Томас Манн говорил только про то, что ему знакомо это эмоциональное переживание. Будучи человеком уже зрелых на тот момент лет, как ему казалось, он влюбляется в юношу. У него никогда не было произнесено ни одного слова, это был исключительно зрительный контакт. Но эта встреча с необыкновенным юношей, Тадеушем, составила первый импульс для написания новеллы. Этого было бы достаточно для того, чтобы написать хорошую новеллу, для того чтобы написать великую новеллу. Мало следующее — это влюблённость пожилого Гёте. Гёте никогда не терял интереса к женщинам. Он знал только о дружбе, но ему нравились даже женщины, которые были на 5 лет моложе. Любить нельзя, когда он говорит про 5 лет, прибавляя, что он гений. Поэтому ему это удаётся. А вообще говоря, он считал, что это невозможно. Он знал, что это никак невозможно, но возможно, будучи человеком пожилым, влюбиться в юную девушку. Её мать была настолько славна, что она пыталась сделать эти отношения более близкими. Это не удалось, но из этого появляется недостижимый, очень юный объект. Что важно, это новелла про немецкую литературу. Она не про частный случай странной влюблённости, а про искание и выбор немецкой литературы, её триумф и падение. Немцы — народ музыкальный, как Гёте. Это почти всё в немецкой литературе. Если бы не было никакой немецкой литературы, кроме Гёте, а до Гёте её не было, если бы её и после Гёте не было, этого было бы достаточно для того, чтобы немецкая литература была великой. Вагнер, даже если бы не было величайшей немецкой музыкальной культуры, а первые четыре эшелона гениев — это немцы и чуть-чуть итальянцев. Извините, Вагнер — это фигура почти. Вагнер умирает в Венеции. Венеция — город смерти. Венеция всегда умирает. Это город, с которым связано ощущение смерти. Одновременно Венеция — это карнавальная Венеция, это смерть. Венеция постоянно уходит под воду, она всё время тонет. С Венеции начинается Великая чума, первое великое потрясение всей Европы. Великая чума 1343 года начинается с Венеции. Так что не случайно местом выбрана Венеция накануне написания этой новеллы. Предпоследний из композиторов. Жизнь Томаса Манна признавался, что этот факт повлиял на написание новеллы. Итак, герой этой новеллы — Густав фон Ашенбах. Фамилия отдалённо говорящая, ибо с фамилией Эшенбах начинается немецкая литература. Вольфрам Эшенбах — немецкий писатель, создатель романа о Парцифале. Это высшее, наверное, достижение европейской духовности, на которой стоит европейская всеобщая культура. Для того чтобы найти Святой Грааль, чтобы не называли этим словом, это не факт, что это чаша Святого Иосифа Аримафейского. Желания просто для того, чтобы им обладать, нужно совершить ряд духовных подвигов. Если ты их совершил, то ты становишься обладателем Святого Грааля вместе с пониманием того, что мирских желаний у тебя больше нет. Потому что если ты совершил такие духовные подвиги, то уже нет мирских желаний, и ты, имея возможность использовать Святой Грааль, становишься его хранителем. Прекрасная идея, на которой стоит европейская духовная культура. Итак, то, что связано с именем Эшенбах, а Лукино Висконти, который поставил фильм на эту тему. Я этот фильм не очень люблю, потому что, как мне кажется, он сужает всё это до локальной истории. Жизнь гея нелегка, хочу вам сказать. Но хочу ещё добавить: запишите это — не только гея. Да, вот, то есть жизнь вообще нелегка. Запомните это базовое. А дальше вы уже можете писать курсовые на каждую отдельную тему, кого именно жизнь нелегка. Вот для Лукино Висконти это личная драма, и фильм Лукино Висконти, получивший мировое признание, при этом, мне кажется, искажает смысл произведения. Это только один аспект, самый на деле неважный, поскольку произведение про немецкую литературу. Оно не про то, что кто-то влюбился в возвышенно ботаническую любовь в этого мальчика. Не про то, в общем-то, даже что Гёте влюбился в юную девушку и чуть было там не случилось. Это не об этом книга. Но тем не менее, фильм посмотрите. Знаменитый фильм. Тыкаешь, платье. Кто так? Я запиваю. Кто записывает? Неужели буквально за вами те же слова? Да, да, мы записываем одни и те же ваши фразы одновременно. Так записывай ты чётные строчки, а ты нечётные. Ну так вот, этот самый уже пожилой человек, ему за 40, как в общем-то, тому и сумасшедшему. Он знаменитый писатель, его произведение проходит в школе. Он вдовец, он похоронил свою любимую жену. Сейчас здоровье его неважное, рекомендуют ему отправиться на отдых на какой-нибудь курорт в Европе. И всех курортов он выбирает наиболее достижимый — это Венеция. Когда Ашенбах выходит из дому, затем чтобы пуститься в странствие, он встречает странного путника. Этот путник с Като мерко улыбкой. Ну, друзья мои, что мы думаем, когда смотрим на рыжих согла? Храх путников, конечно, Чёрт. Да, Чёрт, потому что всем известно, как выглядит Чёрт. Мы это знаем. Ашбах прибывает в Венецию на пароме. Он отправляется к отелю, в фильме Лукино Висконти он называется **"Эсмеральда"**. Потом я скажу, почему называется это паром **"Эсмеральда"**. А на этом пароме он видит компанию резвых молодых людей, среди которых особенно резвость выявляется у одного в белом костюме, в кайном жилете, в белой шляпе. Этот парень особенно выпрыгивает, особенно резвится, постоянно находясь в центре внимания публики. Но когда пригляд к тому, понимает, что юноша — это уже взрослый человек, даже преклонных лет, над которым немало потрудились, за тем, чтобы придать ему видимость юности. Он просто очень хочет находиться среди молодых людей. Это вызывает отвращение у Ашенбаха. Ну, в самом деле, зачем находиться этому пожилому мужчине среди молодёжи? Так вот, это зрелище вызывает раздражение. Ашенбах высаживается с парома, находит гондольера, а тот привозит Ашенбаха к отелю, немедленно уезжает, не взяв денег. Скорее всего, он нет денег по той причине, что не желает с ними связываться, занимаясь незаконным бизнесом. Он покидает оба, предпочитая свободу сомнительным деньгам. Но в этом есть и странность, большая странность, мифологическая странность. Мысль о помимо чём-то, на котором выва на другой берег, возникает такое ощущение, что этот болезненный Ашенбах, прибывший в этот отель, на лодочнике, который не взял с него денег, словно бы не вернётся оттуда. В столовой его взгляд, который скользит по присутствующим, останавливается на одном лице. Здесь какое-то славянское семейство, видимо, польские аристократы. В этом семействе выделяется один юноша лет 14. Это неважно, какая разница, не сколько. Слушай, я не понимаю, это точно, это неважно. Да, останавливается на лице этого юноши. Это лицо не только что красивое, много всяких красивых лиц, но это тонкая кожа, эти синие жилки на висках, которые словно бы указывают, что этот юноша предрасположен к мигрени. И вот он не создан для долгой жизни, думает Ашенбах. Он возвращается домой, ложится спать рядом с портретом своей покойной жены, которую он поставил на тумбочке. А на следующее утро, когда он приходит в столовую, он вновь смотрит, опять находит ничего более интересного, чем этот юноша. Для Ашенбаха, этого писателя, нет ничего более интересного, чем смотреть на этого юношу. А кажется, когда спускается в столовую, ищет взглядом, где Ашенбах, и находя его, садится. Дальше, будучи здравомыслящим существом, Ашенбах решает уехать из этого отеля. Но же в Италии багаж отправили не с тем поездом туда. Поэтому приходится подождать, когда вернутся все вещи Ашенбаха. Он вынужденно живёт дальше в отеле. Чем больше он живёт, тем больше он привязывается к этому юноше. Ашбах отправляется гулять по Венеции, и там он замечает, что около колодцев рассыпают хлорную известь. Зачем? Он заходит в парикмахерскую, где балагур итальянец, приводя Ашенбаха в порядок в соответствии со своими итальянскими представлениями о красоте, возвращая Ашенбаху молодость. Да, у Ашенбаха появляется исчезает седина в волосах, пов содержащих разные молодильные вещества. А сам Ашенбах, да, Ашенбах смотрит цветущий. Да, омолон совершенно иной Ашенбах, совсем не похожий на прежнего немецкого писателя. Ну, не говорится в тексте, но более похоже на того самого фальшивого парня, который пел на пароме. А между делом сообщается, что на карантин в Венецию прибыло судно. А на этом судне умер юноша Юнга от какой-то болезни, так чисто внешне напоминающей холеру. И того гляди город закроет на карантин. Это прекрасно, это отлично, потому что никто никуда не уедет. Все эти богатые туристы, которые съехали сюда, останутся здесь жить, покуда не снимут карантин. Здорово, здорово. А если проболтаться раньше времени о том, что в городе холера, то все эти богатые туристы расхватали. Болтовня этого цирюльника заставляет Ашенбаха задуматься: надо сообщить польскому семейству. Но это что же, они уедут? И становится понятно, что единственное, что есть в жизни Ашенбаха, — это его взгляд, с которым они обмениваются с этим юношей. А этот юноша, да, поворачивается. Исследователь Ашенбах не может сказать ничего польскому семейству. Они возвращаются в гостиницу, Ашенбах сидит под зонтиком, шезлонге и смотрит на море. Вернее, на тацио, на берегу моря. На берегу моря Тадзио борется с другими мальчишками, где его сильнее, а он Повали мор в песок. Некрасиво, готов бы на помощь. Но тут сила сло своей жертвой. Тадзио очень бледный, приподнялся и несколько минут сидел неподвижно, оши рукой песок, волосы его спутали, глаза были темны от гнева. Затем он поднялся и просительной, раскаиваясь своей выходки, догнал его, ещё примирения. Тадзио движением плеча отвёл его попытки и пошёл на искосок вниз к воде. Он был босиком в своём всегдашнем полосатом костюме с красным бантом. Там он постоял задумчиво, опустив глаза и выводя ногой на мокром песке какие-то фигуры. Затем вошёл в развившийся подле большого маленького моря, где на самом глубоком месте вода не доходила ему до колен. И неторопливо, ступая, добрался до песчаной отмели. Здесь он снова помедлил, глядя в морскую даль, и побрёл влево по длинной и узкой косе земли, отделённой от тверди водою и от товарищей своей гордой обидой. Он — существо обособленное, ни с чем и ни с кем не связанное, бродил у моря перед лицом беспредельно. И волосы его развивались на ветру. Он опять остановился, вглядываясь вдаль, и вдруг, словно вспомнив о чём-то или повинуясь внезапному импульсу, он рукою, упершись в бедро и не меняя позы, красивым движением повернул голову и торс к берегу. Тот, кто соел его, сидел там. Когда в рера этот сумеречно-серый взгляд впервые встретился с его взглядом, голова его, прислонённая к спинке кресла, медленно обернулась, как бы повторяя движение того вдалеке. Потом поднялась навстречу его взгляду и упала на грудь. Его глаза теперь смотрели снизу. Ашбаху чудилось, что бледный и стройный юноша издалека швт ему улыбку, кивает ему, сняв руку с бедра, уходит в раковое незримое пространство. И как всегда, он собрался последовать за ним. В своём кресле его отнесли в комнату, которую он занимал, и в тот же самый день потрясённый мир с благоговением принял весть о его смерти. Перевод Михаила Рудницкого. То есть, очень хороший психолог в греческой культуре — это проводник душ царства мёртвых. Вопрос: о чём новелла? Почему, если это новелла о влюблённости в юную девушку, зачем нужно менять пол ребёнка? А что, если бы он влюбился в девушку? Что-то поменялось бы? Зачем это нужно? Не будь влюблён, тоже обре. Поверьте мне, я педагог с большим стажем. Так вот, мне рассказывали, я читал. Так вот, почему такой сокровенный смысл этой новеллы? Как это соприкасается с представлениями о высших проявлениях, с представлениями об этике? Об этом расскажу сдуй почти нечитаемый роман Томаса Манна **"Доктор Фаустус"**, о котором вам обязательно нужно знать, потому что иначе как вы будете пушить хвост в гуманитарном обществе? Никак. Да, но я вам помогу. Спасибо вам за внимание. Здорово! Спасибо, дорогой N.

Назад

Залогинтесь, что бы оставить свой комментарий